Помещение для жокеев было не хуже. У каждого здесь был просторный запирающийся шкафчик для одежды (не английские вешалки), рядом с раздевалкой находилась сауна (душ, разумеется, тоже), вдоль стен стояли удобные диваны (а не деревянные скамейки).

Человек, с которым я собирался говорить, лежал на кожаном диване. Я нашел его по табличке с фамилией: «К.П.Фарден». Это был жокей Гревилла Аркнольда.

Я сказал Клугвойгту, что хотел бы побеседовать с этим парнем.

— Отлично, — сказал он. — Я буду ждать в салоне. А заодно и сам поговорю кое с кем.

Фарден, как и положено жокею, был очень маленьким и худым, кожа да кости. Когда Клугвойгт назвал ему мое имя, его лицо прояснилось, но когда я сказал, что я друг миссис Кейсвел, он вновь помрачнел.

— Я не виноват, что лошадь в таком паршивом состоянии, — заявил он.

— Конечно, — успокоил я его. — Я хотел бы знать, что вы обо всем этом думаете, потому что миссис Кейсвел наверняка будет спрашивать меня об этом.

— Я скажу вам, что происходит. На старте кажется, что лошадь в отличной форме, она бодра и весела, а потом, когда надо прибавить ходу, оказывается, что у нее уже нет сил, а если попробовать хлыстом, то она совсем скисает и теряет скорость.

— Вы, неверное, думали над этим. Вам ничего не пришло в голову?

— Нет, ничего, — он смотрел на меня исподлобья.

— Но ведь что–то вы об этом думаете?

— То же, что и все. Больше я ничего не могу сказать.

— А что вы думаете о главном конюхе Аркнольда?

— Скотина. Никогда о нем особо не думал. Но встретиться с ним на темной дорожке я бы не хотел, если вас это интересует.

Меня интересовало совсем другое, но пережимать не стоило, и я спросил, понравился ли ему Дэн.

— Славный паренек, — сказал он, и впервые голос его смягчился. — Он часто бывает в конюшне Аркнольда, и ничего удивительного — все тамошние лошади — собственность его тетки.

— Вы познакомились в его прошлый приезд?

— Да, он тогда жил в Саммервиле. Недели две. Симпатичный парень. С чувством юмора. Он рассказывал мне, что был у тетки в Англии, что это очень добрая женщина. Когда ее лошади стали проигрывать, он один не утратил душевного покоя.

— И когда это началось? — спросил я сочувственным тоном.

— Да еще в июне. С тех пор в конюшне все вверх дном, все разбираются, что же происходит. Я же говорю… Ветеринары берут кровь то на то, то на другое, даже на наркотики. И ничего.

— Аркнольд, по–вашему, хороший хозяин? — спросил я прямо.

— Я не хочу говорить на эту тему, мистер. Я люблю свою работу.

В этот же день я заказал разговор с Кейт. В назначенное время я услышал ее голос. Было воскресенье, десять утра.

Слышимость была отличная, как будто мы находились не за тысячи, а всего за десяток километров друг от друга. Кейт сказала, что рада моему звонку и тому, что меня не убило током. Разумеется, она узнала об этом из газет, причем некоторые из них отвратительно намекали на то, что этот случай — часть рекламной кампании.

— Ничего подобного, — заверил я ее. — Когда встретимся, я все расскажу. Как дети?

— Отлично. Крис хочет стать астронавтом, а Либби научилась говорить «бассейн», когда хочет в воду.

— Я уже чуть–чуть соскучился по тебе, — сказал я, а Кейт ответила также — по крайней мере, внешне, — спокойно:

— Ты четыре дня, как уехал, а мне кажется, что прошел год.

— После премьеры я сразу вернусь, — пообещал я ей. — А до — съезжу на золотой рудник и на пару дней в заповедник, он называется Парк Крюгера.

— Везет же некоторым!

— Как только у мальчишек закончатся каникулы, мы с тобой куда–нибудь съездим.

— Ловлю на слове.

— Послушай… Я ведь звоню по поводу лошадей.

— Ты уже разобрался, в чем дело?

— Нет еще. Сделай для меня одну вещь.

— Говори, — коротко сказала она.

— Нужно узнать, что там в завещании Нериссы.

— Ого! — воскликнула она.

— Ну постарайся найти какой–нибудь предлог! Ее забавляла процедура его составления, так что она, возможно, захочет рассказать.

— Ну, ладно, я попробую… Допустим, она мне его покажет, тогда что конкретно тебя интересует?

