Вот как выглядит янтарь в природе? Да тысь моя майка! Кто б знал! Это вам не сердце ангела или бусы из прозрачных желтых «слез». Это… обычный серый камень, шершавый, угловатый, со следами древесной коры на боках. Да его не сразу и разглядишь. Особенно в поднятой мной вокруг мути. Поэтому я на целую минуту замерла, под стук сердца неподвижно зависла, ухватившись руками за стебли камышей. Пока вновь отчетливо не увидела свой ориентир. И тогда начала рыть… Ногтей у меня не было. То есть, не совсем, а таких, как у дам. Но, и сейчас я их, кажется, содрала до единого. Выворачивая сначала землю с корнями, а потом и сам янтарь из его тысячелетних гнезд. Камни большие, маленькие, сплоченные и врассыпную. Да сколько ж их здесь под защитой не меньшей по возрасту твари? Пока не уперлась в настоящую глыбу, отделяющую от моей цели пути. Пришлось поднатужиться еще. И, выпустив изо рта стаю пузырей, я, почти вслепую, отодвинула ее край… Мама моя… Родненькая… Янтарь, приплюснутый, размером с голову младенца, вспыхнул слабым синим светом и… потух. Я, схватив его, рванула вверх…

«Рванула», было сказано с большой долей патетики, допустимой во время исполнения «подвига». До «верха» было ярда полтора. И, первым делом, втянув ртом воздух…

– Наконец-то! – подцепил меня Эрик и втащил на скамью. – Агата, хоб тебя забери! Да разве так… – и присел напротив. – Ты его все-таки…

– Ага, – прижимая камень к груди, ошалело кивнула я. – Нашла.

Рыцарь, дернув из-под меня рубаху (все-таки, готовился занырнуть), накинул мне ее на плечи и сверху обхватил руками, вливая попутно силы и тепло:

– Молодец… молодец. А теперь, валим отсюда.

И вот только тогда, из-за рыцарского плеча, я огляделась… Тысь моя майка. «Хоб меня забери». Озерные кряквы, стаей носящиеся над ночной водой, месиво из камыша с донным илом волнами вокруг лодки, а совсем рядом, вдоль берега, крики и скачущие огни факелов:

– Варя?

– Угу, – огласились мне в спину.

– Я тебя сильно напугала?

Голос «не ребенка» был не менее удивленным, чем мой собственный:

– Не-ет. Я не видела ничего. Я только… Агата, так наш Ник не в чужом мире?

Ник… Вода. Сом… Шашлык из… И меня, дернувшуюся от Эрика к краю борта, так не вовремя и так по «беременному» вывернуло наизнанку… И лишь после этого мы «свалили». Очень срочно…

– Дядя Теофил, только осторожнее!

– Племянница, ты меня оскорбляешь.

Полчаса спустя мы втроем (Варю я с устной благодарностью и клятвой о неразглашенье отправила наверх спать) вновь были в родственной мастерской. И дружно сейчас зависли над столом.

– Дядя Теофил…

– Ага-та, – процедил тот от зажатого в тисках камня. – Или смолкни или тоже спать иди.

– Ага, – в ладонь зевнула я. – Как же. Я, как только удостоверимся, махну прямиком к нашему уважаемому гному.

Эрик злорадно хмыкнул мне в левое ухо:

– Хотел бы я на это посмотреть.

– А что? – оторвалась я от камня. – Хотя…

– Угу. Может заартачиться.

Мой сосредоточенный дядя поднял на нас косые глаза (святым Авосем клянусь, он их только что к носу свел!):

– У тебя, Эрик, на лбу прописано: «рыцарь Прокурата». А особо «сметливые» там еще и номер комтурии разглядят. Так что, подождем ее тут. Хоть я и уверен: на этот раз разговор будет куда продолжительней. Смотрите.

И мы посмотрели…

– Тысь моя майка.

– Хоб меня… так это она и есть?

Сквозь тонко снятый поверхностный слой, на нас глядела нежно бежевая бабочка неземной красоты. Ну, мне она такой показалась. Две пары длинных крыльев. Нижние, поменьше – лентами опущены вниз, верхние – с перламутрово голубыми задранными уголками. Ворсовые волоски, как юбка из длинной тонкой пряжи и само маленькое туловище… действительно, сильно схожее с нашим.

– Редчайший случай, с какой точки зрения ни глянь, – выдохнул над ней дядя Теофил. – Мало того что точно, бохос, так еще и сохранилась… обычно, жертвы янтаря скрючены в нем в предсмертных потугах, а эта…она будто до сих пор летит. Полный размах.

– Полный улёт, – перехватившим голосом выдала я и поймала на себе взгляд Эрика. – Что?

– Ничего. Ты – молодец, я тебе уже сказал. Но могла б и магией себе под водой помочь.

– Ой, да все зажило уже, – отмахнулась я от него. И в правду, две глубокие борозды (на правой голени – от хвоста твари, вдоль внутренней части левой руки – от угла камня) и содранные ногти на руках давно регенерировались, оставив напоследок, в качестве «побочного эффекта» лишь сонливость. Но, спать мне еще… – Магией было нельзя – вдруг бы повредила ей янтарь? И я тогда пошла…

На подходе к дому номер тридцать шесть меня, преисполненную решимости, и с увесистым «аргументом» в сумке, вдруг настиг первый местный сюрприз: кабинетные окна второго этажа ярко горели (в половине третьего то). А минуту спустя, уже на крыльце, и вовсе чуть не огребла от раскрывшейся двери, из которой скоро вышел украшенный бакенбардами, важный маг земли. На пару секунд мы с интересом замерли друг против друга. После чего мне символически качнулись и свалили в свой полыхнувший подвал.

– Мне бы… – развернулась я назад. – Ух, ты! Доброй ночи, господин Нубрс!

Гном, наряженный в пафосный бархатный сюртук (в половине третьего то!), закатив к ночному небу глаза, простонал:

– О-ох! Это опять – вы?

– Ага, – радостно оскалилась я. – И сильно надеюсь, что на этот раз вы в полном здравии. Иначе мне придется развернуться совсем в другое место.

– Надо же, какая утрата, – оценил мой сарказм мастер Нубрс. – Может, Агата, вам и маршрут нужный подсказать?

– А почему бы и нет? – вскинула я брови. – Вы наверняка знаете: где можно с пользой для себя сдать один камень… Янтарь… С бабочкой бохос внутри…

– Что?.. Ка-кой?

О-о, это надо было просто видеть: мастер Нубрс, за секунды до этого готовый с гномьим изыском послать меня во все «дальние края», вдруг, осел и ухватился обеими руками за дверное кольцо.

– Вам вновь повторить? – склонившись, поинтересовалась я. – На этот раз уже громче?

– Не-е надо, – выдул он ноздрями. – Ага-та… если это – шутка, то вы за нее дорого поплатитесь перед всеми вашими богами. Или кто там у вас, у магов…

– Это – не шутка. Мне шутить на подобные темы не доставляет эстетической радости. Как и тратить попусту свое и чужое время. Так вы меня примете? Или…

– Проходите скорей, – отлепился, наконец, гном от кольца. – в мастерскую, – и, щелкнув за мной замком, посеменил впереди.

Мы очень скоро, минуя темный салон, прошли в еще одну дверь и по подсвеченному одиноким ночником коридору оказались в «очаге цветоводства». И чего здесь только не было: свечение от камней всех мастей било и переливалось с полок вдоль стен и шкафов под самый низкий потолок. На рабочем же столе мастера среди ящичков с инструментами и тисков царил один лишь его «шедевр», пока не завершенный – на «шедевре» отсутствовали (покоясь рядом) три зеленых листочка и часть тонких черных лепестков. По всей видимости, розы. Я невольно задержала на розе взгляд. Мастер Нубрс, чиркая спичкой сбоку застекленного фонаря на столе, пробурчал:

– Ох, вот сколько хотел купить этот ваш «непотушимый шар», да всё… – и, регулируя яркость огня в фитиле, замер. – Агата, имейте в виду: я ваши подделки носом чую.

Вот интересное замечание:

– Я – в курсе, мастер.

– Тогда показывайте! – подскочил он на месте. – Показывайте, что же вы?!

– Ага, – наблюдая за столь бурным нетерпением, потянулась я к сумке, через мгновенье удовлетворив его сполна:

– О-о… – мастер Нубрс, припавший носом к янтарю, вновь «умер» для всего мира. – О-о… о-о-о…

– Вы довольны? – скрестила я на груди руки. А что – заслужила ведь? Ну хоть немножко повыпендриваться?

Гном поднял вверх влажные глаза:

– Это, безусловно, она. Она… Ага-та…

– Что? – склонила я набок голову.

– Агата, сколько лет, – заломил руки гном. – Вы не представляете себе: сколько долгих лет я искал именно эту драгоценность.