– А ведь он ей изменяет, – тихий низкий голос, неожиданно возникший рядом со мной, вырвал меня из пелены грёз.
– А? – ошарашенно переспросил я, растерянно рыская глазами по комнате в поисках говорившего.
– Я сказала, что он ей изменяет. Регулярно, и не особо страдает по этому поводу. Вот, например сейчас, он развлекается с одной девчонкой, которую подцепил на прошлых выходных в одном местном баре. Он частенько там зависает, один или с компанией, – грустно повторила Аня. Она сидела рядом со мной, свесив ноги с края лесов. Сидела тут, на крыше мира. И смотрела вниз. Странное чувство охватило меня в этот момент: я смотрел в её глаза, и думал, что точно такой же взгляд я видел совсем недавно, у забавного старичка. Взгляд человека, впитавшего в себя всю грусть мира, взгляд человека, впитавшего века. Но это длилось всего мгновение: почувствовав, что я смотрю на неё, девушка слегка встрепенулась, и, переведя на меня взгляд, уже совершенно обычный, пожалуй, впервые за всё время искренне мне улыбнулась.
– Будешь? – она протянула мне чашку кофе, зажатую в левой руке. Интересно, она хоть иногда с ней расстаётся?
– Да нет, спасибо, – ответил я, стараясь как можно быстрее собраться с мыслями, витавшими вокруг после пережитого видения, если это можно так назвать.
– Ты не против, если я закурю? – вновь спросила девушка, я кивнул, стараясь сосредоточиться на чём-то одном. Это всегда помогало мне сконцентрироваться, сейчас, например, я смотрел на маленькое чёрное пятнышко облупившейся штукатурки на противоположной стене.
– А ты меня удивил, признаюсь, – вновь заговорила она через какое-то время, зажав дымящуюся сигарету между средним и безымянным пальцами правой руки.
– И чём же? – слегка озадаченно переспросил я. Мой давний метод и в этот раз не подвёл меня, и сейчас я был в состоянии вести относительно осмысленную беседу.
– Ну, давай вместе подумаем, – слегка наклонив голову набок и выпустив клуб сизоватого дыма, продолжила Анна, – Обычному парню вдруг ни с того ни с сего начинают мерещиться странные вещи. Странные листовки, звонки из ниоткуда, и, не выдержав, он в конце концов сдаётся и идёт по указанному адресу. Но что его там ждёт? Странные люди, и только попробуй сказать, что ты подумал о нас иначе, впервые встретив. Непонятная комната, которая открывает для тебя весь мир. И после всего этого ты вновь возвращаешься обратно, как ни в чём не бывало, не задавая логичных с твоей стороны вопросов, в стиле «Да что здесь, чёрт возьми, происходит?!!» и молча приступаешь к работе. Тебе это не кажется странным?
Договорив, девушка вновь отхлебнула из стаканчика и задумчиво уставилась на меня. Ну что я мог ей возразить, во всём вроде бы она была права, за исключением одного.
– Знаешь, – продолжил я, отведя взгляд в сторону. Всегда терпеть не мог людей, которые при разговоре с тобой смотрят куда-то мимо, но в данной ситуации мне почему-то было нестерпимо тяжело смотреть в её бездонные карие глаза – Знаешь, ты права, и мне сложно описать тот ужас, который охватил меня при первом контакте с вашей «организацией», и да, у меня есть уйма вопросов, которые словно стая диких ворон кружат у меня в голове, но почему-то мне кажется, что ещё не время выпускать их на волю. С того самого дня, как я впервые подобрал листовку с вашим логотипом, что-то изменилось во мне. Я успокоился. Может быть, на самом деле это прозвучит немного странно, но я по-настоящему успокоился. И, несмотря на то, что внешне это плохо различимо, поскольку ваши «выходки» порой вызывали у меня настоящий шок, внутри я был спокоен. У меня нет объяснения этому, и я не уверен, что сейчас мне удалось донести до тебя именно то, что я хотел сказать, но так хорошо мне не было никогда.
– Конечно, – вновь улыбнулась Анна, – в этом нет ничего необычного. Просто здесь ты на своём месте, там, где должен быть.
– В смысле? – переспросил я.
