— Может, вы просто прячетесь в панцирь и не даете мужчинам шанса получше вас узнать, — предположил он.
— Возможно. Понимаете, я вовсе не синий чулок — ничего подобного. Просто так складывается жизнь.
— Я ничего такого и не думал.
— Моя настоящая проблема — это родители. Они слишком интересуются моей жизнью. Мне все труднее скрывать от них свое раздражение.
— О, родители вечно суют нос в дела детей. Такова их натура, — несчастным голосом откликнулся Джон.
— Но вам с вашей дочерью, похоже, удалось урегулировать этот вопрос.
— Ничего подобного. Я мечтал о совсем другой судьбе для нее. Я хочу, чтобы у нее было все самое лучшее, но понимаю, что не могу ничего изменить. Я и так много всего натворил.
— А какие родители были у вас?
— Никаких. Я понятия не имею, кто мой отец, а мать бросила меня и так и не вернулась.
— О, простите. Мне очень жаль. — Орла протянула руку и накрыла его ладонь своей. — Я такая глупая! Я не знала. Извините меня.
— Ничего страшного. Я просто пытаюсь объяснить, почему придаю такое значение семье, — ответил Джон. — О своей матери я знаю только то, что она говорила на итальянском и шестьдесят лет назад оставила меня, завернутого в одеяльце, на пороге приюта. Я постоянно думал о ней: надеялся, что она жива, и пытался понять, почему она от меня отказалась.
Рука Орлы все еще лежала на его руке. Она стиснула его пальцы в своих в знак солидарности.
— Я уверена, что она тоже думала о вас. Я это знаю. Посмотрите только, каких вершин вы достигли! Она могла бы вами гордиться.
— Правда? Как вы совершенно справедливо заметили, я достиг славы, но она не приносит мне ни радости, ни счастья. Думаю, моя мать предпочла бы для меня жизнь более спокойную. И счастливую.
— Давайте заключим сделку, — предложила Орла. — Я постараюсь быть более снисходительной к мужчинам. Не буду заведомо считать их всех занудами или негодяями. Применю ваш американский прием: воспринимать посторонних так, будто они твои друзья, с которыми ты просто пока что незнаком.
— Прием не только американский… — осторожно заметил Джон.
— Хорошо-хорошо. В общем, я перестану с отвращением отвергать даже мысль о том, чтобы куда-нибудь пойти с одним из ужасных братьев или дядьев О’Хара. Попробую дать им шанс. Как по-вашему, это будет правильно?
— Вполне. — Он улыбнулся ее прямоте.
— Вы же, в свою очередь, станете наслаждаться своей славой. Людям приятно познакомиться со знаменитостью, Джон. Видите ли, жизнь обывателя довольно скучна. Встреча со звездой для нас — большое событие. Попробуйте это понять и проявляйте больше душевной щедрости.
— Обещаю. Я не смотрел на это с такой стороны.
— Да, что касается вашей дочери: думаю, вам стоит поговорить с ней о любви — как вы только что говорили со мной. Мне бы ужасно хотелось, чтобы мой отец мог говорить вот так.
— Раньше и я так не говорил, — ответил он.
— Нет, но сейчас самое время начать. Попробуйте сказать, что хотели бы познакомиться с ее друзьями, если это не смутит ее или их. Могу поспорить — ей будет приятно.
— Признаться честно, я боюсь, что она меня отвергнет.
— Но я-то собираюсь дать шанс мужчинам, которые могут отвергнуть меня. Это же сделка, забыли?
— Ладно. Но вы должны стать помягче и к родителям тоже. Ваши предки, конечно, сводят вас с ума, но они искренне желают вам добра.
— Я попытаюсь. Конечно, за такое меня надо будет при жизни возвести в ранг святых, но я попробую, — рассмеялась Орла.
Они скрепили свой договор рукопожатием, а потом сели в машину и покатили обратно в Стоунхаус.
Их путь лежал мимо местного гольф-клуба. Несколько особо рьяных игроков уже бродили по полю. У ворот был припаркован ярко-розовый потрепанный фургон.
— Ну надо же, Фрэнк уже тут — пьет свой горячий виски, — вздохнула Орла.
Внезапно Джон резко затормозил.
— Пожалуй, я тоже не откажусь от горячего виски, — сказал он.
— Вам нельзя, вы не член клуба. К тому же, сейчас еще утро.
Но Джон уже припарковал машину и решительно шагнул в главные двери.
Встревоженная Орла бросилась за ним.
За стойкой бара на табурете сидел всклокоченный старик, читавший газету через большую лупу. Когда входная дверь с шумом распахнулась, он поднял глаза и увидел, как в бар входит какой-то незнакомец чуть за пятьдесят, в дорогой кожаной куртке.
— Так-так, а вот и он, старина Фрэнк Хэнратти, не сойти мне с этого места! — сказал тот.
— Хм… Да? — Даже люди, прекрасно знавшие Фрэнка, редко заговаривали с ним, не говоря уже о незнакомых.
— Как поживаете, Фрэнк, дружище?
Фрэнк осмотрел его с головы до ног.
— Вы Корри Салинас, — воскликнул он, не веря собственным глазам.
— Ну да. Кто же еще!
— Но откуда вы знаете меня?
— Вчера подслушал один разговор в пабе. Там говорили, что вы большой поклонник кино, и вот сегодня я наткнулся на вас в клубе.
— Но как вы узнали, что я здесь? — Бедняга Фрэнк был потрясен.
— Разве это не ваш фургон во дворе? — из уст Джона это звучало как нечто само собой разумеющееся.
Фрэнк задумчиво кивнул. Объяснение его удовлетворило.
— Угостить вас горячим виски, хм… Корри? — предложил Фрэнк.
— Вообще, по утрам я стараюсь воздерживаться от алкоголя. Но я бы с удовольствием выпил чашечку кофе. Вы знакомы с моей подругой Орлой?
Они присели и заговорили о кино; молоденький официант подал им кофе.
— Не могу поверить, что вы захотели повидаться со мной. — Еще никогда в жизни Фрэнк не был так счастлив.
Орла и Джон обменялись многозначительными взглядами.
Сделка начинала приносить свои плоды.
Генри и Никола
Когда Генри получил диплом врача, родители попытались уговорить его продолжить обучение и пройти специализацию, например, стать хирургом. Его мать и отец, оба доктора, сожалели, что не стали учиться дальше. Ты только подумай, сколько возможностей у тебя будет, — убеждали они сына.
Но Генри стоял на своем. Он станет терапевтом.
Он не собирался претендовать на практику родителей — они с Николой поищут себе какой-нибудь уголок, где смогут прижиться и стать своими. У них родятся дети; они будут частью местного общества.
Генри познакомился с Николой сразу после поступления на медицинский факультет. Хотя оба были очень молоды, уже через несколько недель они поняли, что нашли свою судьбу. Родители с обеих сторон отговаривали их от свадьбы — пускай роман идет своим чередом, к чему спешить. Четыре года спустя они объявили, что не собираются больше ждать.
Очаровательная свадьба в тесном кругу состоялась в родном городке Николы. Гости неоднократно повторяли, что в современном мире, полном тревоги и смут, Генри с Николой стоят словно две скалы среди бурного моря, непоколебимые в своей любви.
Они вместе готовились к будущей карьере семейных врачей: полгода проработали в родильном доме, потом в кардиологической клинике и в педиатрии. Когда стало ясно, что они имеют полное право повесить на дверях медную табличку со своими именами, Генри и Никола начали искать место, где им хотелось бы поселиться, и одновременно попытались завести ребенка. Время пришло.
Найти подходящее место жительства оказалось нелегко, зачать — еще сложнее. Они ничего не понимали. Оба были врачами и знали все об оплодотворении и женских циклах. Медицинское обследование не выявило никаких проблем. Им посоветовали стараться дальше, что Генри с Николой делали и так. Через год они попробовали искусственное оплодотворение — безрезультатно.
Им приходилось терпеть оброненные, словно невзначай, замечания родителей о том, как они мечтают понянчить внуков, и предложения друзей посидеть с их будущими детьми.
Чему суждено произойти — произойдет. Вместе они справятся с чем угодно. Они уже пережили страшную трагедию: прямо у них на глазах в отделении скорой помощи, обезумевший от наркотиков юноша застрелил свою подругу и застрелился сам.