Когда Миранда поднялась по ступеням к входной двери, Джонатан вспрыгнул на высокие козлы, забыв на мгновение о боли, которую могло причинить ему такое движение, и направил лошадей прочь, тихонько насвистывая и размышляя об успехе сегодняшней поездки. Победа будет нетрудной, сказал он себе. Он уже нравится этой легкомысленной особе. Через недельку он получит от нее согласие на свое предложение.

Когда его экипаж скрылся из виду, Миранда проговорила:

— Это было прекрасно. Но как же теперь вовремя закончить главу? — Она поспешила в дом, а потом к себе наверх, надеясь не встретить по дороге Люси, которая непременно захочет поболтать с ней о сегодняшней прогулке. Она увидела Самми в дальнем конце холла, но лишь помахала ей и скользнула в уединение своей комнаты.

Миранда поплотнее завернулась в халат и нащупала шлепанцы, которые сбросила, пока писала. Она зевнула и, зажигая новую свечу, посмотрела на пачку плотно исписанных листов на краю стола. Все остальные в доме — и почти все в Лондоне, сказала она себе, — уже давно спали. Некоторое время назад она слышала, как церковные колокола пробили три.

— И с чего я только решила, что мне будет так просто писать свою книгу здесь, в Лондоне, — сердито пробормотала она. Уже не в первый раз она сетовала на это с тех пор, как приехала в Лондон и узнала, как, по мнению окружающих, ей следовало проводить свое время. Так, как ей не хотелось и к чему она никогда не готовилась. И время это было бы гораздо лучше провести здесь, за этим столом.

Совсем даже это не просто. Попробуй-ка справиться с тем, что хочет от меня мистер Уоррингтон, и одновременно праздно болтаться с Люси или разъезжать с Джонатаном. Она слегка улыбнулась при мысли о том, как он был сегодня любезен. Конечно, это куда трудней, чем то, на что ты рассчитывала. Она еще раз провела рукой по лицу, как будто это могло снять одолевавшую ее сонливость, и потерла воспаленные глаза, едва различая бумагу на столе. Порою написанное расплывалось у нее перед глазами. Она снова тряхнула головой, пытаясь восстановить ясность зрения.

Поглядев несколько секунд на последнюю строчку, которую она написала и которая плясала у нее перед глазами при мерцающем свете свечи, она яростно зачеркнула ее. Уже третий раз за эту ночь она наделяла своего героя зелеными глазами. Только ли от усталости она без конца повторяла сегодня эту ошибку, или на то была другая причина? То, что она снова и снова вспоминала, какое удовольствие получила от сегодняшней прогулки?

Это же у злодея зеленые глаза в ее романе — у красивого злодея, который в предыдущей главе наконец заявил о своих гнусных целях перепуганной героине Элизабет, когда волок ее, почти бесчувственную, в свое логово, где, как он сказал ей, никто не сможет ее найти. Она будет вечно принадлежать ему. У него были зеленые глаза, потому что это были глаза Джонатана Мюррея, а Миранда переделала его из героя в злодея на следующий день после того, как Джонатан впервые с такой неприязнью отозвался о ее работе. Он этого никогда не узнает, но она отомстила ему за эти замечания тем, как обошлась с ним в своем романе.

Может, она уже не так сердита на Джонатана, как была тогда, но сейчас поздно менять что-нибудь в романе и сделать так, чтобы читатели подумали, что они ошиблись и он в конце концов все же положительный герой. Любая попытка так сделать повлечет за собой слишком серьезные изменения и вызовет кучу ошибок. А внимательные читатели такие несообразности обнаружат сразу.

— Временами, — пробормотала она, внося необходимые изменения и перечитывая предыдущую страницу, чтобы проверить, нет ли и там такой ошибки, — я думаю, а не читает ли кое-кто мои книги только ради того, чтобы отыскать такие ошибки.

Какого же цвета глаза она решила в конце концов дать своему герою? Карие? Голубые? Серые? Она уже не помнила, она вообще мало что помнила о нем. И не помнила, где именно в романе находится то место, где она описала героя. А поиски этой страницы в таком усталом состоянии, как сейчас, отняли бы у нее целые часы — часы, которые ей нельзя было потратить зря.