– Ну, смотри – тяжело вздохнув, собеседница вплотную приблизилась ко мне, и, словно ребёнку, начала на пальцах объяснять то, что, по её мнению, было очевидно, – Когда человек рождается, его судьба предопределена. Кем и когда – неважно, сейчас не об этом, но мы имеем дело с фактами. Но, это не значит, что, родившись, человек может пойти по одному предначертанному свыше пути. На самом деле таких путей множество, их сотни, тысячи. И каждый по-своему верен. И вот, только родившись, этот маленький комочек буквально обмотан нитями судьбы. И все нити белые. Кроме одной, и эта единственная нить отличается от остальных больше, чем вода от огня. Если остальные нити сотканы из хлопка, она будет шёлковой, если остальные нити белые, она будет красной. Непонятно? Эх, ты! Ну, слушай тогда дальше, человек волен сам выбирать, какой дорогой ему идти. Но если он выберет одну из тысяч белых нитей, жизнь его не будет простой. Конечно, как и в любой другой жизни, у него будут свои радости, свои печали. Но, несмотря ни на что, даже в самые светлые дни, он будет чувствовать лёгкий дискомфорт, не объяснимый, но явный, преследующий его на протяжении всей жизни. И каждый раз, стоит ему попробовать рвануть вперёд, к намеченной цели, нечто незримое будет мешать ему, сопротивляться. Но стоит человеку ступить на свой путь, как моментально всё изменится, ветер удачи вновь наполнит его паруса, и то, что раньше казалось недостижимым, само попадёт в его руки. Понимаешь?
– Если честно, смутно, но, кажется, общую идею я уловил.
– Надеюсь, это ведь несложно, – тут моя собеседница тяжело вздохнула. – Но, к сожалению, в наше время люди не в состоянии сами выбрать свой путь, они предпочитают следовать путями давно изведанными. Канули в лету Колумбы и Кортесы современности, никого больше не интересует неведанное.
– Кто вы такие? – неожиданно для себя выпалил я.
– Это не самый главный вопрос, – ничуть не смутившись, ответила собеседница, вновь одарив меня очаровательной улыбкой.
– А какой самый главный? – не унимался я.
– А это ты должен понять сам. – вдруг перегнувшись, она чмокнула меня в щёку, – а теперь мне пора.
Я долго смотрел на закрывшуюся за ней дверь. Щека горела, а воздух нестерпимо пах дурманящей, опьяняющей смесью табака и кофе.
– А кто я такой?..
Глава 5. Мы все не то, чем кажемся порой друг другу
Дождь никак не унимался. Казалось, солнце прогневалось на грешный город, и вместо того, чтобы разрешить нам провести последние дни стремительно уходящего лета в ласковых лучах, навсегда скрылось за непроницаемой свинцовой пеленой. Всё вокруг медленно пропитывалось запахом приближающейся осени. Постепенно исчезали с прилавков лёгкие вещи, нещадно вытесняемые тёплыми свитерами. Извлекались из тёмных уголков давно забытые кожаные куртки и лёгкие пальто. И это было только начало; прислушавшись можно было различить лёгкие смешки из дальних пыльных уголков квартиры, это посмеивались, чувствуя неминуемое освобождение из почти годового плена массивные вязаные шарфы, меховые шапки, толстые пуховики и величавые норковые шубы. Скоро придёт их время, скоро, но не сейчас. А пока маленькие тёмные фигурки, закутавшись в строгие костюмы и спрятавшись под тёмными шапками нейлоновых зонтов, спешили как можно скорее забраться в уютное нутро своих металлических друзей, стараясь не намочить по дороге туфли, стоившие жизни паре живых созданий.
– У тебя всё хорошо, любимый? – донеслось откуда-то справа, я обернулся и увидел её. Она стояла чуть в паре шагов от меня, лёгкая кружевная ночнушка едва прикрывала тоненькие загорелые коленки. Медленно, не касаясь пятками пола, она подпорхнула ко мне, нежно обняв и положив голову на плечо.
Это было моей маленькой особенностью. Я очень бурно реагировал на запахи и прекрасно их запоминал. У каждого человека, считал я, есть свой собственный аромат, который очень сложно скрыть под посторонними запахами. Я, например, помнил запахи всех девушек, с которыми меня связывали более-менее близкие отношения, на мужские запахи почти не реагировал. Ну, пожалуй, в этом нет ничего удивительного. Но её запах был не сравним ни с каким другим, он одурманивал, манил, опьянял. Порой, лёжа вместе с ней в кровати, я зарывался в её волосы и моментально забывал обо всём вокруг. Мне было хорошо.