Надо сказать, что наиболее последовательная и глубокая критика марксовой трудовой теории стоимости была осуществлена в России. Об этом много писали М. Туган-Барановский{14}, Д. Менделеев{15}, другие русские теоретики. Но созданная Лениным партия большевиков прислушиваться к лучшим представителям российской интеллигенции не захотела.
Критика марксизма за пренебрежительное, уничижительное отношение к людям интеллектуального труда не прекращалась никогда даже в среде тех мыслителей, кто к социализму как к идее относился вполне лояльно. Так, один из крупнейших историков XX века англичанин Арнольд Тойнби (1889—1975) предрек поражение марксизму на том прежде всего основании, что Маркс явно недооценил роль духовной энергии в процессе производственной деятельности человека. В 1970-х годах, незадолго до своей смерти, Тойнби произнес: «Марксизм должен потерпеть поражение потому, что он лишил себя духовной силы, которая одна может привести социализм к успеху»{16}. Так оно в конечном итоге и вышло.
Захватить власть в России Ленин мог, только опираясь на идеологию основоположников марксизма. А в этой последней, как уже выяснилось, люди богатые и образованные рассматривались как основное препятствие на пути к захвату власти коммунистами. С первых же месяцев после прихода к власти Ленин неукоснительно следовал указаниям классиков в отношении интеллигенции.
Уже в декабре 1917 года он демонстрирует ту же подозрительность в отношении интеллигенции, что и его учитель Ф. Энгельс. В публицистических статьях «Волокита и разгильдяйство интеллигенции», «В чем родство между босяками и интеллигенцией»{17} он намечает программу пропагандистской кампании против интеллигенции, не стесняясь в выражениях презрительно обзывая ее: «служащими при буржуазии», «интеллигентскими прихлебателями буржуазии», «невеждами и полузнайками», называя критику большевиков с их стороны «интеллигентскими воплями», «интеллигентским воем», «комедиантскими криками» и т.д.
Во всех учебниках истории СССР и истории КПСС, во всех энциклопедиях и справочниках советского периода утверждается, что Гражданскую войну в Советской России развязали эксплуататорские классы и мировой империализм, выразителем интересов которых и выступает-де интеллигенция. Вот, например, официальное издание «Гражданская война и военная интервенция в СССР»{18}. В постановочной статье пей таким же названием с первых же строк читаем: «Победа революции вызвала ожесточенное сопротивление свергнутых эксплуататорских классов внутри страны и мирового империализма». Ленин, определяя роль империалистов в развязывании Гражданской войны в России, указывал, что именно они являются «…руководителями, двигателями, толкателями в этой войне…»{19}, обвиняя в развязывании Гражданской войны «всемирный империализм»{20}.
Все это, конечно, чистейшая ложь.
С первых же шагов советской власти вождь большевиков призывает население к насилию против «буржуазии и ее пособников». При этом он выражает сильное беспокойство по поводу того, что буржуазия, а вместе с нею и интеллигенция почему-то не выражают стремления к войне с большевиками. Буржуазия и ее пособники, беспокоится вождь, избегают крайних мер сопротивления диктатуре пролетариата. Если и далее будет так продолжаться, пишет он, то пролетариату будет негде и не на чем учиться навыкам насилия. А ведь насилие, повторяет он вслед за Марксом, носит позитивный в истории характер, ибо «всегда бывает повивальной бабкой истории».
Совершенно очевидно, учил Ленин своих последователей, что «чем более крайним является сопротивление эксплуататоров, тем энергичнее, тверже, беспощаднее, успешнее будет подавление их эксплуатируемыми»{21}.
Ленин называет и социальные слои, против которых следует ужесточить насилие: «оглушенные, запуганные буржуа, мелкие буржуа», «служащие при буржуазии», «привыкшие служить буржуазии чиновники, служащие, врачи, инженеры и пр.». При этом подчеркивает, что только пропагандистскими усилиями все эти слои и социальные группы населения России поставить в подчиненное рабочему классу положение невозможно. На их стороне образование и опыт управления. Поэтому необходимо, указывал вождь, развязать в российском обществе гражданскую войну, ибо социализм «вырастает в ходе самой напряженной, самой острой, до бешенства, до отчаяния острой классовой борьбы и гражданской войны»{22}. Напомню, эти указания вождя последовали через четыре недели после захвата большевиками власти, в декабре 1917 года. Попутно, в эти же дни, Ленин решает и судьбу Учредительного собрания: упразднить за ненадобностью{23}.
В рассматриваемый период большевики еще не стеснялись признавать, что Гражданскую войну стране навязали они сами, и даже бахвалились этим.
20 мая 1918 года Я. Свердлов, выступая на заседании ВЦИК, говорил: «Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах… только в этом случае мы можем сказать, что мы и по отношению к деревне сделали то, что смогли сделать для городов». А на III съезде Советов это признал и Ленин: «На все обвинения в гражданской войне мы говорим: да, мы открыто провозгласили то, чего ни одно правительство провозгласить не могло… Да, мы начали и ведем войну против эксплуататоров». Ему вторит Л. Троцкий 4 июня 1918 года: «Наша партия за гражданскую войну… Да здравствует гражданская война!»
Искусственное развязывание большевиками Гражданской войны в российском обществе проходило в потрясающе точном соответствии с указаниями основоположников марксизма: богатых и образованных как фактор гражданского общества свести к нулю, к власти военным путем привести люмпенизированные слои. Заметим: не бедных, а именно люмпенизированных.
В ноябре 1918 года Ленин говорит открытым текстом: «Опираться на интеллигенцию мы не будем никогда, а будем опираться только на авангард пролетариата, ведущего за собой всех пролетариев и деревенскую бедноту. Другой опоры у партии коммунистов быть не может»{24}. Конечно, пояснял он при этом, «строить социализм можно только из элементов крупнокапиталистической культуры, а интеллигенция и есть такой элемент». Поэтому мы будем «брать эту интеллигенцию, ставить ей определенные задачи, следить и проверять их исполнение»{25}. Ну, прямо текстуальное совпадение с пассажами из писем Энгельса к своим ученикам!
Чего сильно опасался Ленин вслед за Энгельсом? Инакомыслия, конечно. Демократии в ее сущностном виде и форме.
Правильно опасался. Велик и богат оказался культурный потенциал России. И это при том, что даже после Гражданской войны, приведшей к исходу значительной части российской интеллигенции из России, как к тому и стремились большевики, еще очень много талантливых ее представителей все же не хотели покидать свою Родину и свой народ, плотью от плоти которого они себя ощущали. При этом оставшаяся в Советской России русская интеллигенция не молчала.
На Западе до небес превозносят роман-утопию Джорджа Орвела «1984-й». А ведь роман английского писателя в идейном отношении не более чем калька с замятинского «Мы». Но Запад никогда не любил признаваться в том, что очень многое в идейном отношении он черпал из резервуаров талантливой русской интеллигенции. Кстати сказать, во многом и до сих пор не чурается этого, только ссылок не делает. А между тем это Евгений Замятин еще в 1920 году высказал в своем романе гениальное предостережение, к чему может привести стремление большевиков «осчастливить» народ при господстве только одного вида идеологии.