— На.

Она, подумав, взяла. Отпила — без удовольствия, как лекарство.

— Э, не. — Ник покачал головой. — Так шампанское не пьют. Подожди.

Он достал еще один стакан. Налил. Поднес к Тининому:

— За вашу красоту, сеньорита.

Тина шмыгнула носом.

— Опять издеваешься?

— Нет. — Ник серьезно смотрел на нее. — Ты правда красивая. Почти как леди Маргарита. Я в нее в детстве по уши был влюблен.

Тина улыбнулась сквозь слезы:

— Правда?

— Ага. Лет, этак, в шесть. Они с матерью — ровесницы, да только леди Маргариту возраст не брал, она с годами только краше становилась. Это ведь леди Маргарита мамку в прислуги взяла, когда еще старые хозяева были живы.

— Надо же, — удивилась Тина. Мария казалась ей неотделимой от «Шиповника». — А где же они познакомились?

— В Стамбуле, мать на рынке приправами торговала. Только-только тогда из России уехала, специально замуж вышла за турка. Мне два года было. А оставить не с кем, так мамка с собой таскала, на рынок. А леди Маргарита поглядела — хороший, говорит, у тебя малыш — про меня. Мне, говорит, тоже скоро рожать — это, как раз ты должна была родиться. Ну, и привезла нас обоих в «Шиповник». Сэр Роджер поначалу — ух, ругался! Это, потом уже мать полюбил, когда она готовить начала.

Тина улыбнулась.

— Я помню, Маргарита рассказывала. Как Мария пекла пироги, и от нее прятала. Потому что, говорила, нельзя беременной столько есть, а то в дверь не пролезет. — Она шмыгнула носом. Вытерла остатки слез.

— Леди Маргарита была хорошая, — твердо сказал Ник. — Добрая.

— Дура она была.

— И никакая не дура. — Ник разглядывал Тину. — Слушай. А почему «Тина»? Как твое полное имя?

— Роуз Вэлентайн. Вэ-лен-ти, — по слогам произнесла Тина. — Маргарита говорила: «Ти».

— А моя про тебя говорит «Valya», — улыбнулся Ник. — Это ведь она тебе имя придумала — знаешь?

— Первый раз слышу. Правда?

— Ага. Деда моего звали Valentin, мать — Maria Valentinovna. Это по-русски так. И вот, когда леди Маргарита книжку листала — про имена, специально купила — мать и брякнула, мол, назовите Валентиной. Когда имя — и мужское и женское одновременно, дети счастливыми получаются.

Тина грустно улыбнулась.

— Что-то не похоже, что это работает.

— Да ладно. Чем тебе плохо-то? Миллионера, вон, привели знакомится. Замуж выйдешь — горя знать не будешь.

Тина прищурилась:

— А тебе завидно, что ли?

— Еще как, — серьезно, без тени насмешки отозвался Ник. — Что такая красота мудаку достанется — которому ничего, кроме игрушек, на хрен не сдалось. Он тебя приласкать-то не сумеет как следует.

Ник поднялся.

Тина застыла в кресле. Не шевельнулась, когда он подошел и встал рядом — глядя на нее сверху вниз.

Ник провел ладонью по распущенным волосам Тины. По затылку, шее. Наклонился и поцеловал ее в губы. Не требовательно, как вчера — нежно, бережно, едва касаясь. Взял Тину за руку, поднимая с кресла. Обнял ее и снова поцеловал. И снова это было удивительно приятно — чувствовать его объятия, тепло его тела. Губы на своих губах. Тину все это почему-то совсем не возмущало. Все было как-то... правильно. Так, будто по-другому и быть не могло.

— Ты ведь раньше ни с кем по-настоящему не целовалась, — чуть отодвигаясь от Тины, сказал Ник. Он не спрашивал — утверждал.

— Сто раз. С чего ты взял, — смущенно отворачиваясь, пробормотала Тина.

— Врешь. Я еще вчера понял. Сперва-то тоже решил, что у тебя куча парней была — уж больно лихо хвостом вертишь, — а потом сообразил. Для жениха бережешься? Или просто дразнить нравится?

— Отстань. — Тина попыталась вырваться. — Тебе-то какое дело?

— Да так. Природная любознательность... Ч-черт. — Это у Ника зазвонил телефон. Чтобы выудить его из кармана, пришлось отпустить Тину. — Алло.

На том конце говорили громко, девичий голос долетал даже до Тины.

