— Чувствуешь, как изголодался я без тебя, — сказал он, прикуривая сигарету после непродолжительного секса.

— Да уж, — ответила я. — Впору расплакаться при мысли о том, как ты был мне верен все это время.

— Полагаю, не менее верен, чем ты, — ухмыльнулся Тимур.

— Мы что, никуда сегодня не пойдем? — спросила я.

— Если ты голодная, можем заказать сюда пиццу, — сказал он. — А выдвигаться и целый вечер сидеть на стуле сегодня у меня нет желания. Как–нибудь в другой раз.

— Разленился ты здесь без меня, — сказала я, испытывая легкую обиду. — Наверное, и в теннис больше не играл, как я уехала.

— Какое там! — он выдохнул кольцо дыма в потолок. — Теперь наверху в моде уже дзюдо и прочая восточная ерунда.

— Чиновники решают вопросы на татами? — усмехнулась я. Наверное, впервые тогда я вспомнила, что в России уже другой президент, и, наверное, правила игры тоже несколько поменялись.

— Хрен с ними, — поморщился Тимур. — У меня изжога начинается, как вспоминаю этих тварей загребущих. Надо бы в ванную сходить, да полотенца в машине забыл, как тебя увидел. — Он протянул руку к телефону. — Серго, принеси пакет, я его на заднем сидении оставил. Ага, малиновый такой.

Водитель не спросил номер квартиры — похоже, он здесь бывал уже неоднократно. Выходит, эта двуспальная кровать тоже использовалась по назначению множество раз. Меня это не должно было особенно волновать, но почему–то я расстроилась и попыталась перевести разговор на желательные для меня рельсы:

— А что происходит в деловой жизни? — спросила я. — Ничего не поменялось в новом веке?

— А что могло поменяться? — Тимур выпустил очередное облако дыма. — Рулят нефть, газ и прочие ресурсы. Недвижимость постоянно дорожает и будет дорожать еще долго.

— До нового дефолта?

— Кто говорит о новом дефолте — тот враг России. — Голос Тимура звучал вполне серьезно. — Ты умно поступила, купив квартиру тогда. Насколько она уже выросла в цене?

— Надо думать, раза в три, или около того.

— Если бы кто спросил у меня, куда вкладывать средства, я бы, не задумываясь, посоветовал недвижимость, — Тимур, кажется, представлял, что меня заботит, не хуже меня самой.

— Цены не упадут? — переспросила я.

— Не люблю дважды повторять одно и то же, — поморщился Тимур. Раздался звонок в наружную дверь. — Кажется, Серго принес пакет. Пойду, открою.

В пакете, помимо двух полотенец, оказались еще духи для меня, бутылка пятилетней выдержки итальянского вина, конфеты и шампунь, так что наш разговор о делах насущных сразу выдохся. Тимур, похоже, действительно соскучился по мне: в этот вечер мы еще дважды занимались любовью, а к обсуждению бизнеса и политики так и не вернулись.

Но я приступила к изучению цен буквально на следующий день, и открытия, сделанные мной, оказались не из радостных: кругленькая сумма, скопленная за два прошедших года, оказалась смехотворной в сравнении с новыми московскими ценами на жилье. Конечно, заработки проститутки были бы намного выше моих доходов в качестве управляющего клубом, но так уж карта легла — и не мне было винить себя за попытку зарабатывать на жизнь по-новому. Можно было думать об ипотечной ссуде в банке, но в один из последних дней года я встретилась с Борисом Аркадьевичем и, не обращая внимания на его ухаживания и неуклюжие намеки, сразу перешла к делу.

— У тебя остались связи в администрации города, — заговорила я, едва мы чокнулись шампанским, открытым по случаю встречи. — Меня интересуют объекты коммунального фонда, которые мы могли бы приватизировать и перевести в собственность.

— Ты что, девочка моя? — встрепенулся Борис Аркадьевич, но в его глазах я уловила огонек заинтересованности. — Мало-мальски стоящие помещения уже давно имеют владельцев.

— Не может быть, чтобы совсем ничего не осталось, — убежденно сказала я. — Не обязательно в центре, может быть, в плохом состоянии, но что–то ты ведь найдешь, если захочешь. Зачем тебе вести себя как пенсионер — энергии, уверена, у тебя достаточно. Займись этим делом, и мы соорудим замечательный проект.

