— Господин офицер, если гарантируете мне жизнь, я сообщу вам очень много интересного, — сказал он.

— Чем вы нас можете удивить? — равнодушно произнес Розин, убирая в полевую сумку какие-то бумаги. — И потом, вам нельзя верить.

— Клянусь, то, что я скажу теперь, будет правдой! — горячо воскликнул немец. Розин изобразил на своем лице раздумье.

— Хорошо, — сказал он наконец, — но сначала давайте уточним ваши прежние показания. — Он взял протокол допроса Ригана, составленный Уховым. — Сколько тонн горючего и какого именно находится на складе в Алексичах? Какова там охрана? Еще раз напоминаю: ложь будет стоить вам жизни.

Риган снова заколебался. Либо сейчас он станет предателем, но получит жизнь, либо останется верен фюреру и вознесется на небо. Он выбрал первое.

— В Алексичах нет никакого горючего. Почти нет. Два или три каких-то бака, так, на всякий случай…

По изменившемуся лицу Розина Ухов понял, что немец сказал что-то очень важное, но майор быстро взял себя в руки, и командир разведки успокоился. Сделав вид> будто зачеркивает что-то на листе бумаги, Розин сказал:

— Это соответствует сведениям, полученным нашей разведкой. Если так пойдет дальше, мне действительно придется вас оставить в живых… — Он видел, как Риган быстрым движением вытер потный лоб. — Сколько солдат сосредоточено в этом районе, танков, самоходок?

— Там стоят танки… — Риган говорил медленно, будто приоткрывал тяжелую завесу. — Много танков. Мы свозили их тягачами отовсюду. Вы увидите их сами, когда займете Алексичи. Некоторые были так искалечены, что нам пришлось собирать их по частям…

Розин быстро встал и подошел вплотную к эсэсовцу. Напряженно следивший за ним Ухов на всякий случай подался вперед.

— Довольно. А теперь — так же честно — место прорыва! Ну, быстро!

Немец снова побледнел.

— Этого я не знаю.

Розин повернулся к Ухову.

— Товарищ капитан, приведите в исполнение. Нечего с ним больше церемониться!

Риган, как подкошенный, повалился на колени.

— Помилуйте, господин майор, я сказал все, что знал! Клянусь вам!

— Вот как! А ты славно говоришь по-русски! Ухов!

— Господин майор, еще одну минуту! Только одну! Место, где мы перейдем в наступление, держится в строжайшей тайне. Я простой солдат и узнаю об этом не раньше других, но зато я сообщу вам, где находится бригаденфюрер Шлауберг! Это хорошая плата за мою жизнь, не правда ли?

— Назови хотя бы примерно, где генерал намеревается выходить из окружения. Далеко это от Алексичей или близко? В какой стороне?

— Я могу только предполагать, — с трудом ворочая языком, проговорил Риган, — но дайте же хотя бы глоток воды! — Розин сделал знак Ухову. — Если генерал начал стягивать войска к месту прорыва, то совсем недавно. День-два, не больше. До этого вся техника, люди, склады с горючим были рассредоточены на большой территории. — Он облизнул пересохшие губы. — Да, стягивает… Но это не будет спасеньем, нет. Они все погибнут, герр майор. Все до одного. Я знаю, ваши солдаты не простят нам того, что мы натворили у вас за три года войны.

Вошел Ухов с котелком, Риган схватил его обеими руками и стал пить, захлебываясь и проливая воду на волосатую грудь.

— Ну хорошо, допустим, вы об этом ничего не знаете, — успокоившись, Розин снова перешел на «вы». — Где Шлауберг?

— Он в своей резиденции в Великом Бору. Говорят, там есть большой красивый дом — имение русского помещика, который когда-то дал от вас тягу…

Когда майор Розин появился в узле связи, там уже было несколько человек Последним вошел полковник Бородин. Все стояли, окружив рацию, работавшую на волне «Сокола».

— Ну что, — спросил Бородин, — отозвался?

— Никак нет, товарищ полковник, — ответил начальник связи, — молчит.

Временами радисту казалось, что он слышит слабые позывные «Сокола», он вздрагивал, прижимал ладонями наушники и кричал: «Сокол»! «Сокол»! Я — «Заря»! — и тогда стоявшие за его спиной офицеры нагибались над ним, забыв о рангах, теснили друг друга плечами, но наваждение проходило, радист успокаивался, офицеры расправляли согнутые спины.