— Нет, малыш, — изображая сожаление, отбрехивался Ник, — пока никак не могу. Молодой Боровски нашу барышню подхватил и свалил куда-то, а старики сидят. Теперь уж, ясное дело, до упора будут сидеть — пока те не нарисуются. Не знаю, во сколько освобожусь. Разве что совсем ночью, если раньше не срубит... Ага, и я тебя.

Он положил трубку и как ни в чем не бывало снова потянулся к Тине.

— Офигеть — ты нахал, — отпрыгивая, возмутилась она. — Одной наобещал, что придешь — и тут же к другой лезешь! Ничего не треснет?

Ник знакомо ухмыльнулся.

— До сих пор не трескалось. — И вдруг, без всякого перехода, предложил: — Хочешь, на мотоцикле покатаю?

Тина фыркнула.

— Надеешься, что во мне луна и звезды романтику разбудят?

— Ну да, — просто подтвердил Ник. — С другими срабатывало.

— Со мной не сработает. Не надейся.

— Не поедешь, то есть?

Тина прищурилась.

— Поеду. Вот, специально чтобы тебя обломать. А еще мне интересно — как ты с территории выходить собираешься и мотоцикл выкатывать?

Ник ухмыльнулся.

— Пошли, покажу. Только, как на террасу выйдешь, у стены держись. Там тень от винограда, снаружи не видать.

На террасе он, скользнув вдоль стены, уселся на боковые перила. Перемахнул их, замерев с внешней стороны. Скомандовал Тине:

— Прыгай за мной, — и исчез.

Тина подошла к перилам. Разглядела в темноте тропинку, проложенную вдоль густых зарослей барбариса. Что-то подсказывало, что приведет тропинка к дровяному сараю. И что подобных ходов — таких, о которых прочие обитатели виллы не догадываются — здесь немало. Настоящим хозяином «Шиповника» являлся, похоже, вовсе не Эндрю.

— Спрыгнешь? — Ник смотрел на Тину снизу вверх. — Или ловить?

Она прикинула высоту — метра полтора от силы. Насмешливо посоветовала:

— Эту свою лови... у которой свекровь крепко спит, — и спрыгнула.

Дровяной сарай возник из темноты неожиданно — как будто вырос. К сараю Тина и Ник подошли крадучись, сзади — входная дверь из окон «большого дома» отлично просматривалась. А в задней стене дверей не наблюдалось.

Тина подумала, что сейчас ей, вероятнее всего, придется ждать здесь — пока Ник каким-то образом незаметно выкатит мотоцикл, — но парень снова ее удивил. Он повис на нижней ветке дерева, росшего рядом с сараем, подтянулся, выталкивая себя наверх, и встал на ветку ногами. Забрался на следующую.

Раскидистая крона дерева почти касалась чердачного окна под крышей. Неужели прямо с ветки туда запрыгнет? Но все оказалось проще — Ник перебросил на подоконник извлеченную откуда-то толстую доску. Должно быть, специально прятал среди густых ветвей. Качнул доску ногой, проверяя, устойчиво ли легла, и в два шага перебежал на подоконник.

Тине ужасно хотелось крикнуть: «Мотоцикл на веревке будешь спускать?» — но она благоразумно промолчала.

Следующий ее поступок был совсем не благоразумным. Но очень уж захотелось увидеть обалдевшее лицо Ника.

Забраться на дерево, с ее-то гимнастическими навыками — тьфу. Перебежать по доске — детская забава.

Тина спрыгнула с подоконника в... в комнату, наверное. Судя по тому, что на полу тут лежал матрас с одеялом и подушками, а рядом пристроились две большие картонные коробки, со свисающим из одной рукавом толстовки — чердак был обитаем.

— Ты, что... тут живешь? — выпалила Тина.

— Охренела? — одновременно с ней рявкнул Ник. Он стоял на коленях, роясь в одной из коробок. Увидев Тину, подпрыгнул от неожиданности. — А если бы упала?!

— Пришлось бы «скорую» вызывать, — горестно вздохнула Тина. — И спалили бы твой контрабандный склад. — Она оглядела коробки. Готова была спорить на что угодно, что внутри — не только одежда. — Думал, что самый умный, да? Что никому сюда, кроме тебя, не забраться?

— Забраться можно по-человечески, — мрачно отозвался Ник. — Изнутри, по лестнице — если так уж приспичит. И не фиг было дурака валять. Один раз тебе повезло, а в другой — шею свернешь.

— За свою беспокойся, — рассердилась Тина. — Как вы все достали, воспитывать! Смотри.