Имя Веддингена было у всех на устах. Его успех с полной очевидностью показал, что можно в дальнейшем ожидать от подводных лодок после того, как они так неожиданно доказали уже свою способность долго держаться в море.

Из-за моря также пришли хорошие вести: «Эмден» предпринял успешные действия против английской торговли в Бенгальском заливе, а легкий крейсер «Кенигсберг» у берегов Восточной Африки, перед Занзибаром, потопил английский крейсер «Пегасус» и тем отомстил за обстрел Дар-Эс-Салама.

К середине сентября IV, V и VI эскадры, образованные в начале войны из старых кораблей, были уже достаточно обучены для того, чтобы можно было привлечь их к несению службы в Северном море. Для эскадренного боя они были непригодны, [96] но с успехом могли взять на себя несение сторожевой службы в устьях рек, охраняя эти устья от всяких покушений в период отсутствия флота. Но они не были использованы для этой цели. Присутствие эскадр в первые недели войны в Балтийском море во всяком случае принесло пользу в том отношении, что в представлении русских наши морские силы Балтийского моря казались более мощными, чем это было на самом деле. Это обстоятельство и, быть может, недостаточная уверенность в своей собственной боеспособности[31] заставили русских воздержаться от активных действий.

Впрочем, главнокомандующий морскими силами Балтийского моря тотчас же сам предпринял наступательные операции, так как только таким способом можно было создать обстановку, которая повлияла бы на образ действий русского морского командования. Несмотря на то, что первоначально главнокомандующий располагал всего двумя легкими крейсерами — «Аугсбург» и «Магдебург», несколькими миноносцами и торговыми судами, приспособленными для постановки мин, он не стал ждать перехода русских к активным действиям и вскоре же после объявления войны предпринял обстрел Либавы, который хотя и не причинил много вреда, но зато побудил русских собственными руками довершить разрушение. Кроме того, у входа в Финский залив были поставлены мины.

Намеченная цель была полностью достигнута, а потеря легкого крейсера «Магдебург», который 27 августа выскочил на мель, была возмещена 11 октября, когда броненосный крейсер «Паллада», участвовавший в свое время в обстреле сидевшего на мели «Магдебурга», стал жертвой нашей подводной [97] лодки U-26. Этот успех смог отбить у русских охоту к активным действиям[32].

Не входя в подробное рассмотрение выполненных на Балтийском театре операций, можем сказать, что они имели в высшей степени благоприятное влияние на наше общее положение в тылу. Не отвлекая от флота крупных сил и не ослабляя флот, мы сумели с помощью имеющихся ограниченных средств держать русский флот под постоянной угрозой, так что с моря не было сделано ни одного выстрела по германским берегам и беспрепятственно продолжалось столь необходимое для военных нужд торговое судоходство. Путем наблюдения и охраны южных выходов из Бельтов и из Зунда было достигнуто положение, при котором западная часть Балтийского моря могла быть использована для практических упражнений флота. При отсутствии этого учебного плацдарма было бы очень трудно [98] натренировать новые соединения, сформированные в начале войны, и производить пробные плавания и обучение стрельбе личного состава вновь построенных кораблей.

В дальнейшем ходе войны возможность использования западной Балтики для поддержания боеспособности флота стала вопросом жизненного значения. При выполнении операций в Северном море внимание командования на борту было поглощено заботами о предупреждении опасности, угрожавшей, в результате контрмер противника, прежде всего со стороны подводных лодок. Половина верхней команды была занята на вахте по боевому расписанию, а машинная команда, за исключением подвахтенных, нуждавшихся в отдыхе, находилась на своих местах, почему и не могло быть речи о производстве общих учений всей команды под руководством командира корабля. Между тем в бою мы могли рассчитывать на успех только при наличии высокой степени обученности личного состава. Наиболее удачным для этой цели учебным плацдармом являлась западная Балтика вместе с расположенной там Кильской гаванью. При отсутствии возможности использовать этот район нечего было бы и думать о том широком развитии подводного оружия, которое стало необходимым по ходу войны.

