— На тебе розовое бельё. Кто бы сомневался.

Он проводит пальцем по шнурку, поддевает пальцами тонкую ткань и стягивает по ногам.

Я голая перед Полом Лэнгдоном, и до сих пор ничто не казалось мне таким правильным.

Он изучает меня глазами, полными почтения, и я, лёжа совершенно неподвижно, позволяю ему.

— Ты прекрасна, — говорит он ставшим внезапно печальным голосом. — И заслуживаешь кого-то столь же красивого.

Моё сердце сжимается от выражения его лица, и я поднимаюсь, садясь перед ним на колени. После чего демонстрирую ему то, чего не могу объяснить словами. Я наклоняюсь и очень ласково целую тонкий рваный шрам, растянувшийся от его левого плеча к центру груди.

Он резко втягивает воздух.

— Не нужно.

Я не обращаю на него внимания, продолжая прокладывать дорожку из поцелуев вверх по шее, задерживаясь на идеальной резкой линии его челюсти, прежде чем перейти к правой стороне.

Он напрягается, когда понимает, что я собираюсь сделать.

— Не надо.

Я нахожу его руки, прежде чем он успевает оттолкнуть меня, и нежно касаюсь губами первого шрама на его лице. То же самое повторяю и с двумя другими, каждым своим прикосновением давая ему понять, что для меня он совершенен.

А потом Пол обрушивает свой рот на мои губы, толкая меня на спину. Его рука опускается между моих ног, обнаруживая меня влажной и жаждущей. Он отстраняется, избавляясь от боксёров, прежде чем вернуться, без предупреждения скользя в меня пальцем одним долгим движением.

— Тебе нужно быть уверенной, — произносит он хрипло у моей шеи, поглаживая меня пальцами. — Никаких сожалений завтра.

Сожалений? Сейчас это определённо самое далёкое от моего разума, что только может быть, и я кладу руку на его эрекцию, чтобы это доказать.

Он чертыхается, а потом хватает меня за запястья и заводит мне их за голову.

— Я не могу медлить, Оливия. Не с тобой, не в этот первый раз. И я не обещаю нежности. Возможно, потом, — говорит он с тихим смешком.

Сердце чуть запинается от изумления — и радости, сверхрадости, — когда меня озаряет, что он планирует «потом».

Я ёрзаю.

— Мне не хочется нежности.

Едва успеваю прошептать фразу, как он врывается в меня, мощно и быстро. Я тихонько ахаю от накатившего агрессивного удовольствия.

Он утыкается лицом мне в шею, бормоча ругательства, и неосвещённая комната заполняется звуками нашего отрывистого дыхания.

Затем я обнимаю ногами его торс, и он теряет голову. Одной рукой продолжая держать мои запястья, другой он спускается вниз по моему бедру, под ягодицы. Я бессильно выкручиваю запястья над головой, желая коснуться его, но удерживает меня в тисках, оставляя полностью в своей милости, пока сам вбивает меня чуть ли не в изголовье.

— Господи, Оливия.

В ответ я отворачиваю голову, царапая зубами его шею и порочно улыбаясь, когда это подталкивает его к ещё более быстрому темпу.

Раньше я никогда не была такой легкомысленной и дикой, и складывается впечатление, будто он выявил другую сторону меня, о существовании которой мне было невдомёк. Та девушка, которая думала, будто желает милых слов и нежных поцелуев, исчезла. Я хочу только его.

— Ещё, — шёпотом. — Пожалуйста.

Пол стонет в ответ, выпуская мои запястья, чтобы опустить руки к моим коленям. Раздвигает их ещё шире, перед тем как слегка приподнять голову. Ровно настолько, чтобы посмотреть вниз на меня тёмным аспидом горящих голубых глаз.

Потом вращает бёдрами один раз, второй, прижимаясь ко мне как надо. К разрядке я оказываюсь ближе, чем думала, и судя по тому, как он набрал скорость, не думаю, что на краю пропасти нахожусь я одна.

Тогда я понимаю, как глубоко мы можем потеряться в других людях. В достаточной степени, чтобы наделать глупостей.

— Пол, — благодаря остаткам здравомыслия, я судорожно цепляюсь за его плечо. — Презерватив.

Он застывает.

— Чёрт. Дерьмо.

Я пытаюсь подавить стон разочарования, когда он покидает меня, отодвинувшись к джинсам и залезая в карман.

— Серьёзно? — осведомляюсь я с тихим задыхающимся смехом, услышав знакомый звук разрывающейся фольги. — Ты носишь его с собой?

Он раскатывает презерватив и награждает меня бессовестной усмешкой.

— Каждый день с той ночи, как полапал тебя в своей спальне. Я думал, что лелею пустые мечты, но очень рад, что это оказалось не так.

После чего он вновь оказывается во мне, опустив ладони на внутреннюю часть моих бёдер, удерживая меня открытой и кричаще уязвимой.

Его рука смещается к тому месту, где мы сливаемся, и находит большим пальцем мой клитор, выписывая крошечные узкие круги, и, клянусь Богом, я слепну.

А потом взрываюсь громким криком, едва признавая его своим.

Несколькими секундами позже мои руки вновь оказываются над головой. По-прежнему судорожно дыша, я прижата к постели всеми возможными способами, тогда как он движется всё жёстче, быстрее, приковав взгляд к моим глазам, пока не зажмуривается. Его лицо — иллюстрация экстаза, когда он кончает во мне с хриплым стоном.

После чего меня придавливает весом, но я приветствую его, собственнически водя руками по его спине, прижимая к себе, пока мы оба отходим.

Никто из нас не заговаривает, но так даже лучше. Не знаю, какого чёрта мы могли бы сказать.

Ого.

Боже мой.

Давай повторим.

Пол, наконец, приходит в движение, задевая моё плечо губами, прежде чем уйти в ванную комнату.

Без него мне холодно, поэтому я собираюсь с силами, потянувшись за одеялом. Подумываю надеть пижаму или хотя бы нижнее бельё, но моё тело, по-моему, сейчас способно работать даже меньше мозга, так что вместо этого я сворачиваюсь под одеялом обнажённой.

Когда он возвращается из ванной, я инстинктивно напрягаюсь, готовясь к тому, что он уйдёт, не сказав ни слова, или того хуже, скажет что-нибудь мудацкое, типа «спасибо».

Вместо этого он колеблется. Кажется… он нервничает. Явно не из-за наготы, ведь, кажется, он только рад выставить всё напоказ (и позвольте сказать, голый Пол Лэнгдон просто «вау»).

И тогда меня осеняет. Он не знает, приглашён ли остаться. А сам слишком боится спросить.

Я приподнимаю уголок одеяла в безмолвном приглашении.

Он преодолевает расстояние до кровати в три шага, залезает под одеяло и притягивает меня к себе. Целует нежным и в то же время настойчивым поцелуем, прежде чем лечь на спину и убрать руку в сторону, создавая для меня уютный уголок. Я с радостью занимаю его.

Мне ещё предстоит разговор. А пока что я стараюсь разобраться в случившемся со мной. Стараюсь разобраться в парне, вытащившем наружу мою бесстыдную сторону.

Он тоже молчит, и на какой-то миг мне кажется, будто Пол уснул, но тогда он слегка поворачивает голову, прижавшись губами к моим волосам.

— У тебя, случайно, посторгазменные обнимашки получаются не лучше?

Я улыбаюсь ему в грудь:

— Не-а.

Он преувеличенно вздыхает.

— Когда-нибудь мне, наверное, придётся связать тебя.

— Серьёзно? — я произношу это застенчиво, подразнивая, но едва мои мысли смещаются в эту сторону, в голове тут же появляется полная, почти нестерпимо эротическая картинка, кода он нависает надо мной, пока я связана, и проходится языком по всему моему телу. А потом, возможно, когда я занимаюсь изучением, нависая над ним, пока он связан.

Пол заливается тихим смехом.

— Оливия Миддлтон, я верю, что под этой внешностью порядочной девочки ты прячешь отчасти порочную сущность.

— Только с тобой, — отвечаю я, радуясь, что он не видит моих пылающих щёк, когда я делаю это признание.

Несколько мгновений Пол сохраняет тишину, и, когда заговаривает, я чувствую его улыбку.

— Другого я и не ожидал. 

У меня дежа вю. В хорошем смысле, ведь моё утро начинается в одной постели с потрясающей женщиной.