— Вот это уже лишнее. Давайте лучше о деле поговорим. Ваш сын тракторист?

— Нет, он скотником на ферме робит, а тракторист — Серегин.

— Почему же обвиняют вашего сына?

— Так он убежал.

— Кто убежал?

— Да Серегин. Как задавил, так и убежал.

Вот оно что! Ну что ж, бывает, и довольно часто, при дорожно-транспортных происшествиях, особенно если водитель «прикладывался». Отсидится где-нибудь сутки, и попробуй докажи потом, что перед аварией он хлебнул спиртного. Недавно один и того проще поступил: явился с повинной через час. «Ты же пьян был!» — «Трезвехонек! После наезда, правда, заскочил домой и принял сотку, чтобы успокоиться».

— Хорошо, Анна Никифоровна. Кто-нибудь видел, как все случилось?

— А как же, если он прямо на свадьбу наехал.

— И делая свадьба не заметила, кто управлял трактором?

— Так Серегин сперва отъехал подальше, потом убежал. А Зинка Глотова все на моего свалила.

— Зинка Глотова? Это кто такая?

— Да полюбовница Серегина, тоже на ферме робит. А зачем это ты, Александр Максимович, шилом бумагу колешь?

— Записываю ваш рассказ, Анна Никифоровна.

— Шилом-то? — не поверила Белозерова.

— Я им точки на бумаге выдавливаю. У нас каждая буква имеет свое расположение точек. Система Брайля называется, по фамилии изобретателя.

— А читаешь потом как?

— Очень просто. Вожу пальцами по точкам, и все.

— Ой, а что ты сейчас записал?

— Хотите послушать? Пожалуйста…

— Быстро-то как! — удивилась Анна Никифоровна. — А если тебе обыкновенную книгу надо — дело вот Вовкино?

— Дела мне читает секретарь, — улыбнулся адвокат: не из одного любопытства «допрашивала» его клиентка, другое ее беспокоило. — Но мы отвлеклись, Анна Никифоровна…

Александр Максимович подробно расспросил об обстоятельствах дела и заинтересовался.

— Хорошо, Анна Никифоровна, я берусь защищать вашего сына.

— Вот и ладно, — обрадовалась та, — а то следователь вчера вызывал, сказал, надо дело подписывать и защитника искать.

— Понятно, а теперь расскажите немного о Володе.

— Тихий он у меня. Не пожалуюсь. Учился немного: менингит был у малого, а робить горазд! Что ни скажи, все сделает, и водку ему на дух не надо. В его-то годы теперь вон как хлещут, а он ни-ни. Все денежки до копейки домой приносит. Попросит другой раз на кино — даю, как без этого. Не мог он женщину-то задавить да еще и убежать потом. Перед богом готова отвечать! Нет на нем греха, нет, а защитить себя не умеет.

Успокоенная тем, что Камаев берется за дело и внимательно выслушал ее, Анна Никифоровна рассказывала о сыне неторопливо и обстоятельно.

Камаев не перебивал. Он умел слушать и извлекать из разговора гораздо больше того, что хотел сказать собеседник.

Когда Анна Никифоровна ушла, Камаев спросил секретаря:

— Оля, вы ей поверили?

— Не знаю… Мне показалось, что она говорила правду. Однако… Анна Никифоровна высокая, светловолосая, в плюшевой фуфайке и валенках. Лицо открытое и простое, но глаза не без хитрости, настороженные, — добавила Ольга.

Двадцать семь лет секретарем Камаева работала его жена — Раиса Петровна. Она знала, что для правильного понимания человека муж должен знать, как он выглядит, во что одет, имеет ли какие-нибудь особые приметы. Ольга Александровна тоже быстро привыкла к такому порядку и, когда было нужно, обрисовывала посетителя.

