Макси весьма сомневалась в истинности слов мисс Овиэт, но промолчала, боясь обидеть графолога еще раз.

— Вот, — сказала она и протянула Ким листок бумаги, исписанный Рисом, который тот по своему обыкновению бросил на ее стол. Это были примерные темы статей для следующего номера. — А что бы вы могли сказать мне о человеке, который это написал?

Она решила, что лучшей проверки для Ким ей не придумать. Уж что-что, а характер Риса Макси изучила в совершенстве.

— Умный, спокойный, доброжелательный, бережливый, выдержанный.

— Ха-ха! — не удержалась Макси. — Этот человек — бабник и игрок. А выдержки у него не больше, чем у комара.

— Возможно, в чем-то он и несдержан, — Ким не желала сдаваться, — но не во всем. Он, скорее всего, много работает — может быть, отдает долги, он упорен. Посмотрите, как низко расположены поперечные черточки на его «t». Причем все без исключения.

Макси подумала, что наверное черточки на «t» у Ким тоже расположены низко, уж очень она упорна.

— И еще он оптимист, — продолжала Ким, — у него строчки бегут вверх.

— Потрясающе, — соврала Макси, сожалея о даром потраченном времени. — Спасибо вам за помощь.

— Это что, была проверка?

— Возможно, в некотором роде.

— Вы хотели узнать, не один и тот же ли это почерк? — В голосе Ким слышалась укоризна.

— Нет, я…

— Вы думали, что я скажу, не раздумывая: "Обе бумаги писал один и тот же человек"?

— Нет, я не думала…

— Я только могу утверждать, что эти люди похожи. Но один пишет так, что строчки у него лезут вверх, и это знак того, что он счастлив, а у второго — вниз, как будто он несчастен.

Ким удалилась, даже не попрощавшись. Макси, сидя за своим столом, уставилась в пустоту. Потом, взяв ручку, она записала в блокнот то, что только что сказала ей Ким: умный, упорный, спокойный, выдержанный, терпимый, бережливый, оптимист.

Убийца, во всяком случае тот, кто писал угрожающие письма, обладает такими же свойствами, за исключением последнего.

Бережлив ли Рис? Вообще-то прижимистым он не был. А если начать расспрашивать его насчет долгов, он все равно ничего не скажет, только будет смеяться.

Но ведь Рис и Джим были друзьями, черт побери! И Макси было также трудно представить себе, что Рис взрывает Джима, как и вообразить себе Джима, подкладывающего взрывчатку в «фиат» Риса.

Рис обедал целых два часа, что было, впрочем, даже хорошо, потому что, когда он вернулся, Макси стоило большого труда вести себя как ни в чем ни бывало.

Не удержавшись, она спросила:

— У тебя этой весной была борода?

Рис редактировал свою статью и ответил рассеянно:

— М-м-м… Не помню.

— Вспомни-ка. Ты ведь сбрил бороду месяца три назад?

— В жару борода мешает.

Рис поднял наконец голову и пристально посмотрел на Макси; она повернулась в кресле и уставилась в компьютер.

Макси заперла редакцию и вышла на улицу. Перл-стрит готовилась к вечеру, тут и там появились музыканты: гитара, банджо, труба. Клоун приветствовал Макси, дотронувшись до своего яркого розового парика. Свернуть с Перл-стрит на другую улицу было все равно, что шагнуть из театральной декорации в реальную жизнь.

Макси миновала Каньон-бульвар и подходила уже к городской библиотеке. В меркнувшем свете дня у стоянки она увидела человека, державшего под мышкой книги, другую руку он засунул в карман брюк. У Макси сильно забилось сердце; ей показалось, что это Джим. Но, разумеется, она ошиблась. Ей вспомнилось замечание Сэма насчет того, сколько бородатых в их городе.

В справочном зале библиотеки еще один бородач помог ей отыскать раздел медицинских учреждений США. Клиника Нибердинга. Она пробежала глазами название, адрес, номер телефона, фамилию директора. А вот и специализация клиники — лечение бокового амиотрофического склероза, чаще известного как "болезнь Лу Герига".

Макси, ничего не видя, смотрела перед собой. "Выдержанный, — подумала она. — О Боже!"

Домой Макси шла пешком. На нижней ступеньке своей лестницы она остановилась, вспомнив, как Джим спускался по ней, так и не зайдя в гости. "Я должна была, должна была его удержать!" — подумала она уже в который раз.

Моэ не очень-то нравилось, когда его тискали, но Макси все-таки удалось поймать его, и она, улыбаясь, гладила его мягкую шерсть. Потом, опустив кота на пол и поставив перед ним миску с едой, она пошла в спальню.

Тетрадь Джима лежала на бюро, там, где она оставила ее в тот вечер. Случайно открылась та же страница, которую Макси начинала уже читать, но так и не закончила:

Любимая, ты далеко

И место, что с тобою рядом на постели, пустует,

Снег падает за окнами и тает,

Застыв от холода, тоски,

Всего, что мучает.

Присядешь у огня и ждешь,

Когда приду я и нарушу словами и дыханьем тишину.

Мгновенья полетят стремительно,

Но я, часы убрав,

Не стану думать, как мало мне осталось дней прожить…

Аккуратные строки, написанные Джимом, бежали по странице вниз.

Макси не могла заставить себя лечь спать — ей надо было разобраться во всем немедленно. Она захватила бумажник, ключи от машины и уже направилась к двери, когда на память ей пришли те мгновения, которые она вынуждена была провести в мотеле наедине с Джералдом Стэмпом. Подбежав к телефону, она надиктовала на автоответчик Сэма адрес и номер телефона Риса.

Макси ни разу не приходилось бывать в квартире, которую снимал Рис, она даже не была уверена, что он живет сейчас по адресу, записанному в ее маленькой красной книжечке. Она знала, что он вел непрекращающиеся бои с квартирной хозяйкой.

Двухэтажный старый дом, нуждавшийся в ремонте, стоял на узенькой усаженной тополями улице в западной части города. Номер квартиры Риса был прибит к деревянной стене у крыльца с ветхими перильцами. Поднимаясь по шаткой лестнице, Макси чувствовала себя словно перед визитом к зубному врачу. Она постучала в застекленную дверь, никто не ответил, и она постучала еще раз, сильнее.

— Минуту, — отозвался Рис.

Макси прислонилась к перилам. Дверь наконец распахнулась.

— Макси! Заходи, заходи.

Рис был в клетчатом халате и шлепанцах на босу ногу. Он поспешил объяснить:

— Я собирался в душ. Садись.

Макси не стала особенно извиняться за вторжение — не тот случай. Комната была аккуратнее, чем она могла предположить. Порядок нарушали лишь лежавшие повсюду книги, газеты, пластинки и магнитофонные кассеты. Вертящееся кресло с высокой спинкой, в которое она села, оказалось вполне удобным. Рис опустился на цветастую кушетку и, опершись на руки, принял небрежную позу. Только взгляд у него был внимательный и выжидающий.

Макси сделала над собой усилие и начала:

— Я не боюсь тебя, Рис, но имей в виду, что Сэму известно, где я.

Рис изумленно фыркнул:

— Ты, конечно, весьма лакомый кусочек, особенно сейчас, — этот маленький прелестный шрам на носу делает тебя еще красивее. Но я ни за что не стану соблазнять женщину, если только она сама этого…

— Я не об этом, — перебила Макси.

— А о чем? — спросил он с невинной физиономией. Да, его физиономия всегда ей очень нравилась, пока она не выяснила, что эта физиономия по вкусу еще очень многим женщинам.

— Об убийстве Джима.

— Понятно.

— Мне так и не ясен мотив. Неужели все дело в Тэсс?

Растерянность Риса, судя по всему, была искренней.

— Как это в Тэсс?

— Тебя что, привлекли ее миллионные сделки, а Джим не захотел с ней разводиться?

— Макси, — осторожно обратился к ней Рис тоном, каким обычно пытаются успокоить психически неуравновешенных женщин, — я впервые увидел Тэсс Донован в тот день, когда мы приехали с тобой в дом Джима.

— Один мотив отпадает. — Макси загнула палец. — Остается еще два. Ты украл или занял деньги у Джима, чтобы заплатить свои долги. Может, ты задолжал каким-нибудь головорезам из Лас-Вегаса, они срочно потребовали денег, а Джим отказывался…