Внешне я держал себя в руках, но у меня внутри все дрожало. Такого я не ожидал. Предполагал, что Трэнт разыщет имя и адрес, отправится на Десятую западную, там ничего не найдет и воздержится от каких-то выводов. Теперь, благодаря миссис Шварц, он мог их сделать. Неизбежно должен полагать, что преступница — Анжелика. Господи Боже, почему мне Анжелика ничего не сказала о миссис Шварц, почему не предупредила? Теперь она превратилась в главную подозреваемую. И Трэнт будет землю рыть, чтобы ее найти.

Сидя за столом, я старался выглядеть безучастным; ждал, когда начнется допрос. Не имел понятия, о чем будет речь, но, не сомневаясь во всеведении Трэнта, был готов ко всему — только не к тому, что произошло.

Вдруг, ни с того ни с сего, он встал и подал мне руку.

— Это пока все, мистер Хардинг. Мне уже пора.

Я нерешительно подал ему руку; не хотелось верить, что все так может кончиться.

— Надеюсь, вы не имеете ничего против моего визита. Я уж лучше зашел к вам, чем к мистеру Кэллингему, потому что, — он улыбнулся, впрочем, скорее ухмыльнулся, — ну, мне казалось, для тестя вы захотите эту историю немного подработать. Не думаю, что им слишком понравилось бы услышать, что Лэмб не был тем культурным, воспитанным юношей, которым они его считали. Но, по крайней мере, вы можете им сказать, что опасаться нечего. Думаю, эту задачку мы почти решили. Нужно только найти эту Анжелику Робертс. Похоже, она исчезла бесследно. Но мы ее найдем. Скажите им это. Скажите им, пусть не беспокоятся.

Зашагал к дверям. Потом обернулся и еще раз взглянул на меня.

— А кстати, вы спросили у мисс Кэллингем, не слышала ли она об Анжелике Робертс?

«Уходи!! Уйди, наконец!» — в душе взмолился я. А вслух солгал:

— Да, конечно. Боюсь, это имя ей ничего не говорит.

— Что меня, честно говоря, не удивляет. Ладно, мистер Хардинг. Большое спасибо. — Взгляд его скользнул по голове лося на стене. — Кто это? Один из бывших вице-президентов?

С легкой улыбкой выйдя из кабинета, он хлопнул дверью. Его сигарета, длинный столбик пепла с тлеющим алым кончиком, медленно остывала в пепельнице.

Он уже ушел, а я остался сидеть за столом, стараясь не поддаваться панике. Твердил себе: «Ничего он не найдет. Не найдет ее, не сумеет. Даже Трэнт не сумеет выследить ее в каком-то Клакстоне». Заставляя себя реально взглянуть на вещи, ломал голову догадками, как и где он мог бы напасть на ее след. Когда-нибудь, обходя один отель за другим, мог, конечно, найти ее имя в списке постояльцев «Уилтона». Но что бы это ему дало? Потом я сообразил: доберись он до «Уилтона», портье мог бы вспомнить, что к Анжелике Робертс приходил какой-то мистер Хардинг. Это было как в безумном сне, когда вы бродите по дому и обнаруживаете один скелет за другим… И я вдруг увидел, что план, казалось, так здорово придуманный для моей защиты, вдруг оказался паутиной, которую я соткал и сам в ней безнадежно запутался.

«Единственное, что может помочь, — подумал я, — это разговор с Полем». Я позвонил; он был еще в конторе фонда. Была там и Бетси. Под предлогом, что я заеду за ней, отправился туда и сумел на минутку остаться с Полем наедине. И хорошо, что сделал это. Услышав о том, как развиваются события, он принял все с олимпийским спокойствием. «Трэнт никогда, хоть лопни, не найдет Анжелику», — уверял он меня. Что касается портье в «Уилтоне», я сошел с ума, если вижу в этом повод для беспокойства. Подозреваю, спокойствие его было наигранным, чтобы утешить меня, но все равно подействовало.

Бетси вошла, когда мы еще разговаривали.

— Привет, — бросила она, — что это вы там затеваете?