— Спасибо, Оля. А я, грешный, поверил — не уловил в голосе Анны Никифоровны фальшивых ноток. Вначале, она, правда, немного позаискивала, но когда согласился вести дело, успокоилась и была довольно откровенна. Тут вот какой фокус: в разговоре со слепыми люди по привычке стараются убедить нас в своей правоте, как и всех других, жестами, мимикой и забывают о самом главном — о голосе, а он выдает человека с головой. Да, да, не удивляйтесь. Хотите, я расскажу историю англичанина Джона Фильдинга. Он ослеп в раннем возрасте, а в зрелом — длительное время был начальником полиции в Вестминстерской части Лондона. Как вам это нравится, Оля? Нелепица? Воля случая? Результат протекции? Нет. Все дело было в способности Фильдинга по голосам свидетелей и обвиняемых определять, врут они или говорят правду. Он обладал к тому же феноменальной памятью на голоса, и это позволяло ему разоблачать рецидивистов. Стоило Фильдингу несколько минут послушать разговор какого-нибудь попавшего под подозрение «респектабельного господина», и он тут же называл его прошлую кличку. Я, конечно, не Фильдинг, но рассказ Анны Никифоровны показался мне искренним… Вот вы поприслушайтесь к голосам наших клиентов. Внимательно только, и при желании тоже научитесь определять, когда человек что-то скрывает, не договаривает, а когда и просто лжет. Сбои у него получаются, паузы — он в это время соображает, как лучше сказать, — а то и дрожь в голосе. Это улавливается легко, как фальшивые нотки в музыке.

День выдался трудный. В понедельник почему-то всегда много посетителей и в поликлиниках, и в юридических консультациях. Перед вечером уже, когда выкроился небольшой перерыв, Камаев поинтересовался:

— Оля, сколько человек мы сегодня приняли?

Секретарь раскрыла журнал приема посетителей:

— Семнадцать, Александр Максимович.

— Ого!

— Четыре исковых заявления, одиннадцать устных консультаций… те, что вы давали по телефону, я не записывала…

— Правильно сделали.

— Принято два уголовных дела и одно гражданское… Постойте, кажется, я ошиблась! Ну конечно! Восемнадцать человек, а не семнадцать.

— Достигли наивысшей производительности труда! Правда, консультации и заявления были на удивление простыми. Вот только дело Белозерова… Целый день думал о нем.

Он замолчал, пораженный внезапно пришедшей мыслью: консультации стали для него «простыми» после тридцати с лишним лет работы адвокатом, после того, как законы, положения, всевозможные случаи из практики уже прочно держались в памяти.

— Что-то вспомнили, Александр Максимович?

— Угадали, Оля, вспомнил, — Камаев поднялся, потер руки, — как писал самое первое исковое заявление. Сочинял его целый день… Дело же заключалось в том, что у одной женщины соседская собака задавила овцу. Я эту клиентку до того умотал, что она готова была еще одну овцу подарить соседке, лишь бы побыстрее от меня избавиться. Да, а нынче вы только раз сбегали в «сундучок с железками»…

Сундучок с железками был когда-то у деда Камаева — Ивана Даниловича, и в нем хранилось все: гвозди, болты, гайки, обломки шарниров, проволока, сыромятные ремни. Словом, за что ни возьмись, без сундучка не обойтись. Дед знал страсть внука ко всякого рода поделкам и потому прятал сундучок старательно и в разных местах. Внук же всегда находил его, а много лет спустя, занявшись кодификацией — без своего свода законов немыслима работа юриста, — великим трудом скопленное сокровище тоже окрестил «сундучком с железками». В нем скопилось около пятисот томов выписок по всем вопросам текущего законодательства. Стоит открыть каталог, найти нужную запись — и через пять минут Оля принесет необходимый том. Пальцы пробегут по оглавлению и быстро отыщут нужную страницу.

— Александр Максимович, а сколько вы всего провели дел, написали заявлений? Много, наверное?

— По скромным подсчетам, тысяч семьдесят, Оля, — не задумываясь ответил Камаев. — Сто тысяч наберу и — на пенсию.

— Семьдесят тысяч?! — не поверила Ольга. — Так много!

— Давайте прикинем: в году, за вычетом выходных, праздничных и отпускных, двести с небольшим рабочих дней. Возьмем ровно двести. За день в среднем я десять человек принимаю?

— Больше, пожалуй.

— Ну, когда больше, когда меньше, будем считать для ровного счета десять. Значит, две тысячи в год. Помножьте на тридцать пять лет, и сколько будет?

— Да-а-а, — согласилась Ольга. — Устали же вы, наверное. От людей, я имею в виду.

— Ну, не-е-ет! — не согласился Александр Максимович. — От людей я не устаю. Я учусь у них.