— А я до знакомства с тобой — почти никогда, — сказала я.

В Москве уже наступила осень: непрерывно лил дождь, люди на улицах кутались в куртки и плащи. За те полгода, что я не была в России, лица моих соотечественников стали казаться ожесточенными и высокомерными — видно, сказывалось на мне тлетворное влияние Запада, ведь раньше я считала, что так и положено выглядеть обычному гражданину. Холодная страна, обездоленные люди, — каково Даниэлю будет понять, что они в большинстве своём не слишком отличаются от прочего населения планеты, а уж если им доводится выражать эмоции, то делают они это намного искреннее, чем земляки Даниэля.

Я могла бы вызвать в Шереметьево Бориса Аркадьевича на машине, но, учитывая мои прежние отношения с ним, не стала этого делать, и мы добрались до Очаково на угрюмом частнике, сторговавшись с ним на пятидесяти баксах. Это было дешевле, чем предлагали другие водители, но все равно дороже, чем дорога из Финчли в Хитроу. Проблемы с деньгами докучали Даниэлю, который располагал всего лишь двумя тысячами долларов, снятыми с банкомата в британской столице. Я видела, что он озабочен, и ломала голову над тем, как вести себя с Даниэлем, чтобы не оскорбить подачками его достоинство, но при этом не выглядеть эдакой матушкой-командиршей. По зрелом размышлении, я поняла, что задача эта практически невыполнима, если только Даниэль не устроится на какую–нибудь работу. А что за работу я могла ему предложить?

— Боже! Сонечка! — мама всплеснула руками и бросилась обнимать меня.

— Здравствуйте! — произнес американец. Пожал мамину руку, улыбнулся. Я чувствовала, что ему не по себе — слишком чужое здесь все для него, слишком далёкое.

— Это мой жених, — я сглотнула, произнося последнее слово. Нарочитое оно было и будто бы не обо мне. Как из разговора двух манерных тёток в косметическом салоне, почудилось на миг. — Его зовут Даниэль, он из Нью-Йорка.

Мать мигом посерьёзнела — вряд ли в эти дни оставался хоть кто–нибудь на планете, безразличный к недавней смерти тысяч людей. Моя мама сочувствовала американцам — я была в этом уверена — искренне абсолютно. А ведь из нее получится превосходная тёща, подумала я немного отстраненно, но не без гордости.

Сели за стол, сооруженный по такому случаю, говорили тосты, смеялись. Мне приходилось выступать переводчицей, и это изрядно утомило под конец, хоть, с другой стороны, загруженность позволяла отогнать странные мысли о том, что я со стороны смотрю банальную мелодраму, а не живу собственную жизнь.

Вскоре наступила ночь, я вошла в свою спальню после ванной, раздетая, благоухающая. На подушке широкой кровати, предусмотрительно купленной именно для такого случая, лежала тёмноволосая голова моего мужчины. Неужели это взаправду, не верила я себе самой, неужели — навсегда? Я прижалась к Даниэлю, обняла его руками и ногами. Моя комната с компьютером и большущим гардеробом покоилась в сумраке. Никогда и нигде еще не было мне так безмятежно и спокойно. Люблю ли я его, спросила я себя саму. Не стала отвечать, потому что не могла отличить правду ото лжи, потеряла разницу между ними, утратила критерии. Вот она, месть седьмой заповеди, вдруг дошло до меня, это ее отравленный выпад, будто выстрел в спину, когда ты уже думаешь, что находишься в безопасности и мире. Мире с самим собой.

На следующий день я буквально заставила себя позвонить Борису Аркадьевичу. Знала, что не принесёт мне общение с ним ничего, кроме испорченных нервов. Знала…

— Я пытаюсь дозвониться тебе уже две недели! — кричал в трубку мой директор. — Как можно вести дела подобным образом!

Следовало резко вернуть ситуацию под контроль. Я примерно представляла, что нужно делать, но, из–за отсутствия практики получилось неважно.

— Молчать! — фальцетом взвизгнула я. — Я плачу вам зарплату за конкретные дела, а не для того, чтобы на меня повышали голос и учили жизни. Вот по делам и докладывайте!

Борис Аркадьевич обиженно засопел в трубку.

— Необходимо встретиться, — сказал он наконец. — Я возьму с собой все отчеты, документы фирмы и заявление об увольнении с поста директора.

— Не забудьте самое главное, — сказала я, игнорируя его демарш. — Деньги.

— Конечно не забуду, — холодно произнёс Борис Аркадьевич.

Встретились мы на Цветном бульваре через три часа. Когда я спускалась в метро на Юго-Западе, серое небо плакало осенним дождём, но, когда вышла, опасливо поглядывая вверх, увидела, что непогода старательно обошла центр Москвы: здесь по-летнему ярко светило солнце и многие люди ходили в рубашках с коротким рукавом. Борис Аркадьевич выглядел насупленным и старался не смотреть мне в глаза. Руки его теребили портфель из кожзаменителя.

— Они выплатили арендную плату в полном объёме единственный раз — в начале августа, — вещал мой директор, откашливаясь едва ли не после каждого слова. — В сентябре уплачена только официальная часть. У нас коммунальная задолженность, налоги, зарплаты бухгалтеру и… директору, — Борис Аркадьевич бросил на меня испуганный взгляд, я улыбалась. — Словом, найдешь все отчёты вместе с остатком денег здесь.

Он погладил портфель в последний раз и передал его мне.

— Когда поедете знакомиться?

— Завтра, — сказала я. — Сегодня просмотрю документы, а завтра и поедем.

Мягко говоря, я вернулась домой не в самом радужном расположении духа. Даниэль сидел в гостиной на диване, перед ним на салонном столике лежала русская грамматика для младших классов, и мама втолковывала великовозрастному ученику что–то незамысловатое, связанное с алфавитом. Впору было умилиться от этого зрелища, да как–то не хотелось. Я прошла к себе в комнату, легла на кровать прямо в джинсах, закрыла глаза.

— Ты в порядке? — спросил Даниэль, неслышно проникая в спальню.

— Голова болит, — ответила я.

— Это акклиматизация, — поставил диагноз мой любимый.

— Вероятно.

— Принесу тебе аспирин.

Я промолчала, Даниэль вышел и вернулся вскоре, неся стакан с растворённой в нём шипучей таблеткой. Я села на кровати и стала пить кисловатый раствор.

— Как дела в твоём бизнесе? — наконец–то спросил Даниэль, похоже, для того, чтобы заполнить паузу.

— Замечательно.

— У тебя хорошие менеджеры, — улыбнулся Даниэль. — Все–таки тебя не было полгода, не каждое дело может обходиться так долго без участия главного лица.

Какие гладкие у него фразы, с горечью подумала я, как он далёк от здешней реальности. Как бесполезен!

— Значит, тебе нравится заниматься бизнесом? — спросил Даниэль.

— Наверное, — сказала я. — Еще не решила.

Пожалуй, Даниэль ждал от меня чего–то большего, но ведь мы договорились не лгать друг другу. Фраза о том, что бизнес это ерунда, а вот заниматься с ним любовью — лучшее, что может быть на свете, была бы встречена намного благосклоннее, но означала бы лишь то, что наши отношения становятся обычными лживыми семейными узами. Узилищем, в котором обреченно томятся два узника. Не хочу! Что со мной происходит? Почему я не могу быть просто с любимым, который станет думать за нас обоих? Потому что он не такой, он не тот, о ком я мечтала всегда, ведь он не владеет «золотым кодом»!

Наверное, что–то отразилось в моей мимике — Даниэль уже успел расстегнуть мои джинсы, но тут отстранился и внимательно посмотрел на меня.

— Что с тобой, любимая?

— Всё в порядке, — я вымученно улыбнулась. — Наверное, таблетка еще не подействовала.

— Бизнесмены всегда живут под стрессом, — Даниэль провел рукой по моим волосам. — Расслабься.

— Хорошо, — я откинулась на подушку, закрыла глаза.

— Мой отец тоже занимается бизнесом, — сказал Даниэль. — Он хотел бы видеть во мне преемника, но я как–то не вижу ничего привлекательного в магазине шпионской электроники.

— Странно, — сказала я, — если бы я родилась парнем и будь у моего отца такой магазин, я мечтала бы ему помогать.