- Инфракрасный термометр, конечно же. Я знала, что он у нее есть. Кухонное оборудование значительно облегчает точное приготовление заклинаний. – Она продолжила поиски. – У нее и измеритель ЭМП есть. Во время работы важно знать, где электромагнитные поля.

Я попыталась воззвать к логике:

- Ранчо огромное, акров не счесть. Откуда ты узнаешь, где искать спиритические ауры или как их там?

Сестра одарила меня своим «не-будь-смешной» взглядом:

- В неглубокой могиле, естественно.

- О, это блестяще. Хуже незаконного проникновения может быть только одно – проникновение на место преступления. – Я захлопнула рукой дверь шкафа, который Фин начала было открывать. – Ты слушаешь, Фин?

Наконец она повернулась ко мне лицом.

- Мы никуда не будем проникать, – сказала она, будто излагая нечто очевидное. – Нас пригласили.

- Кто? – Для меня было очевидно лишь то, что нам там не обрадуются.

- Марк.

- Что еще за Марк?

- Один из антропологов. Мы познакомились в магазине. Это он рассказал, что завтра начнутся раскопки, и пригласил нас прийти посмотреть.

Сестра потянула было за дверцу шкафа, но я придержала ее рукой.

- Верно. Раскопки. Завтра. А не ночная охота за привидениями сегодня.

- Только в темноте можно увидеть Кирлиановую ауру[8]! – Так, сначала давит на психику. – К тому же, если пойдем сегодня ночью, у меня будут данные до и после раскопок. – А теперь пошли уговоры.

- Я не пойду.

Фин застыла и изумленно раскрыла рот, словно я сказала, что хочу на завтрак жареного котенка.

- Но ты должна! Исследования нужно проводить парами, чтобы дополнить субъективные впечатления.

Я убрала руку со шкафчика и вытянулась во весь рост – это, конечно, ненамного выше моей миниатюрной сестры, но я все равно очень постаралась.

- В нашей семье у меня единственная цель: убедить людей, что мы нормальные. До сих пор мне не то чтобы удавалось, но я не собираюсь делать все еще хуже, потворствуя твоему желанию проникнуть на чужую территорию.

- Но как еще мне испытать корональный визуализатор ауры?

- Проверь его на дяде Берте.

Щелк. Свет погас, и перестал жужжать кондиционер. Снова.

- Проклятье, Фин! – Во все еще затененной шторами мастерской стало темно, хоть глаз выколи.

- Это не я! – возмутилась сестра. – Видишь – дядя Берт не хочет, чтобы я испытывала прибор на нем.

- Мы в захолустье. Электричество вырубает все время, даже без твоей или дяди Берта помощи. – Это происходило так часто, что во всех комнатах были припрятаны фонарики. Я нащупала ящички и выдвинула один из них.

Чиркнула спичка, затем вспыхнул огонек – Фин зажгла одну из множества расставленных вокруг свечей. Их тоже сделала тетя Ги, но я редко ими пользовалась, поскольку не знала, какая декоративная, а какая несет в себе скрытое предназначение.

- Возможно, это призрак Маккаллохов, – сказала Фин. Танцующее пламя отбрасывало жуткие тени на ее лицо, каменные стены и черные шторы, превращая уютную комнату в нечто из страшной сказки.

- Не смешно. – Но поскольку я не была уверена, что это шутка, то спросила: – Призрак ведь не может миновать систему охраны?

- Нет, конечно, – заверила сестра. – Тетя Гиацинта свое дело знает. Вдобавок двадцать пять лет применения здесь белой магии усилили защиту до спектрального уровня эф-пять – торнадо не прорвется.

В то время как я с некоторой тревогой представляла, действительно ли привидение эквивалентно сносящему дома торнадо, что-то холодное и липкое прижалось к моей ноге. Я подскочила с испуганным визгом. В тусклом свете укоризненно сияли глаза Сэди, а остальные собаки ближе прижимались ко мне в поисках утешения.

- Черте что творится. – Стремясь вернуть рассудок, я нашла два фонарика и протянула один Фин. – Я пойду на улицу к коробке предохранителей. Собак не выпускай, а то они мне второй сердечный приступ устроят.

- Подожди. – Фин добралась до своего оборудования и вернулась с налобным фонариком, который надевала раньше. – Так у тебя обе руки будут свободны.

