Этот эпизод занял всего несколько секунд, и почти так же быстро мое волнение улеглось. Я подумал, ведь в отеле работает довольно много служащих. Возможно, я видел фигуру одного из них, когда он возвращался из отеля в дом прислуги, находившийся за садом. Я был почти уверен, что только моя одинокая прогулка к развалинам придала зловещий характер факту появления этого человека у окна Деборы.
Когда я дошел до коттеджа, я уже почти забыл об этом инциденте. Чувствуя приятную усталость, я разделся, надел пижаму и забрался под сетку от москитов на одну из кроватей. Читать мне было нечего. Я лежал, докуривая последнюю на сегодня сигарету и думая об Айрис.
Когда я, докурив сигарету, выключил лампочку на ночном столике, кто-то постучал в дверь.
Я сел. Снова постучали. Я выбрался из-под сетки и пошел открывать дверь.
В дверях, одетая в белую пижаму, стояла Дебора Бранд. По плечам разметались волосы, еще более светлые при лунном свете. Она вошла в комнату и заперла за собой дверь.
— Ну, вот я и пришла, — сказала она. — Надеюсь, вы не передумали?
Глава 3
Я включил свет. Она, поджав под себя ноги, уселась на маленькую кушетку, стоявшую напротив кровати. Она добавила губной помады и еще гуще подвела ресницы, чтобы придать себе вид femme fatale. Но у нее ничего не получилось. Это была хорошенькая молоденькая и немножко смешная девочка.
Она сказала:
— Вероятно, у вас нет вина?
— Нет.
— А сигарет?
Я нашел пачку, передал ей и щелкнул зажигалкой.
Она взяла меня за руку, прикурила сигарету, но руки моей не выпускала. Потом взглянула на меня со своим обычным трюком — сквозь полуопущенные ресницы. Это было немного чересчур.
Она сказала:
— Именно так и поступают девушки с режиссерами, чтобы получить ангажемент на Бродвее?
— В кинокартинах — да.
— Только в кино?
Она потянула меня за руку. Я позволил ей нагнуть меня. Затем она обхватила меня обеими руками за плечи и поцеловала в губы. Хотя она старалась сделать это грубо, как опытная женщина, я почувствовал нежный аромат ее девичьих губ. Все было бы трогательно, если бы не было так неестественно. Она дрожала. Но это тоже было неубедительно.
Когда она закончила поцелуй, я спросил:
— В чем дело? Хотите получить ангажемент на Бродвее?
— Нет, — резко ответила она. — Нет. Конечно, нет.
— Тогда зачем же… это?
— А почему бы и нет?
— Ну, кроме всего прочего, я — женатый мужчина. И брак наш счастливый.
Ее лицо все еще было около моего.
— А разве бывают на свете счастливые браки?
— Боюсь, это слишком сложный вопрос для меня.
Она сказала:
— Я пришла потому, что я так хотела. Вы мне нравитесь.
— И вы так ходите в спальни ко всем мужчинам, которые вам нравятся?
Она вспыхнула.
— Может быть, мне нравится не так уж много людей.
Я выпрямился. Она лежала на кушетке. Серебристые волосы сверкали, красные губы полураскрылись, глаза пристально наблюдали за мной. Полусердитая, полунеловкая.
Я сказал:
— Почему бы вам не сбросить с себя маску Мата Хари и не сказать мне правду?
— Правду? Какую правду?
— Какую игру вы затеяли?
Она вскочила.
— Я не собираюсь оставаться здесь и слушать ваши оскорбления.
— Тогда возвращайтесь в свою собственную комнату.
— Нет! — Поза роковой соблазнительницы исчезла, плечи опустились. Передо мной стояла просто молоденькая испуганная девушка, которая сегодня почему-то наложила слишком толстый слой косметики. — Нeт!
Я взял ее за руку и, стараясь придать своему голосу отеческий тон, сказал:
— Слушайте, я не людоед. Если вам нужна моя помощь, необязательно отдать за нее всю себя. Я вам и так помогу. Бесплатно.
Она упрямо продолжала:
— Мне не нужно никакой помощи! Зачем она мне?
— Вы думаете, я вам поверю?
— А почему вы не можете мне поверить?
— Видите ли, я ведь не вчера родился.
— Не говорите глупостей. Никто вчера не родился. Только грудные младенцы.