— Мне уже ведь семьдесят стукнуло, — продолжал колебаться он.

— Внуши себе, что пятьдесят — будешь выглядеть так же, — продолжала настаивать я. — Это все субъективно, ощущения возраста и прочая блажь от безделья. Найди толковое место — и я вновь поверю в тебя как мужчину.

Тут я накрыла его руку своей и заглянула ему в глаза взглядом менады — это был максимум, который я берегла для ключевого момента в разговоре. Он был единственным моим пропуском в мир столичной недвижимости и в обход посредников. Я прекрасно понимала, что высокие цены в газетных объявлениях — плод работы ушлых риэлтеров, и только Борис Аркадьевич способен помочь мне избежать их разорительных услуг.

И вот наступил 2001 год, мы праздновали его впятером: к маме пришел Иван Всеволодович, отставной полковник милиции, а Маша привела белокурого херувимчика Юлия, который поначалу посеял во мне сомнения по поводу своей ориентации: уж очень ухоженным и неестественным казался он, особенно на фоне сурового мента. Вот уж не думала, что после 93-го вновь сдвину бокалы с представителем этой профессии за новогодним столом. Но я улыбалась одинаково вежливо обоим мужчинам, поддерживала разговор о расчудесных брежневских временах с Иваном Всеволодовичем и непринужденно смеялась гламурным рассказикам Юлия — он был коллегой Маши, подающим большие надежды модельером.

Но в конце этой ночи, когда Маша с Юлием собрались уезжать, чтобы развлекаться дальше, я отказалась их сопровождать и заперлась в своей комнате с компьютером. Впрочем, интернет не работал, — видимо технический персонал провайдера тоже вовсю отмечал праздник. А вот у меня настроение было серым и пасмурным, как зимнее небо над Москвой, даже напиться у меня не получилось, и я уснула под утро, причем даже во сне продолжала видеть какие–то унылые и тусклые картины. Помню, я стояла на берегу затянутой в лед реки, через которую был переброшен ровный арочный мост. Снег и безмолвие окружали меня во сне. Почему–то я ждала поезда, но никакого поезда не было — лишь падал белый снег, покрывая рельсы на мосту, и было очень холодно. Вот и все… Я расплатилась своей молодостью и полетами в ярких снах за то, что у меня теперь было, и крылья за спиной не раскрывались у меня по ночам уже без малого десять лет.

— Сонечка, малышка, что с тобой? — шепчет Маша, присев на край моей широкой кровати из цельного дерева — именно такую просила я купить по телефону еще два года назад.

— А что со мной?

— Ты словно бы неживая, — говорит Маша.

— Почему?

— Не знаю, может быть, потому что ты одна. У тебя за все это время не появилось кого–нибудь стоящего?

— Стоимость, это главное, что меня интересует, Маша. Уверена я только в одном — что не появился мало стоящий. И, надеюсь, не появится.

Маша странно на меня взглянула и отправилась спать. Похоже, ей хотелось бы меня обнять и поутешать, как ручное животное. Мне же было бы приятнее, сбрось она халат и заберись ко мне под одеяло. Но я даже спросонья ощутила, что Машка вся излучает покой и удовлетворенность хорошо проведшей ночь самки. А с такой Машкой меня не располагало откровенничать.

Несколько раз мы с Борисом Аркадьевичем выезжали на просмотр нежилых помещений. Все это были подвалы или полуподвалы в состоянии, близком к аварийному, а также полуразрушенные склады и фабрики еще советских времен. Каждый раз какое–то обстоятельство перевешивало в сторону негативного отношения к покупке: то потолки едва достигали двух метров, то в помещении оказывались проржавевшие трубы с вентилями, или дорога к нему обрывалась, занятая новостройкой, а объезд был не заасфальтирован, и добраться ко входу в объект через снежные заносы не представлялось возможным. Я старалась не терять оптимизма и вдохновляла Бориса Аркадьевича, то комплиментами, то невинными поцелуями в щечку. Если я внушу ему, что найти подходящий вариант — дело чести для него — он что–нибудь разыщет, надеялась я.