И пошла через родительский дом…

На крыльце меня поджидала Варвара. Сама не своя: руки трясутся, глазища распахнуты.

– Что у вас тут стряслось? – с ходу огласилась я.

«Не ребенок» не то икнул, не то всхлипнул:

– Ой, Агата. Там – такое. Такое.

– Да что «там»? – схватилась я за ручку двери.

– Они всё знают! – выпалила мне вдогонку Варя.

– О чем?

– О том, что Ник – в нашем мире. Агата, прости.

– Тебя пытали что ли? – склонилась я к испуганному лицу.

Варя затрясла головой:

– Не-ет. Сначала дядя Теофил прибыл. Он переживает за тебя и всё, о чем знает, тете Катаржине и дяде Людвигу рассказал. Про янтарь с бабочкой и про озеро Охранное.

– Та-ак. А потом?

– А потом тетя Оливет и дядя Роберт появились с большим арбузом. Они и раньше здесь бывали, да только без тебя. А потом тети Гортензия и Нинон. Они – последними.

– И с чего, вдруг, семейный слет?

Варя дернула плечиком:

– Не знаю… А, сегодня ж – воскресенье. А по воскресеньям мы всегда все вместе пьем чай. Здесь, в Бадуке или в Гусельницах. Только в прошлое – без вас с Ником. И, наверное, теперь очередь здесь пить.

– Понятно. А про…

– Ника? – пискнуло дитё и сделалось совсем несчастным. – Это – я. Агата, прости меня.

И как же всё не вовремя то!

– Варя, я простила и рассказывай.

– Правда, простила?

– Да!

– Ой!

– Варя… извини. Правда.

– Ну… тетя Оливет сильно заболела. И дядя Роберт за нее тревожится. Она плачет все время и говорит, что тебе сильно бегать и волноваться нельзя. И мне… мне, Агата, так ее жалко стало. Ну, я ей и сказала. На ушко. А она… Она руку к сердцу приложила и как заплачет опять. И все сразу про всё узнали… А потом меня тетя Нинон из гостиной увела наверх и сказала, чтоб я не переживала и она сама всё объяснит. Ну, почему ты про Ника молчала до сих пор. А я там сидела-сидела. И сюда потихонечку… Вот.

– «Вот», – сосредоточенно повторила я. – Ага. Так, значит… Ну, что, – и взглянула на Варвару. – Давай обратно наверх, а я…

– А ты? – прижала она ручки к груди.

– Объясняться. Если кто-то что-то еще недопонял. Все нормально, Варя, – но, как же не вовремя!

Хотя меня опередили. С объясненьями. И даже не Нинон – Эрик, красный, как рак в котелке, торчал у двери гостиной и явно мечтал свалить подальше.

– Всем здравствуйте! – с порога, под рыцарский выдох, заявила я. И обвела присутствующих взглядом. Последним задержалась им на Нинон. Та мне ободряюще-приветственно кивнула.

Папа же первым открыл рот:

– Доброе утро, дочь. И-и… как бы там ни было, вы с Эриком – большие молодчины. Я прав?

– Ты прав, Людвиг, – подтвердил от окна отец Ника.

Дядя Теофил крякнул в кулак, видно, тоже присоединяясь. Две сестры молча воздержались (кстати, а где госпожа Оливет?).

– Ну, а если я прав, – одарил папа взглядом мою родительницу в кресле. – Тогда говорите: что делаем дальше.

– «Агата, я держался, как мог. Про стеклодельню они – не в курсе», – скосился на меня мой подельник.

– «Мо-ло-дец», – скривясь, поощрила я его.

– Доча, ты ведь обещала нам не вмешиваться? – ненадолго ее молчаливого протеста хватило.

– А где госпожа Оливет?

– Я ее уложила наверху в гостевой. Доча…

– Агаточка, это ведь опасно, – всхлипнула из другого кресла тетка. – Я вот после той сцены у избушки в лесу до сих пор… грифон ночами снится. А тут…

– Так племянница ж – из Прокурата, а там мертвяками не удивишь, – встрял мой дядя.

– Ох, что ты говоришь, Теофил? Можно подумать, они некроманты, а не просто маги. Доча, ты на вопрос мой…

– И на мой, дочь.

– Агата, что дальше будем делать? Я больше сидеть и ждать не намерен. Мой сын неизвестно где и жив ли еще…

– Жив.

– Что?

– Доча, это – точно?

– Агата?

– «Ну, теперь – держись».

– Ник – жив, – мужественно выдохнула я. – И вчера мы с Эриком нашли новое место, где его стерегут.