— Прежде всего, вы солгали мне относительно того, что опоздали на экскурсионную машину.
Она была готова к этому:
— Я знаю. Извините. Я ошиблась. Я думала, что она уже уехала.
— Во-вторых, пугались каждой машины, которая нас догоняла. Сначала автобуса. Потом, когда нас нагнала миссис Снуд, вы улизнули в лавочку. Спрятались.
— Нет, нет. Ничего подобного. Просто я хотела выпить кока-колы.
— Но вы не пили ее.
— Я передумала.
— И вы боитесь кого-то здесь. Я почти уверен в этом. Кого именно?
— Я никого не боюсь.
— Я только что видел, как какой-то мужчина копошился около вашего окна. Вы его боитесь?
Она топнула ногой, как рассердившаяся маленькая девочка.
— Я вам сказала, что я никого и ничего не боюсь. К чему устраивать драмы? Это ваша режиссерская натура заговорила в вас?
— О'кей, — сказал я. — Если вы так хотите, пожалуйста, я согласен: вы ничего не боитесь. Да, собственно, это и не мое дело. Но я имею право знать одну вещь: какую роль во всей этой истории вы отводите мне?
Ее серебристо-серые глаза смотрели мне в лицо. Она вдруг выпалила:
— Пожалуйста, позвольте мне провести эту ночь здесь.
— Почему?
— Здесь две кровати. Я не буду мешать. Я обещаю, я не буду вам мешать.
Нелепо было предполагать какую-нибудь ловушку. Ведь здесь мексиканские джунгли, а не Таймс-сквер.
Но я не сдавался.
— По-моему, это не совсем обычная вещь для мужчины: предлагать девушке постель в то время, как она имеет отличную свою собственную.
— А разве на свете бывают только обычные вещи?
— Если только нет уважительной причины на то, чтобы их не было.
Она все еще пристально серьезно смотрела на меня. И вдруг ее губы затряслись.
— Хорошо. Я скажу вам правду. Я лгала вам. Я боюсь.
— Вот так-то лучше.
— Одна в комнате, в такой темноте, за окном джунгли, какие-то непонятные звуки. Это ужасно. Я не знаю почему, но все это пугает меня. Это… О, я не хотела, чтобы вы это знали. Это так по-детски, а я не хочу, чтобы кто-то знал, что я поступаю как ребенок.
Мне не верилось, чтобы эта девушка, прожившая жизнь с отцом-археологом, скитавшаяся по самым глубинным районам Перу, до сих пор не привыкла к ночи в джунглях. Конечно, предлагать любовную связь незнакомому мужчине — довольно оригинальный путь подыскания общества на ночь. Но, вероятно, она все же говорит правду. Иначе какой в этом может быть смысл?
— Пожалуйста…— продолжала она, — пожалуйста, позвольте мне остаться. Пожалуйста, не отсылайте меня обратно в мою комнату.
Я знал, что, вероятно, позволяю вовлечь себя в какую-то историю, о которой буду потом сожалеть, но я не захотел отправить ее одну, чтобы она всю ночь тряслась от страха. Даже если единственной угрожавшей ей опасностью была одинокая темная комната. И она мне нравилась, вот в чем беда.
— О'кей. — Я указал на другую кровать. — В полном вашем распоряжении.
Она весело, с благодарностью улыбнулась.
— Благодарю вас.
— Не за что. Всегда рад.
Она сбросила туфли, нашла разрез в москитной сетке и забралась на кровать. Я видел смутные очертания ее силуэта. Она лежала на спине, на подушке сияли ее волосы. Это напоминало ранние фильмы Ван Стернбурга.
За окном в джунглях печально стонала птица. Вероятно, одна из тех, которые ожидают своего возлюбленного. Я потушил свет.
Наступила темнота и тишина. Вдруг она сказала:
— Я ненавижу гидов. Давайте завтра встанем пораньше и пойдем на развалины до того, как туда приедет экскурсия.
— Но ведь я абсолютный профан в этом деле, — сказал я. — Мне нужны объяснения.
— Я все знаю о них. Я буду вашим гидом.
— О'кей.
— Вы очень добрый.
— Да?
— Я очень благодарна вам.
— Очень рад.
В течение нескольких минут молчание не нарушалось. Я слышал, как она вздохнула и повернулась на бок. Потом странным тихим голоском пробормотала: