- Не унывайте, мистер Джексон, - подбодрил он меня неожиданно. - Я могу предложить вам работу.

Ночной воздух, проникая сквозь открытое окно, холодил мой затылок. Мохнатая бабочка суматошно кружила под лампой. Бриллиант бросал разноцветные блики. Мы с Германом изучали друг друга. Молча.

Я первым нарушил тишину:

- Какого рода работа?

- Опасная работа, мистер Джексон. Но вам некуда деваться, и вы согласитесь.

Я подумал, в конце концов, он знает, кого покупает. Потом пусть пеняет на себя.

- Почему вы выбрали именно меня?

Он прикоснулся к тоненьким усам толстым пальцем.

- Вид работы продиктовал кандидатуру исполнителя. Вопрос, казалось, был исчерпан.

- Ну что ж, приступим к делу, - сказал я. - Я куплен. Герман облегченно вздохнул. Он, без сомнения, был уверен, что у него возникнут трудности со мной. А еще ему следовало бы знать, что я не веду длительных разговоров с владельцами таких бриллиантов.

- Позвольте рассказать вам историю, которую мне поведали сегодня, - сказал он, - а потом объясню, что вам надо делать. - Он еще раз вздохнул и продолжил:

- Я - импресарио.

Было похоже, что это его ремесло. Никто не носит такие шляпы и каракулевые воротники ради удовольствия.

- Я представляю интересы нескольких больших звезд и множества мелких. Среди этих мелких есть одна молодая особа, специализирующаяся на представлениях особого рода в частных домах. Ее зовут Веда Руке. Ее занятие состоит в том, что она медленно, вещь за вещью раздевается на глазах у публики. На профессиональном языке это называется “листопад”. Ее номер пользуется изрядным спросом, иначе она бы меня не заинтересовала. Это большое искусство.

Он снова посмотрел на бриллиант и потом на меня. Я старался всем своим видом показать, что разделяю его восхищение стриптизом, но не думаю, что мне это удалось.

- Прошлым вечером мадемуазель Руке исполнила свой номер на обеде деловых людей, в доме мистера Линдснея Бретта.

Маленькие черные глазки испытующе посмотрели на меня, - Может, вы не слышали о нем?

Я показал взглядом, что знаком с этой фамилией, так как давно дал себе задание - узнать о всех миллионерах Сан-Луи Бич, а Бретту принадлежали крупные владения в нескольких километрах от города, последние большие владения на Оушн Роад, где обитают богачи, Оушн Роад - извилистая авеню, окаймленная по обеим сторонам пальмами и тропическими цветами, расположена у подножия возвышенности. Дома там уединенные, построенные в глубине частных парков, окружены четырехметровыми стенами. Чтобы жить на этой авеню, нужны деньги, и деньги немалые. У Бретта было столько “капусты”, сколько мне и не снилось. У него имелись яхта, пять машин, взвод садовников и слабость к молодым аппетитным блондинкам. Когда он не был занят блондинками и деловыми встречами, он пересчитывал толстые пачки денег - доход от двух нефтяных компаний и сети больших магазинов, расположенных в Сан-Франциско и Нью-Йорке.

- Когда мадемуазель Руке окончила свой номер, - продолжил Герман, - Бретт предложил ей присоединиться к приглашенным и во время вечеринки похвастался коллекцией античных редкостей. Открыв сейф, он извлек и показал гостям свое последнее приобретение - кинжал работы Бенвенуто Челлини, искуснейшего ювелира эпохи Возрождения. Мадемуазель Руке сидела возле сейфа и, когда Бретт набирал цифровую комбинацию, запомнила последовательность, не отдавая в том себе отчета. Я должен отметить, что у нее замечательная память. Кинжал произвел на нее огромное впечатление. Она призналась мне, что это самая прекрасная вещь, которую она когда-либо видела.

До сих пор роль, уготованная мне в этом деле, была неопределенной. Ужасно хотелось промочить горло глотком виски, потому что клонило ко сну. Я взялся за это дело и должен дослушать рассказ до конца.

- Позже, ближе к полуночи, когда большинство приглашенных разъехалось, хозяин проводил Руке в отведенную ей комнату, рассчитывая на ее благосклонность ночью. Он полагал, что, занимаясь подобным ремеслом, она более чем доступна, но не тут-то было.