– О-о…

– Агаточка! Так теперь надо…

– А ничего не надо!

– То есть, как? – подался от подоконника отец Ника. – То есть…

– Я все сделаю сама.

– А вот таких «сдвигов» на почве беременности ни у одной в нашем роду не было, – проникновенно констатировала мама. – Ты просто чокнулась, доча.

– А пусть даже и так, – согласилась я. – Пусть я «чокнулась». Но вам всем, и тебе, Эрик, дальше – нельзя.

– Это почему же? – сузил он глаза.

– Потому что, в случае неудачи на финише будут даже не Грязные земли…

Три секунды я наслаждалась тишиной. И за эти мгновенья тоже страстно пожелала свалить подальше, но потом:

– Вот это да! Дочь – не смешно!

– Нет, она точно чокнулась! Надо ее дома запереть!

– Агаточка, как же так?

– Ну, ты даешь. До конца, так до конца.

– Всех прошу помолчать!!!

– Вот спасибо, господин Роберт. Ну, мы пошли.

– Куда? – «поймал» он меня уже в развороте. – Агата, ответь мне на другой вопрос.

– Я вас… слушаю, – тяжко вздохнула я.

Отец Ника перевел взгляд с улицы за окном мне в глаза:

– А если ты сейчас отступишься? Если просто отойдешь в сторону? Что тогда произойдет?

О-о. А вот сие есть – настоящая «ловушка». Теперь понятно, в кого у него сын.

– Что «тогда произойдет»? – тихо уточнила я.

– Да, Агата?

– Ага… Нам всё равно… не жить. Нику – в первую очередь. А вот у Эрика и меня, думаю, еще будет время немного побегать, – и глянула на застывшего рыцаря. Тот в ответ лишь улыбнулся.

– О-ох.

– Тогда, рассказывай, Агата. Оба рассказывайте. А здесь останутся лишь…

– Дочь, я – с вами.

– Племянница, Эрик, и меня посчитайте. А то, хе-х, что-то жить стало скучно.

– Агата, чем могу, помогу.

– Доча, вместе будем.

– Вы все – сами «чокнутые». И вы даже не представляете, во что решили вмешаться.

– Агата?

– Что, господин Роберт?!

– Или все, или никто. Решай…

– О-о… – развернувшись, ткнулась я лбом в камин. – О-о. Хо-рошо… Хорошо. Но, я вас предупреждала. Папа, навесь купол, чтобы Варя или госпожа Оливет…

– Я сейчас.

– Ага… Ну, тогда слушайте…

Меня слушали внимательно и тихо. Надо отдать должное семье. Даже часть с Его Величеством, которого в знак «врожденного уважения к власти» лишь два раза «тихо» обругали матом. Вот семейству Сироков досталось с лихвой. Эрик только рот открывал, а тетя Гортензия не переставая, пыхтела и краснела (не то от стыда, не то от солидарного гнева). Но, как бы там ни было, до конца наших поисков я доползла. Потом плавно сместилась в «дальнейшие перспективы» (может, проникнутся и одумаются?)… Да где уж там! «Прониклась» лишь мама, да и та – соплями в платок:

– Вот не ожидала я от Глеба Анчарова такого… ап-ф-ф-ф… Столько лет он тебя выручал, а тут…

– Ну, не так уж он и плох, – да. Теперь, когда гнев на некроманта схлынул, я могла это признать. – Не так уж и… Он мне, на самом деле пытался в меру возможности помочь. И, может, предложил бы что-то стоящее, но… мы сейчас на разных сторонах. И у меня нет времени на его условия.

– А какие у него «условия»? – опершись на камин, хмыкнул Эрик.

– Незавидные: «и волки сыты и овцы целы». Политика… Эрик, а что с поддержкой от вашего Верховного?

– Его сегодня не приняли. Ни Его Величество, ни господин Главный канцлер. Сказали: «завтра».

– Ага.

– Угу. А после, Агата, он собрал всю нашу комтурию.

– И что ваша комтурия? – отозвался господин Роберт.

– Мы все – в увольнительной. На сутки.

– Это как понимать? – нахмурился он.

– Опять – политика, – нервно засмеялась я. – А дальше?

– Будут все семнадцать. Для нас это – дело чести Прокурата и каждого в отдельности. Потому что Ник – один из нас. Только скажи: когда.

– Сегодня, Эрик. Именно сегодня у меня «встреча» с Его Величеством. Личный королевский секретарь мне это сообщил. И, знаете, где?

– Где? – хрипло выдавил папа.

– В нашем доме с вечным ремонтом, – глянула я на него. – Он сам так захотел. Сегодня в десять вечера.