Не все ли теперь равно, какой цвет она выбрала? Если она не сделает опять ошибки и не напишет снова, что они зеленые. Когда он посмотрит на девушку, приникшую к нему после того, как он спас ее от грозившей ей ужасной участи, можно описать их просто как «глаза, полные любви».

Этого будет достаточно для ее читателей, тех, кто требует немного, а порой и побольше, романтических чувств, после того как со злодеем покончено. Миранда слишком устала, чтобы в этот момент иметь ясное представление о чем-то кроме необходимости безотлагательно закончить эту последнюю главу, чтобы вручить ее мистеру Уоррингтону завтра утром.

Уже сегодня!

Зная, как отчаянно нуждается Миранда во времени для своей работы, Самми изменила время, когда детей укладывали в постель. Она одержала верх над более снисходительными горничными, которые — поскольку это было легче, чем спорить, — скорее были склонны уступить, когда Диана и Джайлс запротестовали, что им еще рано ложиться в такое время.

Как только она поняла, что может начать работать, не опасаясь, что ей помешают, Миранда зажгла свечу, вытащила незаконченную главу и начала писать. Твердо решив закончить роман, она так погрузилась в работу, что, казалось, прошло совсем немного времени, когда она услышала, что к дому подъехал экипаж, а потом шаги Люси, взбегающей по ступенькам.

Миранда поспешно погасила свечу и замерла, надеясь, что запах теплого воска не проник в коридор. Вряд ли Люси, возбужденная событиями прошедшего вечера, его заметит, но как знать. Она не смела пересесть от стула на кровать, боясь нашуметь. Если Люси заподозрит, что кузина еще не спит, ей захочется войти и рассказать все о своем триумфе сегодня вечером. Пока находились юные джентльмены, готовые ей улыбаться и расточать комплименты, — а такие всегда будут, — Люси считала триумфом каждый вечер.

Если она зайдет, Миранда не успеет спрятать написанные страницы. Люси, конечно, заинтересуется и выудит у нее секрет, прежде чем Миранда успеет придумать, почему это она сидит и пишет в такое время, когда она сама говорила, что слишком устала, чтобы выезжать вместе с кузиной.

Как обычно после возвращения с бала, Люси тихонько поскреблась в дверь, и Миранда задержала дыхание, пока та не решила, что уже, должно быть, слишком поздно, чтобы застать кого-нибудь бодрствующим, особенно свою провинциалку-кузину. Миранда посидела еще некоторое время не шевелясь, после того как затихли вдали шаги Люси, боясь, что та передумает и вернется ее будить.

А так случалось уже дважды, и результаты были почти катастрофическими, потому что в обоих случаях Миранда писала и едва успевала убрать с видного места исписанные страницы вместе с еще дымящейся свечой. От испуга, что она чуть было не попалась, Миранда с трудом заставила себя разделить радость Люси по поводу ее триумфа в тот вечер.

Наконец, удостоверившись, что Люси благополучно улеглась в постель, она вновь зажгла свечу и снова начала писать. Последняя страница была так исписана и исчеркана, что было почти невозможно ее прочесть. Разозлившись, что зря потратила время, она скомкала лист и швырнула его в корзинку, но быстро достала его оттуда, тихонько упрекнув себя за такую глупость.

В конце концов, кое-что оттуда можно переписать — ведь не вся же страница испорчена. И даже после этого не годится оставлять этот лист там, где его могут обнаружить служанки.

Она сомневалась, что кто-нибудь из них умеет читать, но в таких вещах нельзя проявлять беспечность. Ни Марта, ни Сью не похожи были на любительниц порыться в бумагах из ее мусорной корзинки, но одна из них могла оказаться достаточно любопытной и показать страницу кому-нибудь, чтобы узнать, что же там написано.

— Посмотрим, на чем я остановилась. — Она некоторое время перебирала разложенные на столе листы, пока не нашла тот, что нужно, лежавший точно там, где ему и полагалось. Решив, что он не слишком исчеркан, Миранда прочитала последнюю строчку и начала переписывать испорченную страницу: