Стоит также упомянуть обширную коллекцию рисунков и чертежей многочисленных изобретений. Некоторые из них, такие как утрешние мост и землечерпалка, он пытался воплотить в жизнь. Большинство других, как я подозревала, он придумывал лишь для собственного развлечения. И наконец, еще одним доказательством масштабности его творческого потенциала являлась написанная им книга басен, некоторыми из них он поделился с нами, подмастерьями.

И, разумеется, почти все его сочинения были проиллюстрированы всевозможными рисунками, как маленькими, так и большими. Некоторые были просто набросками, призванными продемонстрировать будущему читателю, как передать на бумаге что-то очень простое, как, например, створка двери или складка занавески, другие являлись великолепными портретами людей или животных, выполненными угольным карандашом; они не имели отношения к предмету повествования, но были включены в книгу просто потому, что нравились ему.

Мои собственные жалкие писательские попытки не могли идти ни в какое сравнение с гениальными заметками учителя, и все-таки дневники были предметом моей гордости. Они содержали фрагменты уроков и лекций учителя, а также мои собственные заметки по теории живописи. Кроме того, я вкратце записывала события дня, иногда иллюстрируя их своими рисунками.

Первый дневник я закончила вскоре после того, как мы с Леонардо провели расследование убийства графа Феррара. Подобная развязка показалась мне логичным финалом для дневника, буквальным завершением книги, так что я прошнуровала страницы, сделала обложку и спрятала получившийся томик в сундук с моими вещами. Вскоре я начала новый дневник, пребывая в полной уверенности, что его страницы увидят лишь рутину жизни подмастерья.

К несчастью, события сегодняшнего дня разбили эту надежду и свели на нет мое желание что-либо записывать.

Будучи не в силах сосредоточиться, я убрала дневник обратно в сумку, привязанную к моему поясу. Мои товарищи, в том числе и Витторио, наслаждались свободным вечером. Свечи ярко пылали, и до того момента, когда темнота погонит юношей в свои постели, оставалось еще много времени. Не желая своей кислой физиономией портить им развлечение, я потихоньку выскользнула из мастерской и уселась на скамейку возле двери.

Засунув руки в рукава жакета, чтобы защититься от вечерней прохлады, я прислонилась к каменной стене. С этого места внутренний двор замка был у меня как на ладони. Сочные лужайки и обнесенные стенами сады уже погрузились во тьму, но замок еще не спал.

Постоянный гул, наполняющий стены крепости днем, стих, и я могла услышать, как еле слышно скрипит гравий под чьими-то ногами, эхом расходится ржание лошадей из конюшен, и где-то в саду печально кричит ночная птица. Я изо всех сил пыталась расслабиться, с упоением вдыхая ночной воздух, но у меня перед глазами маячила та самая башня, которая сыграла роковую роль в сегодняшней трагедии.

Более того, я абсолютно была уверена, что видела свет, мелькающий в одном из верхних окон.

Несмотря на то что каменная стена еще хранила дневную жару, я дрожала от холода. Без сомнения, это был один из солдат, твердо сказала себе я, наклонившись вперед, чтобы лучше видеть. Я знала, что часовые патрулируют стены и днем и ночью, так что вполне естественно, что, двигаясь по периметру, они проходят через башню. И все-таки было в этом что-то тревожащее, словно призрак погибшей женщины вернулся в башню, чтобы снова пройти свой последний путь перед падением.

Я попыталась сфокусировать зрение на перемещающемся свете, но тут он внезапно погас.

Я с облегчением откинулась назад, переключив внимание на доносившийся из мастерской гул мальчишеских голосов и жизнерадостное бренчание лютни Томмазо. Я подумала, что чувствую себя комфортно и уверенно, являясь частью этой компании преданных, беззаботных юношей. Если бы не их дружба, мне было бы гораздо тяжелее переносить разлуку с моими родными.

Мое настроение несколько улучшилось, и я вернулась в мастерскую. Большая часть свечей уже погасла, погрузив длинную комнату в полумрак. Томмазо отложил свой инструмент, кости были заброшены. Некоторые самые юные ученики широко зевали, и мне приходилось прилагать усилия, чтобы не последовать их примеру.

— Время спать, — к моему облегчению сказал Константин.

Затушив последнюю свечку, он направился в ту часть комнаты, которая когда-то служила кладовой, а сейчас являлась нашей спальней. Это было длинное, узкое помещение, отделенное от основной мастерской занавеской, куда едва проникал свет из щелевидных окон, расположенных у самого потолка на дальней стене. Под этими окнами, а также на противоположной стене были прорублены ниши.

Когда-то они были заполнены коробками, свертками и бочками, теперь там находились наши кровати. К сожалению, альковы были недостаточно глубоки, чтобы вместить в себя всю постель целиком, поэтому каждая кровать выдавалась на фут, и проход в центре комнаты был настолько узким, что по нему могли пройти лишь два человека.

Никто, однако, не жаловался, поскольку эти ниши давали нам хоть какое-то уединение, о чем другие подмастерья не могли и мечтать. К примеру, парни с кухни были вынуждены ютиться вдвоем, а иногда даже и втроем на узком соломенном тюфяке. По сравнению с ними у каждого из нас было поистине королевское ложе.

Мне удалось заполучить кровать в самом дальнем углу, так что я находилась даже в некоторой изоляции от остальных. Если бы не это, мое разоблачение было бы лишь делом времени. Но под покровом ночи в своем обособленном углу я могла тайком снимать и надевать приспособления, помогающие мне выдавать себя за мальчика.

Поначалу я просто обматывалась куском ткани, чтобы скрыть грудь. Теперь же, благодаря портному Луиджи — единственному человеку, который знал мой секрет, — у меня был гораздо более удобный корсет, набитый конским волосом.

Первоначально он предназначался для мужчин и утягивал живот, в то время как набивка в верхней части добавляла объема грудной клетке. Перевернутый вверх ногами, этот же предмет туалета делал грудь более плоской и расширял талию, создавая более прямой силуэт. В широкой рубашке и куртке я выглядела как самый обычный мальчик… Ну, может быть, более красивый, чем большинство из них.

Сегодняшней ночью, однако, после того как я нырнула под тонкое одеяло на свой соломенный тюфяк, меня занимал вовсе не вопрос переодевания.

Окруженная темнотой и звуками храпа, я вновь вернулась мыслями к женщине, найденной мною возле башни. Внезапно я рассердилась — ведь мне даже имя ее неизвестно, в то время как Леонардо с хирургом уже узнали, кто она такая, и, возможно, даже выяснили, что с ней случилось. Я узнаю об этом последней.

Минутная злость обратилась в сожаление. Чего я ожидала? С тех пор как виновница ужасного убийства графа была найдена несколько недель назад, я понемногу переставала быть доверенным лицом учителя. Предсказания синьора Луиджи, осведомленного о жизни мастерской Леонардо, сбывались.

— Я уже столько раз это видел, — печально говорил портной. — Твой синьор Леонардо выбирает одного из своих подмастерьев на роль любимца, помогающего ему в особых проектах или просто развлекающего его. Но, конечно же, все это продолжается недолго. Такой красивый, талантливый и совершенный, он притягивает к себе вас, юных мотыльков, и неудивительно, что в конце концов вы сгораете в его пламени.

Разумеется, поначалу я не поверила словам Луиджи, уверенная в особом отношении ко мне учителя. Ведь он даже сдержал свое обещание и обучил меня основам игры в шахматы, и это сыграло немаловажную роль в разрешении загадки смерти кузена герцога.

Мы садились играть каждый вечер в течение примерно двух недель. Но потом он начал пропускать один вечер за другим. Периодичность наших партий сократилась до раза в неделю. Это продолжалось еще две недели, а потом все прекратилось. Именно тогда я заметила, что Тито стал постоянно выполнять его поручения.

Сын лодочного мастера, юный Тито обладал познаниями как в мореплавании, так и в обработке древесины. Без сомнения, его талант пригодился Леонардо при воплощении в жизнь его изобретений. Таким образом, Тито стал новым фаворитом, в то время как я была отослана к своим прежним обязанностям: изготавливать гипс, штукатурку и шаблоны для рисунков.