Не дожидаясь приглашения, инспектор прошел мимо меня в холл и деловито огляделся. Трай, увидев незнакомца, залаял. Джино, всё еще улыбаясь, направился к нам.

— Привет, — сказал он. — Чем мы можем вам помочь? Инспектор протянул и ему свою карточку. Джино осмотрел ее, не переставая дружелюбно улыбаться.

— Так вы, значит, коп?

— Прошу прощения, сэр, вы тоже принадлежите к домочадцам?.

— Я? — Джино вернул ему карточку. — Конечно. Шофер, телохранитель, мастер на все руки. Моя фамилия Морелли. Вам нужна помощь, инспектор?

— Помощь? — Инспектор помолчал. Пауза показалась мне вечностью. — Возможно. Пожалуй, лучше держать миссис Руд подальше от всего этого, мистер Морелли, не могли бы вы сказать, что делала миссис Анни Руд в десять часов вечера в прошлый четверг?

Мне показалось, что пол уходит у меня из-под ног. Не нужно было считать. Конечно, речь идет о дне, когда разбилась Норма!

Следовало бы вообразить, что Джино справится с ответом ничуть не хуже, но что-то заставило меня опередить его.

— Вы имеете в виду день когда умерла Норма, не так ли, инспектор? Я только что вернулся из Парижа, и мама мне все рассказала. Я полагаю, что в тот вечер она была дома.

Инспектор стоял ко мне спиной и при моих словах даже не повернулся. На меня он вообще не обращал внимания, полностью сосредоточив его на Джино, продолжавшем беззаботно улыбаться.

— В четверг? — переспросил Джино. — Конечно, парень прав. В тот вечер мы все были дома, вместе noужинали и рано легли спать.

Инспектор снова выдержал паузу.

— Я полагаю, в доме должны быть слуги. Я имею в виду тех, кто здесь живет постоянно.

— Разумеется, — ответил Джино.

— Вы не возражаете, если я потолкую с ними?

— Ради бога. Только вряд ли они будут вам полезны. Их в тот вечер не было, в четверг у них выходной.

— Понимаю, — сказал инспектор. Потом он перевел взгляд на дядю Ганса. — Этот джентльмен тоже из домочадцев?

— Это мистер Харбен, — пояснил Джино. — Дядя миссис Руд.

И тогда, к моему ужасу, инспектор через весь холл направился к дяде Гансу, поглощенному по-прежнему своими шахматами. Дядя Ганс и полицейский инспектор. Дядя Ганс, увлеченный шахматами и забывающий обо всем на свете! Я с отчаянием посмотрел на Джино. Он тоже явно растерялся. Но сделать мы ничего не могли.

Инспектор похлопал дядю Ганса по плечу. Тот, удивленный, что его потревожили, поднял голову. Потом до него дошло, что перед ним незнакомый человек, и он со старомодной европейской вежливостью вскочил. Его улыбка заставила меня молить Бога, чтобы дядя Ганс не ляпнул ничего лишнего.

— Мистер Харбен? — спросил инспектор.

— Да, сэр.

— Я — инспектор полиции Робинсон. Меня интересует, чем занималась миссис Руд в прошлый четверг вечером.

«Это инспектор, дядя Ганс! Инспектор полиции!»

Я изо всех сил мысленно пытался передать старику, с кем он имеет дело. Но дядя Ганс только очаровательно улыбался.

— В четверг вечером? — пробормотал он. — Как интересно, что вы об этом спрашиваете. Вы знаете, я всегда считал: если кто-нибудь уверяет меня, что он что-то делал несколько часов назад, то это трудно проверить. Да, очень трудно проверить. Так вы говорите, в четверг вечером… — Он задумчиво приложил палец к губам. — Сегодня понедельник, не так ли? Ну, вчера вечером… — Он помолчал и вдруг воскликнул: — Ах, какой болван! Почему я не подумал об этом раньше? Много лет назад я пришел к выводу, что нет более ненадежного инструмента на свете, чем человеческая память. И с тех пор все записываю в записную книжку.

Пока он доставал свою книжку, мне не раз казалось, что я умираю. А тут еще Трай начал дергать меня за брюки. Наконец дядя Ганс извлек из кармана маленькую черную книжку. Потом он стал искать очки и, найдя их, нацепил на нос.

— Четверг… четверг… — Он начал листать страницы. — Ага, вот и четверг. В четверг вечером: обед с Ронни и Нормой.

— Вы имеете в виду с миссис Дилэйни?

Голос инспектора прозвучал очень холодно, а я едва удержался от крика.

