Позднее, в 1775 г., выполнив поручение с ливорнской пленницей, он обратился с прошением об увольнении к Екатерине: «Всемилостивейшая Государыня! Во все время счастливого государствования Вашего Императорского Величества службу мою продолжал сколько сил и возможности моей было, а ныне пришел в несостояние, расстроил все мое здоровье и, не находя себя более способным, принужденным нахожусь пасть ко освященнейшим стопам Вашего Императорского Величества и просить от службы увольнения в вечную отставку»{125}.
Как бы то ни было, 11 декабря 1775 г. прошение графа А.Г. Орлова-Чесменского об отставке «навсегда от всякой службы» было удовлетворено; ему назначалась достойная пенсия с различного рода прибавками — 25 тысяч рублей в год плюс 4 тысяч рублей жалования как генералу-аншефу. Екатерина знала, что Орлов Орлова не предаст: Алексея не уговорить остаться, если она удалила от себя Григория… Но она тяжело переживала уход А. Орлова, даже занемогла…
Уйдя в окончательную отставку, Алексей Григорьевич уехал в Москву и всецело занялся любимым делом — разведением лошадей и собак, улучшением существующих пород и выведением новых, то есть жил он в свое удовольствие, на радость родным и друзьям, совсем не так, как должен был бы влачить существование человек, впавший в немилость у великой императрицы. Временами он ездил в Петербург, за границу, навещал братьев, с которыми состоял к тому же в постоянной переписке. В одно из пребываний его в Европе он познакомился с итальянкой Кориллой, и у них завязался бурный роман. Под именем Кориллы была известна знаменитая поэтесса Магдалина Морелли, наравне с Петраркой увенчанная на Капитолии в знак признания ее величайших заслуг.
Но где бы он ни бывал, ничто не отвлекало графа Алексея от его любимого завода и знаменитых на всю Россию лошадей. Под Москвой у графа Алексея Орлова-Чесменского находилась превосходная усадьба, и сам граф слыл очень гостеприимным и хлебосольным хозяином. К нему обязательно езживали и иностранцы, бывавшие в России по делам, и соотечественники. По воспоминаниям английского путешественника Уильяма Кокса, вышедшим в Лондоне в 1784 г. под названием «Путешествия в Польшу, Россию, Швецию и Данию», московский дом графа Алексея Григорьевича Орлова был расположен на самом краю Москвы, а поскольку место было возвышенное, то и вид на Москву и ее пригороды из него открывался изумительный. Сам господский дом, деревянный на каменном фундаменте, поскольку многие русские опасаются жить в каменных нездоровых домах, был окружен множеством добротных каменных строений хозяйственного назначения — дома прислуги, конюшня, берейторская школа и др. Граф Орлов частенько давал обеды; к столу всегда подавались знаменитые греческие вина, привезенные им из Архипелага.
Кстати, интересно, что англичанин довольно беглым пером описывает свои впечатления от усадьбы в целом, но выделяет конюшни: Алексей Орлов был владельцем «если не обширнейшего, то наилучшего завода в России»{126}, расположенного в подмосковном селе Остров, неподалеку от Люберец. Это село, да еще Беседы, всего — полторы тысячи крепостных душ, подарила в 1767 г. Орлову Екатерина, передав через 2 года в вечное владение, и очень скоро Остров стал его отрадой, его прибежищем. Успехи графа в коннозаводстве были весьма внушительными: им выведена порода знаменитых орловских рысаков, принесшая России огромные прибыли, исчисляемые в миллионах рублей! Благодаря Орлову-Чесменскому русские скаковые лошади стали конкурировать на европейском рынке с общепризнанными арабскими и английскими скакунами.
