— Ну, конечно же! Я могу послать записку кузену Джону. Как же я сразу-то об этом не подумала? Он сейчас не особенно занят, и, уверена, он не будет против поездки с тобой.

— Ты ничего подобного не сделаешь, — решительно заявила Миранда. — В конце концов я капитану даже не воображаемая кузина, и не сомневаюсь, что у него есть масса гораздо более приятных занятий, чем сопровождать меня по вашей просьбе, тогда как я могу прекрасно справиться сама.

Она ни в коем случае не должна допустить, чтобы капитан ее сопровождал. Она не сомневалась, что его проницательные, холодные — но такие красивые — зеленые глаза увидят всю правду за этой историей. Даже юного Джайлса нельзя было бы провести, если б он увидел, как она входит в редакцию газеты, а не в контору банкира или адвоката. Насколько же труднее заморочить голову этой неправдоподобной историей взрослому человеку, гораздо лучше разбирающемуся в делах, чем все трое ее родственников, вместе взятые.

— Я возьму наемный экипаж и буду дома еще раньше тебя, — пообещала она, — и еще до окончания уроков у детей.

Дети снова начали возражать, что должны составить ей компанию; они могут поехать оба, а потом, по возвращении, приступить к урокам. Но после того, как Самми сказала им, что, по ее мнению, Миранда вполне справится без них, они умолкли. Они уже успели узнать, что с Самми можно спорить лишь до определенного предела, и не более того.

Миранда быстро удалилась в свою спальню и переоделась в одно из новых платьев из тонкого голубого индийского муслина с подходящим по цвету жакетом и соломенной шляпкой. Зная, что и издатель, и его брат не только осведомлены о ее юном возрасте, но и рады этому, она больше не пыталась скрыть свою молодость.

Какое-то мгновение она опасалась, что даже мисс Огаста скорее предложит ей свое общество в поездке, чем позволит выйти из дома одной. Она видела, как почтенная леди нахмурилась и покачала головой при мысли, что Миранда осмелится путешествовать по Лондону без сопровождения — желательно крепкого мужчины, который проследит, чтобы она осталась цела и невредима.

Но понимание мисс Огастой того факта, что из нее самой плохой защитник, добавившееся к ее нежеланию выходить в городскую сутолоку, удержали ее от этого предложения. Порой Миранда удивлялась, как могла эта леди подумать, что от ее присутствия в доме детям будет какая-то помощь, потому что она никуда с ними не ходила. Не проявляла она видимого интереса и к тому, что они делали.

Не будет ли циничным думать, спросила себя Миранда, что эта леди, возможно, воспользовалась случаем обеспечить себе спокойную старость? Но было очевидно, что она привязана к детям, просто ей бывало не по себе, когда приходилось выходить из дома.

Теперь, когда Самми полностью взяла младших детей под свою опеку, Огаста большей частью проводила время в легком кресле в углу гостиной, под пристальным взором кариатид с обеих сторон камина. Она вязала целые мили кружев со сложным узором, не имевших, насколько можно было судить, конкретного назначения. «Океан», как говорили дети, этих кружев упаковывался и убирался, очевидно, с тем чтобы его никогда не доставали снова.

Боясь, что пожилая леди может почувствовать себя заброшенной, когда все вокруг заняты своими делами, Миранда проводила иногда с ней немного времени в беседе — нелегкая задача, ибо мисс Огаста почти не разговаривала, а если она что-то и произносила, то так тихо, что ее почти невозможно было расслышать. Как только Люси с леди Смолвуд отъехали, а дети были надежно усажены за уроки в комнате для занятий, Миранда ускользнула из дома.

Пять глав, написанных ее самым красивым почерком, составляли довольно толстую пачку листов, и она была рада, что никто не видит ее. Несомненно, последовала бы целая куча вопросов о том, что она несет человеку, которого ее «престарелый родственник» назначил своим доверенным лицом, и она не была уверена, что сумеет ввести их в заблуждение ещё одной историей. Я должна бы уметь придумывать хорошие отговорки, — сказала она самой себе, но, к несчастью, все мои буйные фантазии уж слишком невероятны, чтобы им хоть кто-нибудь поверил.

