Надо ли говорить, что после этого день сразу испортился и у большей части служащих, на свою беду попавших под горячую руку босса. Зато резко прорезавшееся трудовое рвение коллектива пошло на пользу, как отвоеванным наконец-то станкам, так и фирме в целом.

*

Лексу было скучно. Бокал опустел и, сменив на новый у снующего по залу персонала, он лениво осматривался вокруг. Этот вечер был явно важен для Марго, все эти фэшн-фигешн Лекса волновали мало. Для отбора моделей на рекламные съемки у него работали опытные специалисты, для отбора моделей себе в постель связи в мире моды не нужны были от слова “совсем”. Вокруг сновали расфуфыренные дамы, экстравагантные модельеры и всех цветов и оттенков худосочные модельки обоих полов. Марго чувствовала себя в этом окружении как рыба в воде и, горделиво продемонстрировав Лекса местным ценителям, умотала обсуждать с пергидрольной девицей презентацию коллекции какой-то знаменитости.

Лексу это было на руку, Марго его утомляла, но тут-же обострившееся внимание к его персоне окружающих красоток нагоняло скуку. Даже несмотря на то, что, как смог разглядеть Лекс, часть этих красоток была явно не женского пола, а недотрах давал о себе знать - все эти липнущие мальчики интереса не вызывали.

И всё же, отправив Марго домой на такси, в последний момент он цепляет одного из них. Худенький женственный брюнет с густо подведенными глазами с первого же намека довольно заулыбался и, кокетливо поведя плечиком в блестящем топе кричаще-яркой расцветки, выглядывающем из-под пальто, последовал за Лексом в машину.

Ни в собственный дом, ни в квартиру на Масловке этого попугайчика везти не хотелось. В другой раз, Лекс не погнушался бы разложить того прям в машине или тупо дать ему отсосать, но сейчас за рулем сидел охранник, поэтому он велел ему ехать к ближайшей знакомой гостинице.

Мальчишка его разочаровал почти сразу. Он старательно показывал “товар лицом”, жеманничал и принимал обольстительные позы, игриво закусывал губки и многообещающе демонстрировал свою готовность дарить удовольствие.

На деле все оказалось лишь хрупким красивым фантиком. В постели “Джек-ки”, а как подозревал Лекс, попросту Женька, быстро сдал позиции, по-девчачьи притворившись поленом и лишь жалобно поглядывая на терзающего его тело “папика”. Такого напора Джекки явно не ожидал. А Лекс после ухода Димы слишком долго не трахался, чтобы сейчас себя сдерживать для какой-то пидовки. Ничего, пусть знает, что такая готовность следовать за упакованными дядями, может привести к конкретным неприятностям. Себя он неприятностями не считал, так как ни боль, ни унижение партнера никогда его не заводили, потому в его арсенале не значились. Но накопившееся напряжение вырывалось из него вполне определенным образом. И втрахивая парня в матрас гостиничного номера, ему не было дела до его стонов и жалобных вскриков. Впрочем, во вкус парнишка вошел быстро и вскоре уже с охоткой подмахивал тощей жопкой, послушно принимая задаваемые ему Лексом позы. Томно прикрывал глазки и охал при особо резких выпадах. Помогать Джекки кончить Васильев не собирался, поэтому просто взял его за руку и направил к члену, намекая на самообслуживание. Кончил тот быстро, и пока Лекс дотрахивал расслабленное тело, стал осматривать себя на предмет повреждений. Синяки определенно будут яркие, уже сейчас они красными пятнами расположились на бедрах и предплечьях.

Кончивший Лекс, скинул использованный презерватив в стоящую на столике пепельницу и с недоумением рассматривал, как с полными слез глазами Джекки крутился перед зеркалом. Его задница тоже явно останется в отметинах.

Нда, силы не подрасчитал, это точно.

- Это как?.. - всхлипнул Джекки. - И что мне теперь со всем этим?..

- А ты чего ждал, что я с тобой как с принцессой цацкаться буду? - перебил его Лекс.

Встав, он подошел к висящему на спинке кресла пиджаку. Достав бумажник, щедро изъял из него пару красненьких купюр и сунув их парню, небрежно кинул:

- За моральный ущерб и на такси. А теперь сделай так, чтоб я тебя больше никогда не видел.

Джекки оглядел своё испачканное спермой тело, но заикнуться о душе явно побоялся. Пока он, глотая от обиды слезы, одевался и выходил из номера, Лекс, трезво рассудив, что ехать никуда не хочется, а номер всё равно в его распоряжении, сделал звонок шоферу, отпустив его до утра.