В юности, поступив в кавалерийский гвардейский полк, он заинтересовался лошадьми, умными и верными спутниками человека, и возможностями улучшения существующих пород. Лошади в ту эпоху были не роскошью, а средством передвижения; люди, которые по долгу службы постоянно сталкивались с ними, считали лошадей друзьями и чуть ли не членами семьи. Еще прежде отставки, находясь в Южной Европе и путешествуя по странам Ближнего Востока, Алексей Орлов скупал целыми партиями самых лучших лошадей-производителей для своего конезавода. Известно, что за лучших лошадей он, не скупясь, платил огромные суммы, десятки тысяч рублей (например, жеребец Сметанка стоил ему 60 тысяч, что в 2,5 раза превышало годовой бюджет российского конезаводства на 1774 г.)! Это было ему вполне по карману, поскольку состояние и связи Орлова были сравнимы разве что с императрицыными.
В Островском конезаводе были лошади, привезенные Орловым из странствий и отобранные по соизволению государыни на императорских конюшнях. Графу-зоотехнику Екатерина Великая передала двух жеребцов с кличками Шах и Дракон, которые сама получила в дар от правителя Персии. Уже в 80-е гг. XVIII в. коллекция лошадей Островского конезавода была потрясающей: в ней были представлены европейские (английская упряжная и верховая, голландская, мекленбургская, испанская и пр.), азиатские (арабская, турецкая, туркменская) и местные, российские породы. Кокс, бывавший в Островском заводе Орлова, вспоминает: «Большая часть лошадей паслась на равнине; среди них было немало весьма красивых жеребцов, более 60 кобыл, причем у большинства были жеребята. Эти лошади приведены из отдаленнейших частей света, а именно из Аравии, Турции, Татарии, Персии и из Англии. Арабских он приобрел во время своей экспедиции в Архипелаг. Из них ценились особенно четыре лошади настоящей кохлинской породы, столь ценимой даже в Аравии и столь редко встречающейся вне своего отечества»{127}. Одну из этих ценных лошадей граф Орлов, не задумавшись, подарил англичанину, заметив, что она Коксу очень понравилась. Лошадей к Орлову свозили со всего мира, и жили они в условиях, которым могли лишь позавидовать крепостные некоторых российских помещиков. Например, из соображений коммерции в Орловских заводах было заведено не продавать жеребцов на сторону; они спокойно доживали до старости и самой смерти в холе, и хоронили их в парадных уборах, с почетом.
Другой завод Орлов-Чесменский основал в Воронежской губернии, в селе Хренове: в 1776 г. Екатерина Великая подарила его огромным поместьем. Из более чем 120 га плодороднейших пахотных земель и лугов Орлов сотню га отвел под территорию грандиозного конезавода. Сюда в течение двух лет перевозились лошади. Проект Хреновского конезавода разрабатывал архитектор Дементий Иванович Жилярди, по происхождению итальянец, восстановивший сожженное в войне 1812 г. здание Московского университета. Здесь были предусмотрены стойла для кобыл и жеребцов, родильное помещение, манежи, каждый площадью в 120 м2, ветлечебница, множество подсобных помещений и жилища для работников, приписанных к заводу, которых насчитывалось более 10 тысяч человек. Все здания возводились из камня, чтобы уж навсегда; конюшни Хреновского конезавода стоят и теперь, как стояли при отце-основателе более 200 лет назад.
По мысли А. Орлова, не все привозные породы вполне приживались в условиях сурового русского климата, и он задался целью вывести породу, сочетающую в себе лучшие качества скаковых лошадей Аравии и Британии с выносливостью донских и кавказских. В заводах Орлова зоотехники работали одновременно над выведением верховой и легкоупряжной пород. Алексей Григорьевич собрал уникальную библиотеку по зоотехнике и селекции (куда делись эти книги, среди которых были и очень редкие, после его смерти, неизвестно); он подбирал себе единомышленников и помощников среди собственных крепостных, — тренеров, селекционеров, жокеев, отправляя самых способных учиться за границу. Со временем в Островском и Хреновском заводах сложилась особая система содержания и тренировки знаменитых орловских рысаков, аналогов которой не было в мире. Верховая порода, выведенная А. Орловым и его многочисленными помощниками, стала очень популярной в России уже в XIX в. Ее представители прекрасно приспосабливались к различным климатическим условиям. В 1867 г. орловские верховые были впервые представлены миру: на Всемирной выставке в Париже победителями стали жеребцы Фазан, Факел и Франт.