Фонарик я взяла, хотя знала, что буду чувствовать себя посмешищем, если его надену.

- Спасибо.

Я вышла через сени и с облегчением увидела, что снаружи не так темно, как казалось в доме. Солнце уже закатилось за большой гранитный утес на юго-западе; в зловещих сумерках все вокруг отбрасывало тени, серебристо-голубые и цвета индиго. Закат также принес легкий ветерок, развеявший часть дневной жары, и над головой скользили таинственные темные фигуры.

Летучие мыши. Я поежилась. Они жили в меловых пещерах, пронизывающих холмы, а в сумрак выбирались охотиться за жуками. Вообще-то летучие мыши мне нравились, кроме тех случаев, когда я шла в темноте, пытаясь не думать о неизбежной ужасной судьбе каждого персонажа фильма ужасов, которому хватило дурости пойти ночью с фонариком проверять предохранители.

Коробка находилась за физическим и метафизическим барьерами дощатого забора. Дурацкое расположение. Я выскользнула за ворота, нутром ощущая перемены в воздухе. Может, потому что все еще думала о трупах. Охранные заклинания тети Гиацинты остановят призрака. Но они бессильны против маньяка с топором, разве что могут вызвать тошноту, вот только сомневаюсь, что это сильно ему помешает – при такой работе желудок должен быть крепким.

Мысль заставила меня двигаться быстрее, обгоняя собственные страхи. Тревога, тугим узлом завязавшаяся под ребрами, когда Фин упомянула невидимый противоторнадный эф-пять, так и не ослабевала.

Болтовня сестры о призраках не должна была так меня напугать. Я же выросла возле дяди Берта, а моя кузина Дейзи общалась с мертвыми столько, сколько мы себя помним. Но сегодня вечером я не могла выбросить из головы картину холодной илистой воды, скользких скал и тонких бледных рук, которые тянутся...

Бриз взъерошил мои влажные волосы и принес розмариновый аромат шампуня, очистив мысли и воскрешая воспоминания. Я знала, отчего у меня так скрутило внутренности, почему тщательно запертые ментальные двери теперь гремели петлями. Частично из-за спора с Беном Маккаллохом, но в основном из-за Фин, упомянувшей Ла Йорону.

Плачущая женщина. Другой дух, другая река. Туристический поход в Голиад, фонарик и две малолетки с очень плохой затеей. Фин было двенадцать, мне одиннадцать, и мы тайком выскользнули из арендованного трейлера посмотреть на женщину в вуали, которая, как говорилось в легенде, оплакивала у реки своих утопленных малышей. Рассказы о том, что она заманивала живых детей навстречу смерти, не напугали нас достаточно, чтобы мы упустили возможность выследить привидение. Боже, как же мы были глупы.

Этот кошмар я помнила урывками. Темная вуаль, пепельная кожа когтистых рук... Вода, смыкающаяся у меня над головой. Но нет точных сведений о том, что случилось на реке и как мы с Фин выбрались.

А вот что случилось потом, я помню отчетливо. Отец пришел в ярость, когда после ночи безумных поисков наконец обнаружил своих мокрых, потрепанных дочерей. Всю дорогу домой он рычал что-то вроде «ваша сумасшедшая мать» и «поощрять этот идиотизм». И более жуткие вещи: «суд», «судья» и «опека». Для меня это оказалось куда страшнее Ла Йороны.

Это потрясло даже маму. Родители никогда не были женаты, и я сомневалась в шансах отца получить опеку. Но даже в одиннадцать лет я не нуждалась в экстрасенсорных способностях, чтобы представить, как все обернется, если Фин начнет рассказывать судье о магии, заклинаниях и их значении для семейства Гуднайтов. Не после Ла Йороны и того, как мы чуть не стали жертвами собственной глупости.

Я никогда больше не хотела видеть на лице мамы тот потерянный и полный ужаса взгляд. И раз пытаться заставить измениться кого-то еще – особенно Фин – бессмысленно, я решила, что изменюсь сама. Так что та ночь в Голиаде была последней, когда я говорила о призраках или магии с кем-то помимо семьи.

До сегодняшнего дня.

Не знаю почему, но Ла Йорона странным образом пришла мне на ум даже раньше, чем о ней упомянула Фин. И я нарушила свое правило, заговорив о призраках с Беном Маккаллохом в тот момент, когда больше всего нужно было держать лицо.