— Ой, одну минутку, — сказал дядя Ганс с виноватой улыбкой. — Простите меня, инспектор. Как глупо с моей стороны. Я назвал другой четверг. Это было неделей раньше. Сейчас посмотрю. Ага, четверг. Утром работал над двадцатой главой. Днем играл в шахматы и дремал. Вечером слуг не было, и Анни приготовила чудесный сыр в вине. В половине двенадцатого лег и на ночь читал Спинозу.

Он протянул свою книжку инспектору. Меня охватил озноб, но теперь уже от надежды. Инспектор прочел запись и вернул книжку владельцу.

— Полагаю, этого достаточно. — Инспектор повернулся к нам. — Откровенно говоря, господа, нас это не очень беспокоило, но надо же было отреагировать на анонимное письмо.

— Анонимное письмо?! — воскликнул я.

— Получили сегодня утром. Обычно их удостаиваются всё знаменитости. В девяносто девяти случаях из ста — полнейшая чушь. Но проверять приходится. Иначе нельзя.

Инспектор строго посмотрел на нас. Потом достал из кармана элегантный розовый конверт, из которого извлек розовый листок бумаги и передал его мне.

На очень дорогой бумаге заглавными буквами было напечатано:

АННИ РУД В ТУ НОЧЬ БЫЛА У НОРМЫ ДИЛЭЙНИ. АННИ РУД УБИЛА НОРМУ ДИЛЕЙНИ, ПОТОМУ ЧТО САМА ХОЧЕТ СЫГРАТЬ РОЛЬ НИНОН ДЕ ЛАНКЛО.

Джино и дядя Ганс читали из-за моего плеча. Буквы прыгали у меня перед глазами. Выходит, кто-то знал или подозревал! Кто-то, кто ненавидит мать и пишет на дорогой розовой бумаге. Обычно розовой бумагой пользуется мать… Значит… значит… Прелесть Шмидт? Неужели она столь вероломна? Я изо всех сил попытался взять себя в руки, боясь, что все мои мысли отразятся на лице. Стараясь держаться спокойно, я вернул письмо инспектору. И тот аккуратно убрал его в карман.

— Вы понимаете? — сказал он. — Фраза насчет Нинон де Ланкло убедила меня, что все это чушь. Подумать только: великая Анни Руд хочет избавиться от подруги-соперницы. Из-за роли в кино!.. Да у нее, должно быть, десятка два предложений на неделе!

Он улыбнулся, излучая саму доброжелательность, и протянул руку дяде Гансу.

— Рад был познакомиться с вами, мистер Харбен. — Рука перешла к Джино. — И с вами тоже, мистер Морелли.

Инспектор похлопал меня по спине.

— До свидания, сынок. Возможно, увидимся на похоронах.

С легким вздохом дядя Ганс вернулся к своим шахматам. Джино, широко улыбаясь, проводил инспектора до двери. Oни еще не пересекли холл, когда Трай снова начал кувыркаться. Инспектор остановился и снисходительно посмотрел на него.

— Умный пес, — заметил Робинсон.

— Да, сэр, и неплохо дрессирован. Норма Дилэйни безумно любила его и трюки, которые он выделывал.

— В самом деле?

Джино выпустил, наконец, инспектора и с гримасой облегчения закрыл за ним дверь. Меня захлестнула волна любви и нежности к дяде Гансу. Я бросился к нему.

— А, Ники. Что ты делаешь? Осторожнее! Что?..

Дядя, — сказал я, обнимая его, — ты был неподражаем!

Он вопросительно посмотрел на Джино.

— Все в порядке, — успокоил я обоих. — Я знаю, что вы были у Нормы. Пэм рассказала мне. Дядя, какая потрясающая сцена! Эта запись в книжке! Когда ты ее сделал? В ту же ночь?

Дядя Ганс улыбнулся.

— Как мило с твоей стороны, что ты считаешь меня старым мошенником, — пробормотал он. Несмотря на все усилия, ему не удалось скрыть свою гордость. — Да, я сделал эту запись в ту ночь. Когда мы вернулись домой. Боже, как мы были возбуждены! Я сел за дневник. И решил, что в данной ситуации правда ни к чему. Я вспомнил о репортерах, любителях сенсаций, и изменил запись. — Он поднял на нас глаза. — Ну, разве не к счастью?

К счастью! — воскликнул Джино. — Да это просто гениально. Наш старый дядя Ганс — добрый ангел семьи. Он обвел инспектора вокруг пальца!

— Думаешь?

Я спросил, желая лишний раз убедиться, что именно так обстоит дело.

— Конечно, — ответил Джино. — Конечно, он его одурачил. Что значит какое-то грязное анонимное письмо? На звезду первой величины? Кто поверит в грязное анонимное письмо о звезде вроде Анни, когда дядя Ганс записал в своем дневнике, что она была дома? Я почувствовал себя спокойнее.