Бородин пошел навстречу начальнику разведки дивизии.

— Что перебежчик? Есть новое?

— Все новое, Захар Иванович.

— А именно?

— В Алексичах для нас устроен цирк. Никакого наступления на этом участке не будет.

— Вот это фокус!

— Да. Мне надо срочно в штаб дивизии.

Он пошел к выходу, но ему навстречу спешил дежурный штаба полка.

— Товарищ полковник, к нам генерал.

Все, кроме радистов, повернулись к выходу, замерли в положении «смирно». Комдив вошел, как всегда, не торопясь, окинул взглядом присутствующих, поздоровался, не глядя, сбросил бурку подоспевшему ординарцу, пожал руку Бородину, За ним, нагнувшись, входили в блиндаж начальник политотдела дивизии и адъютант генерала, а чуть позже — полковник Чернов.

— Докладывай, Захар Иванович, коли есть о чем, — сказал генерал, — ты, брат, в последнее время не очень-то балуешь нас хорошими новостями. Немцы у тебя перед носом, а ты о них ни слова.

— Есть новости, товарищ генерал, — ответил Бородин, — но я думаю, вам об этом доложит ваш начальник разведки. Он только что допросил перебежчика.

— Когда же ты успел, Розин? — спросил генерал, подняв глаза на майора. — Два часа назад ты был еще в штабе армии. Ну ладно, давай выкладывай.

— Товарищ генерал, — начал Розин, — в Алексичах нам приготовлен сюрприз другого рода, нежели мы предполагали.

— Что такое? — насторожился генерал, и благодушное выражение сменилось озабоченным.

— Никакого наступления на участке обороны двести шестнадцатого полка не будет.

— Вот как? Тогда где же?

— Скорей всего это произойдет западнее, у Вяземского. Но возможно, и в другом месте. Я как раз направлялся к вам для доклада.

Некоторое время в блиндаже стояла тишина, потом генерал спросил:

— Чем вызван такой поворот в твоем мнении? Совсем недавно ты мне доказывал обратное. Да и начальник штаба был с тобой согласен.

— Обстоятельства изменились, товарищ генерал. Перебежчик раскололся. Он подослан к нам с целью усилить дезинформацию.

— А танки?! Только вчера их видели летчики!

— Бутафория. Свезены отовсюду битые, замаскированы, подкрашены…

— А склад горючего? Тоже бутафория?

— Склад настоящий, но пуст, если верить перебежчику.

— А почему мы должны верить ему? — вмешался Чернов. — Мне он говорил одно, Розину — другое. Я думаю, товарищ генерал, нам все это надо еще раз хорошенько проверить.

— Да, да, ты прав. Надо проверить. На твоем месте, Дмитрий Максимович, я бы не торопился так категорично утверждать. Ну какие у тебя к тому доказательства, кроме показаний одного немца?

— Интуиция разведчика! — ехидно присовокупил Чернов. Розин сделал вид, что не расслышал.

— На участке Вяземского погибли две наши лучшие разведгруппы. Погибли, что называется, в тишине. Никаких боевых действий против Вяземского до сих пор не проводилось. Как вы знаете, силы противника чаще всего накапливаются в тайне.

— Однако же «языков» Шлауберг таскал из полка Бородина, а не Вяземского! — возразил комдив.

— Причины могут быть разные. Во-первых, он понимает, что и там, и тут состав наших полков примерно одинаков…

— Допустим.

— Во-вторых, несколько ранее у Шлауберга могли быть другие намерения. В конце концов, самый короткий путь добраться до своих — это идти через Ровляны.

— Согласен. И все-таки нужны более веские доказательства. Вот если бы у тебя было донесение разведгруппы!

— Разведгруппа, посланная в район Алексичей, молчит как рыба! — резко вставил Чернов. — Думаю, надо немедленно отозвать Стрекалова и наказать за своеволие.

— Что такое? За какое своеволие?

— Я объясню, товарищ генерал, — сказал Чернов, — во время отсутствия майора Розина я занимался разведкой. В это время старший разведгруппы, кстати, единственный, кому была дана рация, грубо нарушил мой приказ и, самовольно оставив объект, увел группу в другой квадрат. После этого связь с ним прекратилась. На наши позывные он не отвечает, в эфир не выходит. Судя по допущенным нарушениям, этот военнослужащий вообще ненадежен. Кстати, я с самого начала был против посылки его в тыл противника, но у сержанта Стрекалова нашлись покровители…