— Посмотрим, дорогой Эркюль, посмотрим, у нас еще будет время поговорить об этом.

Поняв ход ее мыслей, Шампион расхохотался. Подвинув кресло к кровати, он спокойно уселся в нем.

— Теперь ты знаешь предмет нашего разговора, — продолжал он, — и, надеюсь, тебе ясны причины, заставившие меня решиться на этот шаг. Только не надо смотреть на меня такими глазами! Уверяю тебя, я вовсе не сошел с ума и нахожусь в полном рассудке. Повторяю снова, я люблю тебя, Элен! До сегодняшнего дня страсть моя была робкой и тайной, ибо между нами стоял Жорж и мне приходилось молчать, теперь же он мертв и я наконец могу откровенно говорить с тобой.

Элен хотела было ответить ему, но знаком попросив ее помолчать, Шампион продолжал свою речь:

— Я хочу, чтобы ты поняла Элен, что помимо вопроса о любви, брак наш был бы самым благоразумным решением, ведь ты единственная наследница своего мужа, не так ли?

Графиня скривила губы в презрительную усмешку. Ей показалось, что теперь она наконец поняла истинную причину странного поведения этого человека.

Шампион заметил эту улыбку, но, по-видимому, оставил ее без внимания.

— Наследство вовсе не так велико, как ты полагаешь, Элен, — продолжал он, — и тебе грозит скорое и неминуемое разорение, если только во главе завода не встанет способный и энергичный человек, а я единственный, кто способен на это.

— Таким образом, ты предлагаешь мне выгодную сделку, но зачем же в таком случае рассказывать о какой-то робкой любви? Ты делаешь это из вежливости или просто по причине своей ограниченности?

Даже у такого человека, как Эркюль Шампион, как правило, остается хоть какое-то достоинство и некоторые слова, определенным образом сказанные женщиной, могут задеть этих людей за живое.

Эркюль изо всех сил впился ногтями в подлокотники кресла, но в лице его не дрогнул ни один мускул и он твердым голосом продолжал:

— Перестанем говорить о моей любви, будем считать ее просто…

— Просто жадностью? — презрительно прервала его Элен.

— Да, жадностью, — согласился Шампион. — Итак, мною движет лишь жадность. Богатство графа де Ранкона соблазняет меня и я должен завладеть им во что бы то ни стало, именно поэтому ты и должна выйти за меня замуж. Да, ты должна сделать это!

Разгорячившись во время разговора, Эркюль, казалось, опьянялся звуками собственного голоса.

— Да, — продолжал он, — ты слишком плохо меня знаешь, если полагаешь, что твое сопротивление сможет остановить меня. Мы договорились не упоминать больше о любви, Элен, но мне придется снова вернуться к этому вопросу. Ты должна узнать, что мне пришлось вынести для того, чтобы завоевать тебя, лишь тогда ты сможешь понять, на что я способен.

Ты, может быть, помнишь, как я впервые пришел сюда, смиренно моля о пристанище. Тогда я еще был бедняком, плохо одетым, неуклюжим и смешным. Должен признаться, что все отнеслись ко мне хорошо и я был немедленно зачислен в число… твоих слуг.

Кто заставил тебя согласиться на это? Никто. Возможно, ты даже слишком хорошо отнеслась ко мне. Я получил право сидеть за твоим столом, хотя и на самом скромном месте, и есть ваши объедки. Ты позволила мне наблюдать за ростом твоего богатства в качестве голодного наблюдателя. Красавец Октав снисходил до того, чтобы шутить со мной, а благородный герой Жорж был настолько добр, что переложил на мои слабые плечи весь груз своих дел.

Развеу меня были причины для недовольства? Напротив, я многим обязан тебе и, работая день и ночь для твоего обогащения, должен быть благодарен за объедки с твоего стола.

Но, к сожалению, все это не могло удовлетворить меня, ведь у меня хороший аппетит и я принадлежу к той категории людей, которые не могут довольствоваться малым. Войдя впервые в твой дом, я сразу же сказал себе: «Нуармон должен стать моей собственностью!» Я говорю это и теперь, готовый осуществить свой план.

Слушая эту циничную исповедь, молодая вдова, дрожа от ужаса, спрятала лицо в шелковое покрывало.