— Нужно узнать, она завещала Дэну только лошадей или все остальное тоже.

— Хорошо, — сказала Кейт без особой уверенности. — А что, это так важно?

— Как тебе сказать, — рассмеялся я. — Дэн здесь.

— Правда? — удивилась она. — Нерисса не говорила об этом.

— Она сама не знает, — сказал я, а потом подробно описал этого симпатичного парня и Аркнольда.

— Ты думаешь, это штучки тренера?

— Я думал об этом, но мне кажется, что это наш мальчик из Калифорнии приложил свою руку.

— Но зачем? Какая ему выгода?

— Выгода немалая. Вспомни про налог на наследство.

Когда Кейт заговорила, в голосе ее звучало сомнение.

— Это невозможно.

— Мне это видится так. Весной, после многих лет разлуки, Дэн навещает Нериссу и узнает, что она больна болезнью Ходжкина. Достаточно посмотреть в медицинской энциклопедии, чтобы узнать, что это неизлечимо.

— О Господи! — вздохнула Кейт. — Продолжай.

— Нериссе понравился этот золотой мальчик. Надо сказать, что в нем есть очарование. Итак, предположим, что он узнает от Нериссы, что она решила оставить ему лошадей и некоторую сумму наличными.

— Но это только догадки.

— Вот поэтому я и хочу, чтобы ты поговорила с Нериссой. Узнай, говорила ли она Дэну о своей болезни и знает ли он, что она сделала его своим наследником.

— Не хотелось бы беспокоить ее. Она была так счастлива.

— Спроси об этом, как бы невзначай. Конечно, не надо ее беспокоить. Может быть, махнуть рукой, пусть Дэн вытворяет свои штучки? Я почти всю ночь над этим думал. Что, собственно, такого он делает? Ну, не завоевывают ее лошади лавров. Разве, в конце концов, не все равно?

— По–моему, она посмеялась бы над этой историей, и все. Насколько я знаю Нериссу, ее бы развеселило, что Дэн такой хитрец.

— Согласен… Но он обманывает игроков, а это уже вещь наказуемая… Конечно, если его уличат.

— А почему ты именно его подозреваешь?

— Я и сам не знаю. Строю догадки, — я вздохнул. — Случайные разговоры… Там слово, там фраза… Кое–какие наблюдения и очень мало фактов. Все началось, когда Дэн стал крутиться возле лошадей. Я узнал у одного жокея, что как раз в это время Дэн впервые появился в Африке. Это было в июне. Он провел здесь две недели. Уже после встречи с Нериссой, потому что говорил жокею, что виделся с ней. Потом он уехал в Штаты, но лошади продолжали проигрывать. Я думаю, что у него есть сообщник. Трудно представить, что он справляется со всем этим сам. Может быть, он договорился со старшим конюхом Аркнольда. Мои подозрения основываются на том, что я видел. Знаешь, что именно? Дэн не маскируется. Он следит за словами, но не за выражением лица. Так что вполне возможно, что Барти, этот конюх, действует, а Дэн платит.

— Ну и что же делает этот Барти?

— Есть два варианта. Можно перетренировать лошадь, и тогда она проиграет. Правда, могут пойти разговоры… Я думаю, здесь фокус с водой.

— А–а, — сказала Кейт. — Знаю. Не дают лошади пить, даже сыплют соль в овес, а перед заездом дают ведро воды. И привет.

— Правильно. С бассейном в брюхе лошадь далеко не убежит. А Барти если сам и не поит лошадей перед скачками, то его парни так запуганы, что готовы уши себе отрезать, если он прикажет.

— Подожди. Если смотритель такое вытворяет уже несколько недель, тренер должен был это заметить.

— По–моему, он давно заметил. Вчера после заезда он сказал мне: — «Это уже чересчур». Кроме того, когда я намекнул ему, что подозреваю его в махинациях, он отреагировал так, как будто его уже в этом обвиняли. И еще я видел улыбку нашего золотого мальчика, когда он смотрел на лошадь перед стартом. Это была нехорошая улыбка. Да что говорить… Если после смерти Нериссы лошади ничего не будут стоить, налог на наследство будет намного меньше, чем если бы они выигрывали. Их одиннадцать, так что игра идет на многие тысячи. Во всяком случае эта сумма компенсирует расходы на Африку и взятку старшему конюху. Скоро будут внесены изменения в закон о наследовании, но пока Дэн должен быть основным наследником, чтобы его старания окупились.