— Ну? — нетерпеливо спросил Сережа.

Стасик глянул на него виновато.

— Я же разозлился. А Нок тоже. Я говорю: «Взять!»

— Зря! — заметил Саша. — Еще неприятности получатся. Но с другой стороны…

— Может, не получатся, — неуверенно сказал Стасик. — Они же первые полезли… А он их даже тронуть не успел, они на тополь запрыгнули. Может, все еще там сидят… Ну, я сюда пошел, а то тетя Галя заругается, когда увидит, что Нока поцарапали… Чего смеетесь?

— Дурень, — сказал сквозь смех Сережа. — Хулиганов пьяных не испугался, а тетю Галю боится. Она тебя хоть раз в жизни ругала?

Стасик слегка огрызнулся на Генку:

— Хватит меня мазать. Лучше Ноку лапу забинтуй.

— За своего милого Нока он в пекло полезет, — сказала Наташа ревниво. — Вот послушайте. Отпросится дома, чтобы у нас ночевать, и первым делом бежит к телефону — Нока у Сергея выпрашивать. Тоже на ночевку. Представляете компанию? Вечером всегда такая картина: Стаськина раскладушка пустая, подстилка у Нока тоже пустая. Оба дрыхнут на ковре, рядышком. Возьму я тапку, разгоню их по местам, а через полчаса — опять вместе.

— А тебе что, жалко? — сказал Стасик.

Шепотом Саша спросил у Сережи:

— Это тот самый Стаська Грачев, который боится всего на свете?

— Вроде уже и не тот, — отозвался Сережа.

А Стасик покосился на Сережу и сказал:

— Шел бы домой. Марина говорила, что к вам какой-то дядюшка приехал.

Тетя Галя сказала виновато:

— Я Виталия пока на твою постель положила, он устал с дороги. Ты уж не обижайся, пусть он там переночует, а завтра я у соседей кресло-кровать попрошу.

— Я ужасно обижаюсь, — отозвался Сережа. — Я просто не в себе от обиды… Ну, честное слово, ты такие вещи говоришь. Что я, не могу на раскладушке поспать?

В доме ощущалась радостная суета, какая бывает, когда неожиданно приедет хороший человек. Папа, сам только накануне вернувшийся из командировки, надел галстук. Маринка нянчилась с новым плюшевым котом— дядюшкиным подарком. Тетя Галя стучала на кухне ножом — готовила к ужину праздничный салат. Нок обнюхивал у дверей необъятный желтый чемодан и одобрительно фыркал.

Виновник радости негромко посапывал на Сережином диване. Сережа на цыпочках вошел в комнату при свете, падавшем из двери, увидел торчавшую из-под клетчатого пледа лысину. Лысина была симпатичная — коричневая, как печеное яблоко.

Сережа осторожно расставлял дребезжащую раскладушку. Виталий Александрович не пошевелился. Он не встал и к ужину, добросовестно проспал до утра.

Когда Сережа проснулся, Виталий Александрович делал зарядку. Сережа из-под прикрытых век наблюдал за ним. Смотреть на дядюшку было приятно и весело. Он оказался невысоким, но крепким. Коричневый. Плечи и грудь поросли курчавым черным волосом. А лицо — круглое, добродушное и в то же время энергичное. Виталий Александрович напоминал заряженный до отказа аккумулятор.

Трусы на нем были роскошные — желтые, с узором из разноцветных иностранных марок. Словно дядюшку отправляли бандеролью вокруг света. На любом пляже все пижоны утопились бы от нестерпимой зависти при виде таких трусов.

Дядюшка сдержанно мурлыкал нехитрую песенку, ритмично приседал и посматривал по сторонам. Сережа не выдержал, открыл глаза и встретился с дядюшкой взглядом.

Не переставая приседать, Виталий Александрович улыбнулся и произнес:

— Приветствую вас, сэр. Ты не в обиде, что я оккупировал твое лежбище?

— Не в обиде, — отозвался Сережа. — Спите здесь всегда. Мне на раскладушке даже больше нравится.

— Крайне признателен, — сказал Виталий Александрович. — Мы этот вопрос потом рассмотрим фундаментально. Я намерен вам надоедать не меньше месяца. — И он перешел от приседаний к наклонам туловища.

— Виталий Александрович… — начал Сережа.

Дядюшка перебил:

— Меня можно называть просто дядя Витя. — Мы как-никак родственники, хотя и дальние… Кроме того, у нас, кажется, общие интересы. Мне Галина писала, что ты увлекаешься археологией. Так?