Герберт Уоррингтон радостно приветствовал ее и, взяв у нее рукопись, сразу же отдал ее какому-то молодому человеку, велев ему поспешить с ней к наборщику, который ее уже ждал.

— Я так рад, что вы смогли принести так много материала, — сказал он ей.

— Да… Прошу прощенья, что так долго не приходила к вам, но я думала, что лучше подождать, пока у меня не будет достаточно большого объема, прежде чем отнести вам хоть что-нибудь. Надеюсь, что на несколько недель этого хватит, а я принесу еще, как только смогу. Я, правда, обнаружила, что писать в Лондоне оказалось труднее, чем я полагала. Думаю, что мне было бы гораздо проще, если бы я оставалась дома.

— О, но вы должны непременно познакомиться с Лондоном, пока вы здесь, — сказал он ей. — Я, конечно, понимаю, что ничего из жизни современного общества нельзя использовать в книгах, которые вы пишете; но, тем не менее, все, что вы видите и слышите, может в той или иной степени пригодиться, а такая молодая леди, как вы, должна посещать балы и приемы, а не быть все время погруженной в свое творчество. Хотя, должен вам сказать, что я чрезвычайно рад, что вы сейчас пишете для нас. — Он рассмеялся. — Боюсь, мои чувства на сей счет несколько противоречивы, вы не находите?

— Возможно, немного, но вы должны понять, в чем, собственно, трудность, — удрученно сказала Миранда. — Моя кузина все время зовет меня с собой на разные вечера и приемы, и, хотя я отговариваюсь, когда только можно, время от времени я все же должна выезжать с ней. Поэтому у меня остается так мало времени на работу. Она бы брала меня с собой и чаще, если бы я не отказывалась. Чтобы побыть одной хоть немного, я должна притворяться, что очень устала. А коротких мгновений, которые удается улучить время от времени, вряд ли достаточно — особенно если я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, чем я занимаюсь.

— Позвольте мне сказать, что мой брат Эдвард и я очень ценим усилия, которые вы предпринимаете ради нас, мисс Дрейк. Или мне лучше говорить Мадам В.?

— В конце концов успех данного предприятия так же важен для меня, как и для вас. И, если можно, я бы предпочла, чтобы никто, кроме вас, не узнал моего подлинного имени. Новости такого рода распространяются очень быстро. Хотя я не думаю, чтобы кто-нибудь из работающих здесь мог повстречать моих друзей.

— Очень маловероятно. Они не бывают в столь высоком обществе. Так что можете не беспокоиться, что они вас выдадут, даже если б они и знали ваше имя, а они его не знают. Мы специально проследили, чтобы здесь не оставалось ничего, на чем стоит ваше имя.

— Я просто счастлива, что это так, — сказала ему Миранда с глубоким вздохом. — Вы, несомненно, считаете, что я излишне волнуюсь по этому поводу, но я живу в постоянном страхе, что кто-нибудь откроет мою тайну.

— Только не здесь, уверяю вас. Потому что я единственный, кто вас здесь знает. Если вас даже и увидит иногда кто-то еще, а это возможно, у них нет ни малейшего понятия, кто вы такая.

— Как я уже сказала, я очень благодарна вам за это.

— А как я уже сказал, вам не о чем беспокоиться. Но раз вы здесь, не хотели бы вы осмотреть мое заведение? Конечно, как сказал мой брат, его не сравнить с «Газетт» или с издательством моего брата, но я счастлив сообщить, что мы растем очень быстро. — Ей было ясно, что он гордится своим учреждением и хочет, чтобы им восхищались. — И мы рассчитываем, что ваш роман поможет нам привлечь новых читателей.

— Очень любезно с вашей стороны, мистер Уоррингтон. Надеюсь, что ваши ожидания оправдаются… и, конечно, мне бы очень хотелось посмотреть, что вы делаете. — Ей было трудно отказать ему в этом, а для него было, по всей видимости, очень важно показать ей, чего он добился. И, кроме того, ей любопытно было бы взглянуть, как ее произведение переходит из рукописного состояния в отпечатанный текст.