— Такова была моя цель, — помолчав продолжал Шампион, — а к победе меня привели следующие средства: я не мог и мечтать захватить завод в процветающем состоянии, это было бы мне не по силам, но если сам я не мог подняться до нужной высоты, то мог все же ухудшить состояние дел в надежде со временем осуществить свою мечту.

Как только план был составлен, я принялся за его выполнение. Какую огромную работу мне нужно было проделать для этого! Прежде всего мне предстояло завоевать расположение Жоржа, а потом и его доверие. Позже, когда в результате его болезни все управление перешло в мои руки, я пустился во всевозможные махинации, но делал все тайно, не оставляя письменных свидетельств, чтобы ни в чем не скомпрометировать себя. Разве ты хоть раз видела меня без улыбки?

Спасением для меня было собственное ничтожество. План был составлен таким образом, чтобы никто не мог ни в чем меня обвинить или заподозрить. В любом случае я всегда мог ответить: в этом деле у меня нет никакой заинтересованности.

Предприятие мое осуществлялось вполне успешно. Жорж умер, даже не подозревая во мне причины всех своих неудач, и сейчас чугунолитейный завод Нуармон находится на грани банкротства и может быть спасен лишь тем, кто причинил ему весь этот вред.

Шампион вел свой рассказ очень спокойно, наслаждаясь реваншем за длительное молчание и получая огромное удовольствие от сознания беспомощности и ужаса графини. Ее слабость вызывала у него лишь злорадство.

Понаблюдав некоторое время за Элен, он продолжал свой откровенный рассказ:

— Однако покупная цена завода, хоть и значительно уменьшившаяся, все же мне не по карману. Даже если бы у меня и нашлись эти деньги, то подобное приобретение неминуемо навлекло бы на меня подозрение, бросив тень на мои поступки. Поэтому Нуармоном я могу завладеть, лишь став его законным наследником, а для этого мне необходимо жениться на тебе. Искусственно вызванный упадок предприятия имел лишь одну цель — чтобы однажды, когда ты овдовеешь, я смог заставить тебя стать своей женой. Выбор теперь за тобой!

— Я уже сделала выбор, — тихо ответила графиня.

Однако Шампион, казалось, не расслышал этих слов и, не обращая на них внимания, снова заговорил:

— Теперь дело в том, чтобы одновременно удовлетворить и мое честолюбие и мою любовь. Ведь ты сомневаешься в ней Элен, не так ли? Клянусь тебе, она истинна и наполняет мое сердце, хотя, судя по тому, что я только что сказал тебе, любовь моя скорее напоминает ненависть.

О, ты могла бы удостовериться в этом, если бы только захотела! Были минуты, когда ты могла одним своим взглядом спасти нас обоих, ибо если бы я был уверен, что мое горе заставляет тебя страдать, что ты не презираешь меня, я никогда бы не задумал этот ужасный план, который должен осуществиться сегодня ночью. Но ты была слишком горда! Ты даже не замечала моих страданий.

Разве простые люди, вроде меня, могут испытывать любовь? В твоих глазах я был полным ничтожеством. Что представляет из себя какой-то Шампион? И я поклялся, что когда-нибудь покажу тебе, на что способен этот самый Шампион.

Я никогда не ревновал тебя к графу Жоржу, ведь ты никогда не любила его, но ты любила его брата и это доставляло мне невыразимые страдания. Ты даже не знаешь, сколько раз я следил за тобой в саду и в гостиной, когда ты была уверена, что тебя никто не видит. Сначала я действительно работал на твоего мужа, но вскоре работать на другого стало для меня просто невыносимо. Я негодовал на судьбу и теперь я наконец победил ее!

— Если ты действительно любил меня, Эркюль, — мягко перебила его графиня, — и если любишь меня до сих пор, то почему причиняешь мне такие страдания? Мне известны муки безнадежной любви, ибо я и сама в полной мере испытала их. Хоть ты и причинил мне много зла, но я прощу тебе все. Стань же снова тем, кем всегда должен был бы быть — моим другом. Если нельзя загладить ущерб, причиненный тобою, то я примирюсь с этим, но если есть какие-либо другие средства, то давай воспользуемся ими.