Впрочем, это неудивительно: «Восток-1» был рассчитан на небольшого человека – не выше 175 см, не тяжелее 72 кг. Будущих покорителей космоса выбирал сам Королев.

Он, кстати, на Байконуре был частым гостем.

– Как-то в обеденный перерыв я столкнулся с Сергеем Павловичем, – вспоминает Мунир Хакимов. – Коренастый человек в ладно прилаженной дубленке, коричневой велюровой шляпе. Он подошел ко мне и задал обычные вопросы: как дела, откуда прибыл, как служба. А напоследок сказал мне: «Не робей, лейтенант!»

Технический персонал долгое время не знал, кто все-таки полетит в космос.

– Самому Гагарину объявили о том, что именно он летит, за три дня до запуска. Страшно было – не передать, – сейчас полковник может говорить об этом с улыбкой. – Представьте себе, что даже командир испытательной части потом признавался: «Я был уверен в удачном исходе лишь на 60 %». Что уж о нас говорить?

Страшно было и в момент самого запуска.

– Вот представьте себе, – взгляд полковника сосредоточен и серьезен. – Я отвечаю за первую ступень ракеты. Она взлетела, и по рации сообщают: «Первая ступень отработала нормально». И ты думаешь: «Уфф… Слава Богу!» Прямо гора с плеч.

А когда полет завершился, «байконуровцы» праздновали целые сутки.

– Для всех нас объявили свободный день, – говорит Мунир Султанович. – А там глушь такая, что и пойти-то некуда. Мы собрались в общежитии и все-таки накрыли стол.

Юрий Гагарин: «Обстановка не аварийная, я доложил «ВН» – все нормально»

Александр МИЛКУС, 12 апреля 2011 года

Сейчас, когда корабли в космос летают по четыре раза в год, почти как круизные лайнеры, отправляющиеся в кругосветку, трудно себе представить, в какую бездну шагнул Гагарин, поднявшись на лифте на самую верхотуру ракеты – в свой крохотный шарик «Восток». Несмотря на десятки наземных экспериментов, никто не представлял, что произойдет с человеком, когда он надолго окажется в невесомости. Была версия, что, оказавшись на такой сумасшедшей высоте над землей, он просто потеряет рассудок. В «Востоке» установили систему ручного управления. Но включить ее можно было, только открыв цифровой замок. Код Госкомиссия Гагарину не сообщила. Он был в корабле в специальном конверте. Считалось: если космонавт достанет конверт, вскроет его, прочтет и сможет набрать код – значит, он в своем уме и сможет сам управлять кораблем. Правда, конструктор корабля Олег Ивановский и летчик-испытатель Марк Галлай признались, что код «125» по секрету сообщили Гагарину до посадки в корабль.

Неясно было, как поведет себя плохо обкатанная техника. В наше время космический корабль в такой степени готовности, в какой был первый пилотируемый «Восток», точно не решились бы отправить к звездам. Из пяти кораблей-спутников, запущенных в 1960 году для отработки систем, взлетели четыре. Из этих четырех на орбиту вышли три, а приземлились два. Из двух вернувшихся только один сел нормально! Чтобы быть уверенным, что вся схема полета отлажена, нужно было еще как минимум два-три успешных беспилотных полета…

За несколько часов до старта кто-то сообразил: а если корабль приземлится не на советской территории – как опознают космонавта? И тогда местный художник-любитель срочно вывел красной краской четыре буквы – СССР.

Первая неприятность случилась уже через несколько минут после старта ракеты. Из-за ошибок в электрике «Восток-1» оказался на орбите на 40 километров выше, чем рассчитывали баллистики. Вроде бы не так уж и много: ну какая разница – 320 км или 280? Но, понимая, что корабль сырой, инженеры старались подстраховаться везде, где можно. Если бы не сработала тормозная двигательная установка, направляющая «Восток» к Земле, с высоты 280 км под действием силы земного притяжения корабль Гагарина спускался бы 5–7 суток. На этот срок был рассчитан запас пищи и кислорода. С 320 км спуск бы занял 15–20 дней. Шансов столько времени продержаться у космонавта не было. Впрочем, об этой неприятности «Земля» Гагарину не рассказала… Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «…Тут увидел я горизонт… звезды, небо черное, прямо совершенно черный цвет неба… Очень красивый горизонт, видно прямо окружность Земли, горизонт и такой голубой цвет вокруг всей Земли, вокруг горизонта, такой нежный-нежный голубой цвет у самой поверхности Земли. Затем постепенно темнеет, фиолетовый оттенок приобретает и переходит в черный цвет».

К счастью, во время самого полета больше никаких проблем не случилось. Разве что улетел незакрепленный карандаш и нечем стало вести записи в бортовом журнале. (Знаменитое ноу-хау под рубрикой «Голь на выдумки хитра»: американцы потратили миллионы долларов на ручку, которая бы писала при отсутствии земного тяготения, а наши просто вручили космонавту карандаш.) Да в магнитофоне кончилась лента, и пришлось Гагарину ее перемотать.

Ну а потом…

Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «Приготовился к спуску. Закрыл правый иллюминатор. Притянулся ремнями, закрыл гермошлем и переключил освещение на рабочее…» Космический корабль начал мелко подрагивать, за обшивкой нарастал шум. Росла перегрузка. В нужный момент, к счастью, включилась тормозная двигательная установка. Только выключилась она чуть раньше, чем положено. А это означало – в заданном районе спускаемая капсула «Востока-1» не приземлится.

Недолет составил около 110 километров: Гагарина ждали под Сталинградом (нынешний Волгоград).

Но раз техника не отработала положенное, не произошло вовремя и разделения спускаемого аппарата и приборного отсека. Корабль крутило, словно юлу, запущенную озорной детской рукой. Скорость вращения – около 30 градусов в секунду.

Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «Все кружилось: тo вижу Африку (над Африкой произошло это), то горизонт, то небо. Только успевал закрываться от солнца, чтобы свет не падал в глаза. Я поставил ноги к иллюминатору, но не закрывал шторки… Я решил, что тут не все в порядке… Прошло минуты две, а разделения нет. Прикинул, что… все-таки тысяч шесть километров есть до Советского Союза, да Советский Союз тысяч восемь километров, до Дальнего Востока где-нибудь сяду».

Лишь через десять долгих минут раздался хлопок, и спускаемый аппарат разделился с приборным отсеком. Кстати, инженеры до сих пор спорят – была ли эта десятиминутная задержка технической неисправностью или из-за «недоработки» двигательной установки включилась резервная система разделения отсеков, которая и должна была освободить спускаемый «шарик» Гагарина спустя 10 минут.

…Тут начались новые неприятности. За иллюминаторами явно слышалось потрескивание, кабину освещали багровые отблески пламени. Плавится обшивка, по иллюминатору текут струи раскаленного металла. Гагарин, как и все космонавты первого набора, – из летчиков-истребителей. А для летчика нет страшнее ЧП, чем огонь на борту. На самом деле спуск проходил штатно – от плазмы, охватывающей корабль в верхних слоях атмосферы, корабль спасала термоизоляция. Но космонавту о пожаре «за окном» никто не говорил. Хотя кто мог предупредить об этом первопроходца?

Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «…Чувствуется, начинается торможение, какой-то слабый зуд по конструкции идет, это заметил, поставив ноги на кресло. Потом этот зуд проходит. Здесь я уже занял позу для катапультирования, сижу жду. Перегрузка, по моим ощущениям, была за 10 ед. Был такой момент примерно секунды две-три. Начали расплываться приборы, немножко сереть, но поднапрягся – все нормально, все на своих местах.

На высоте примерно около 7 тысяч метров происходит отстрел крышки люка: хлопок – и ушла крышка люка. Я сижу и думаю, не я ли катапультировался? Так тихонько голову кверху повернул, и в этот момент выстрел – и я катапультировался, быстро, хорошо, мягко, ничем не стукнулся. Вылетел с креслом…».

…На высоте около 4 километров катапультное кресло выскальзывает из-под космонавта. Раскрывается основной парашют. Гагарин спускается к Земле. И тут… раскрывается запасной парашют. Раскрылся и повис вниз. Оказалось – случайно раскрылся ранец, в котором он находился. Вдруг подул ветерок…