Если учесть значение, которое имело для нас это учебное поле, и огромную роль, которую играли Кильские заводы и особенно Фридрихсортская торпедная мастерская, производительность которой явилась впоследствии главной базой ведения подводной войны, если учесть, что все это не могло быть неизвестно противнику, то остается только удивляться тому, что неприятель не сделал никакой попытки перерезать эту жизненную артерию. Решение Дании в самом начале войны заградить минами северную и среднюю части Большого Бельта соответствовало желанию нашего Адмирал-штаба, который стремился повысить степень безопасности в Балтийском море. Была ли Дания правомочна заграждать этот фарватер, имевший международное значение, — это другой вопрос. Англичане [99] также примирились с существованием заграждения хотя бы уже по той причине, что в их планы войны не входило намерение прорываться в Балтийское море. Но для свободы действий нашего флота заграждение имело весьма вредные последствия, так как после его постановки большие корабли были лишены возможности проходить в Балтийское море вокруг Скагена в том случае, если бы в этом встретилась необходимость при выполнении дальних операций в Северном море; для нашего флота во всех случаях оставался единственный путь к отступлению — к Гельголанду. Адмирал-штаб полагал, что по политическим соображениям было бы неудобно предъявить Дании требование об открытии Большого Бельта.

Из числа различных минно-заградительных операций, выполненные Флотом Открытого моря в осенние месяцы 1914 г., особого упоминания заслуживает поход, предпринятый 17 октября к SO-му берегу Англии. Для этой цели из устья Эмса была выслана под командованием капитана 3 ранга Тиле 7-я полуфлотилия, состоявшая из миноносцев S-115, S-116, S-117 и S-119. Ввиду рискованности операции выбор остановился именно на этих более старых миноносцах, так как они были мало пригодны для выполнения иных заданий. Экипажи миноносцев в полном составе выразили добровольное желание участвовать в этом опасном предприятии. Задание заключалось в постановке мин в Даунсе — проходе, который ведет из Дувра к устью Темзы. Английское Адмиралтейство выпустило извещение, согласно которому район между параллелями 51°15′ и 51°40′ северной широты и меридианами 1°35′ и 3°00′ восточной долготы (т. е. полоса шириною в 25 миль, расположенная между английским и голландским берегами) объявлялся опасным от мин. Таким образом, судоходство должно было происходить вплотную у берегов, где оно подвергалось английскому контролю, благодаря чему облегчалась задача английского сторожевого охранения. Путем постановки заграждения в оставленном узком проходе, который вел к устью Темзы, [100] можно было надолго приостановить подвоз, направлявшийся в Лондон.

Образ действий Англии, прибегавшей к постановке мин в открытом море (как это было видно по смыслу этого оповещения), освобождал нас на будущее время от необходимости придерживаться существовавших до тех пор ограничений, согласно которым мины могли ставиться только в неприятельских территориальных водах, что, конечно, было связано с большой опасностью для заградителей, поскольку они вынуждены были приближаться к зоне прибрежной охраны.

Полуфлотилия покинула Эмс еще задолго до наступления рассвета. У плавучего маяка Хаакс, в 15 милях к W от 3-й оконечности острова Тексель, она встретилась с английским крейсером «Ондонтид» и четырьмя эскадренными миноносцами, уйти от которых было невозможно. Когда это стало ясно, наши миноносцы перешли в атаку и после храброго сопротивления, оказанного в бою на расстоянии нескольких сот метров, были потоплены; уцелевшая часть команды была спасена англичанами. О начавшемся бое стало известно из полученного радиотелеграфного донесения; дальнейшая связь с полуфлотилией прервалась, что дало повод предполагать о вероятной гибели миноносцев, поэтому для спасения оставшейся в море команды было выслано госпитальное судно «Офелия». Судно было захвачено англичанами под тем предлогом, будто оно вышло с осведомительными целями; между тем назначение судна, имевшего соответствующие отличительные знаки, не должно было вызвать никаких сомнений[33].