— Заговор против тебя, — сказал Поль. — Хотим заказать тебе памятник — что-то вроде богини с золотым сердцем, — но мы еще не решили, куда его поместить. Билл считает, что место ему где-нибудь в варьете. Ну а я водрузил бы его на факел статуи Свободы.

Проводил нас к дверям, дружески обняв за плечи.

— Доброй ночи, вы, двое прекрасных, нормальных, обычных, любящих свой дом американцев.

Он мне очень помог. По крайней мере, я не стал паниковать. Но все еще был настороже, все еще начеку. Поэтому, когда через два дня Трэнт позвонил мне на службу, голова моя сразу заработала, как следует. Тон его, как всегда, был весьма приветлив. Я уже начинал ненавидеть эту его неизменную слащавую приветливость.

— Добрый день, мистер Хардинг. Вы могли бы приехать — желательно прямо сейчас — к нам в управление?

Я едва не сказал, что занят, но тут же решил, что, как ни откладывай, это меня все равно не минует.

— Почему бы и нет, — сказал я, добавив: — Что-то случилось?

— Да, кое-что случилось, мистер Хардинг. Я вас жду через полчаса, хорошо?

— Ладно.

В такси меня вновь охватила паника. Я боролся с ней, как мог. «Кое-что случилось», — сказал он. Не больше. Это еще не самое страшное. Могло означать что угодно.

Я еще никогда не был в Управлении полиции. Унылая серость здания меня угнетала. Дежурный послал меня наверх, в большую пустую комнату, где восседала компания детективов. Одни писали рапорты, другие читали газеты или слушали потихоньку радио. Мною они совершенно не интересовались. Один из них провел меня в кабинет Трэнта. Того там не было. Меня просили подождать.

Кабинет трудно было назвать кабинетом; скорее, закуток, выгороженный из главного зала. Походил он на строгую монашескую келью. К своему удивлению, на столе я заметил экземпляр своего романа. Уже давно я не считал себя писателем. Вид книги вызвал у меня сложные чувства, но все же с известным удовольствием я подумал: «Он что, хочет попросить меня ее надписать?»

Трэнт появился очень скоро, приветствуя меня с тем же неизменным дружелюбием. Вел себя так, словно мы с ним бог весть сколько лет ходили в приятелях. Это дружелюбие пугало меня больше всего.

Усевшись за стол, он некоторое время молча смотрел на меня. Потом небрежно взял в руки мой роман, повернул его задней стороной обложки вверх и подал мне через стол. Когда я брал его, сказал:

— Я часто слышал, что авторы никогда не читают, что о них пишут на обложках, мистер Хардинг. Видимо, это правда.

Если бы меня кто-то еще минуту назад спросил, что написано на обложке «Зноя юга», я не смог бы процитировать ни одного слова. Но в тот миг, когда я брал книгу из его рук, я вдруг вспомнил и с чувством ужаса, слишком сильным, чтобы хоть что-то придумать, подумал: «Это конец».

Уставился на обложку. Почему именно это мне сломало хребет? Почему из всего, что могло меня выдать, этим должен был оказаться именно мой роман?

На задней стороне обложки, разумеется, была фотография, на которой Анжелика и я, молодые и полные сознания своей важности, стоим под ильмом в университетском кампусе в Клакстоне. Я вдруг вспомнил, как это было, словно все происходило пять минут назад. Это я настоял на том, что на снимке должна быть и Анжелика. Так я ею был горд. Теперь этот снимок передо мной. На пальце Анжелики даже отчетливо виден перстень с дельфином. А ниже рекламный текст, который когда-то я читал с наивным удовлетворением, а потом забыл на многие годы:

Голос лейтенанта Трэнта ко мне долетал как в тумане. И сквозь мутные видения своего погибшего будущего я замечал, что его голос звучал все мягче, так дружелюбно, как никогда раньше.

— Эта книга мне здорово помогла, мистер Хардинг. Совершенно случайно я взял ее как-то вечером после визита к вам. И мне на глаза попалось это фото — и это имя. Не могу сказать, что я это нашел. Мне просто повезло, и все.

Я заставил себя поднять голову и взглянуть на него.