— Ну… кажется, так, — смущенно сказал Сережа. — Только я мало знаю…

— Все мы мало знаем, — самокритично заметил дядюшка. — Я тут кое-что привез тебе.

Он упруго выскочил за дверь и приволок чемодан, похожий на детеныша гиппопотама. У чемодана распахнулась пасть, и дядя Витя вынул толстую блестящую книгу.

— Вот, держи.

Книга весила килограмма три. Называлась она «Путешествие по древним городам Греции и Рима».

— Ух ты… Спасибо, дядя Витя! Вот это да!.. — сказал Сережа.

Тут же он перевернулся на живот и открыл книгу на середине.

— Нет, дружище! — запротестовал дядя Витя. — Людям науки не свойственны суета и беспорядочность. Все должно идти своим чередом. Сначала встань… Да, кстати, зарядку делаешь?

Сережа поднялся.

— Вообще-то делаю. Но сегодня не надо. Я с клинком занимаюсь, вас могу зацепить.

— Чепуха! Я сяду в угол.

Сережа расставил по комнате спичечные коробки. Взял со стены шпагу.

Когда хорошее настроение, все получается ловко. Он не промахнулся ни разу. От свистящих ударов коробки разлетались по комнате. Один ударился о стену над головой дяди Вити.

Дядя Витя присел.

— Извините. Я же говорил… — начал было Сережа.

Дядя Витя заулыбался.

— Рука мастера! Честное слово, впервые вижу.

— Да ну… — смутился Сережа. — Дядя Витя, а вы давно были в Херсонесе?

Дядя Витя не торопясь одевался.

— Недавно… О Херсонесе, дорогой коллега, мы поговорим особо и подробно. Время у нас будет.

Они и в самом деле говорили много и подробно. О Херсонесе и о других древних городах, которые время и войны почти сровняли с землей. Дядя Витя руководил группами московских студентов, которые ездили на раскопки каждое лето. В Херсонесе он работал пять лет подряд.

— Херсонес неиссякаем. Каждый год такие открытия, что на пять докторских диссертаций потянет, — говорил дядя Витя. — Не исследована еще колоссальная территория. На твой век, Сергей, хватит.

Потом дядя Витя рассказывал, как жили в древнем Херсонесе люди: гончары и виноделы, моряки и торговцы, воины и художники. И Сережа представлял себе не серые заросшие развалины, а белый город, мраморные колоннады на площадях, толчею пестрых кораблей в Карантинной гавани. Солдат в шлемах с гребнями, хмурых рабов и веселых смуглых мальчишек, пускающих с прибрежных камней игрушечные лодки. И все это — в окаймлении синих шипучих волн, под блеском безоблачного неба…

Однажды Сережа услышал обрывок разговора дяди Вити и тети Гали.

Тетя Галя говорила:

— …Он ведь и добрый ко мне и любит, наверное, а за мать все равно не считает. С отцом они редко видятся. Тот все ездит и ездит. Мальчишке кто-то ласковый нужен, ему всего двенадцать. Много ли? Вот он и пригрелся рядом с тобой…

Дядя Витя возразил:

— Дело не в ласке. У нас нашлись общие интересы.

— Интересы интересами, а…

Сережа не стал дальше слушать. Подслушивать все равно, что читать чужие письма.

Вечером, перед сном, они с дядей Витей лежали в Сережиной комнате. Дядя Витя на диване, Сережа на раскладушке.

Дядя Витя спросил:

— А все-таки почему тебя так тянет история? И не просто история, а раскопки? Потому что загадки, клады и приключения?

— Конечно. А что плохого? — отозвался Сережа.

— Ничего плохого. Но этого мало для научного интереса. Археология, друг мой, не только путешествия и открытия. Это еще и ежедневная работа. Иногда очень кропотливая, очень скучная. А чтобы скучной она не была, надо ее очень любить.

— Я… наверно, полюблю, — сказал Сережа. — Знаете, дядя Витя… Дело не в приключениях. Мне трудно объяснить. Вот мы живем на свете… Сегодня живем. Ну вчера, завтра. А когда я думаю, как люди раньше жили, когда я это будто вижу, мне кажется, что я тысячи лет живу. Ну вместе с теми, про кого узнал. Будто все это со мной случалось. Будто все на свете, что было, — это мое… Ну я не знаю, как сказать.