- А чего же она ждала? - раздраженно сказал я. - Когда женщина имеет такую профессию, то с ней обращаются подобающим образом.

Он оставил мое замечание без внимания и продолжал:

- Бретт страшно разъярился. Он потерял всякий контроль над собой. Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы не двое приглашенных, которые пришли посмотреть, отчего поднялся такой шум. Бретт был так взбешен, что стал угрожать мадемуазель. Он сказал, что раз она выставила его перед гостями на посмешище, то заплатит за все сполна, а слов на ветер он не бросает.

Я начал терять терпение. Единственное, чего мне хотелось, так это дать Герману под задницу, чтобы на ней образовалась внушительная вмятина. Девушка, которая раздевается перед пьяной компанией, не может рассчитывать на симпатию.

- Когда она наконец уснула, то увидела сон, - продолжал мистер Герман. Он сделал паузу, вытащил из кармана портсигар и положил его на стол. - Я вижу, вас хочется курить, мистер Джексон?

Я поблагодарил - он угадал мое желание. Если чего и не хватало еще, так это стакана виски.

- Ей приснилось, что она спустилась вниз, открыла сейф и, взяв оттуда футляр с кинжалом, положила на его место пудреницу.

Я покрылся мурашками от хребта до корней волос на голове. Хорошо состряпанное выражение внимания к собеседнику на моем лице сохранилось, однако в мозгу резко прозвучал сигнал опасности.

- Вскоре после этого она проснулась. Было около шести часов утра. Она решила уйти, прежде чем проснется Бретт.

Сегодня в двенадцать она открыла сумочку и обнаружила, что пудреницы нет, а на дне лежит кинжал Челлини.

Я провел рукой по волосам, мечтая о глотке виски. Тревога не покидала меня.

- Она тотчас же поняла, что произошло. Когда бывает перевозбуждена, то во сне ходит, как сомнамбула. Она взяла кинжал Челлини во сне. Ее сон был явью.. Вот как все произошло...

Наконец мы добрались до сути и обменялись взглядами.

- Пусть отнесет кинжал в полицию и расскажет все, как было, - сказал я. - Полиция уладит ее отношения с Бреттом.

- Это не так-то просто. Бретт ей угрожал, а, когда он рассержен, с ним лучше не связываться. Руке считает, что он может подать в суд еще до того, как она отнесет кинжал в полицию.

Герман выдохнул так, что волна воздуха ударила мне в лицо:

- Бретт будет утверждать, что Веда украла кинжал, но, не сумев продать, решила отнести в полицию, а всю историю - представила сомнамбулизмом. Чтобы свести с девушкой счеты, Бретт заявит, что никакой пудреницы в сейфе нет.

Я с сожалением покачал головой и погасил окурок сигареты.

- Почему же она не может обратить эту вещь в деньги, раз она такая ценная?

- По той очевидной причине, что она уникальна. За всю свою жизнь Челлини выковал только два кинжала, один из которых принадлежал Бретту. Все антиквары знают, кто владелец кинжала. Продать его невозможно, но разве что только в том случае, когда сделку оформит сам Бретт.

- Ну, что ж, пусть он подаст жалобу. Руке продемонстрирует свой номер перед присяжными и утрет нос Бретту. Они ее не арестуют, это понятно.

- Нет, - возразил Герман, - мадемуазель Руке не может позволить себе подобную рекламу. Если Бретт подаст жалобу - от болтовни в газетах не избавиться. Репутация девушки будет окончательно подмочена.

- Что, Бретт собирается подать жалобу? Герман улыбнулся:

- Вот мы у цели, мистер Джексон. Бретт сегодня утром уехал в Сан-Франциско. Он вернется завтра утром, а пока уверен, что кинжал лежит у него в сейфе.

Я знал, что за этим последует, но хотел, чтобы он сам сказал мне об этом.

- Итак, что же мы будем делать?

Это дало ему возможность перейти к активным действиям.

Он вытащил из внутреннего кармана пачку денег толщиной с матрас. Отделив от нее десять билетов по сто долларов, он разложил их на столе веером.

Я угадал его намерения, но не ожидал, что он проделает это так быстро. Придвинув стул, я пристально посмотрел на банкноты. Их не в чем было упрекнуть, разве только в том, что они лежали на его стороне стола, а не на моей.