_________________________________________________

* “Лепестками белых роз наше ложе застелю…” - Фраза из песни А.Серова. Хит времен юности Васильева.

========== 7. Единорожестость. ==========

http://cs424325.vk.me/v424325264/80ae/PW1KfwbKU2I.jpg - Окно.

На Коськину Днюшку к Сане Лекс всё-таки пошел.

Заранее обговорив с начохром во сколько подойти, он пунктуально явился с тортом и коробкой элитного чая в руках.

Вручив, купленную в подарок, фотокамеру и почти по-отечески обняв довольного именинника, он приткнулся к столу. Вечер прошел спокойно и дружелюбно, на пару с Саней они толкали тосты и бухали. Коська, наигравшись в фотографа, лопал торт, запивая его свежезаваренным чаем и улыбался, глядя на перешучивающихся мужчин. Изредка отвечая на их добрые подколки по поводу совершеннолетия, он клятвенно заверял, что воспользуется им всенепременно, а сейчас нечего его от торта отвлекать.

Лексу он такой нравился ещё больше - расслабленный, улыбающийся, со смеющимися глазами и измазанными кремом губами. Стоило неимоверных усилий держать себя в руках и отводить, прямо таки примагниченный к нему взгляд.

У Лекса не стояло, нет, всё было гораздо хуже. Член был абсолютно спокоен, неспокойно было где-то в груди, не давая ровно дышать при случайно встретившихся взглядах, или при виде облизывающего пальцы парня.

Провожать Коську отправились вместе с Саней. Чтобы у того не было проблем, охранник зашел в отделение как сопровождающий. А Лекс остался стоять один.

Вокруг уже давно стемнело и почему-то не хотелось уходить. Лекс обошел вокруг здания и увидел, как загорелось окно на первом этаже. Решив, что только Коська сейчас мог включить лампу, он подошел ближе и, встав напротив, стоял и смотрел на желтый свет, струившийся из окна.

Вокруг поблескивали снежинки, почти сказочно, почти как когда-то в детстве. Морозец пощипывал за нос и голые пальцы рук. А тут за окном, в тепле, находился мальчишка, зомбик, и такая необъяснимая нежность охватила Лекса, что он готов был как в детстве кричать и кидать снежки в окно, призывая выглянуть на улицу. Но вовремя пресек этот порыв, подивившись собственной безумности.

Безумности ли?

Не так уж много было выпито, не так уж труслив он был, чтобы списать свои порывы на действие алкоголя.

Лекс оглянулся - на территории больницы было тихо, темно и безлюдно. Горели лишь окна офисов, пара фонарей у больничных корпусов и манящее окно старого отделения. И Лекс стоял, смотрел в это окно, представляя, как Коська переодевается в свою клетчатую пижаму и готовится ко сну. Он не чувствовал как замерзли руки, как холод стал подбираться к ногам. Он стоял и смотрел. Пока оно не погасло.

Тогда только отмер и, не обращая внимания на собственный джип, пешком отправился домой. Хотелось подумать обо всем происходящем. Хотелось обо всем, но думалось только о Коське.

И Лекс шагал по ночной, ярко-освещенной улице, уже вовсю сверкающей новогодними украшениями, и задумчиво улыбался собственным мыслям.

*

Очередное великосветское сборище.

Висящая на руке Марго.

Снующие представители прессы, стандартный набор поздравлений, закусок и напитков.

Искусственные улыбки, искусственная радость, искусственный блеск накокаиненных глаз вокруг.

Все это Лекс лицезрел из года в год и относился как к обязательному развлечению, приятной обязанности публичного человека.

Но в этом году, что-то изменилось, отвратив Васильева от происходящего и поэтому он молча сидел за столиком и пил, изредка кивая на приветствия знакомых.

Марго, как ни странно, оказавшаяся довольно чуткой, его не трогала и за двоих хлопала выступающим, сверкала белозубой радостью в камеры операторов и развлекала светской беседой соседку по столику, то ли невесту, то ли жену какого-то популярного ныне певца. На певцов, их жен и музыку в целом, Лексу было плевать, но глядя на молодую скромную женщину, подумалось: “Надо же, в этом скопище гнилых “сливок” ещё не все нормальные люди вымерли”. Не то чтоб, он причислял публичную элиту к сплошным лицемерам, но и иллюзий давно не питал. Сам такой же. Поэтому, вернувшийся после выступления певец, явно искренне, обнявший свою женщину, был им приравнен к Единорогам. Сказочные существа, все о них знают, все ими восхищаются, но вживую их никто не видел - сказочные же. А Лекс увидел, и на этой мысли понял, что окончательно пьян.