— Ко мне они тоже приходят, хотя часто я им говорю, что они знают больше меня, — засмеялся Мартин. Он и в самом деле считал, что цыгане и старая Мадлен — это «второй эшелон» лох-гласского здравоохранения.

— Некоторые из них очень симпатичные люди.

Келли зорко всматривался в даль. Вдоль берега шли две женщины. Мартин посмотрел туда же, а затем оба одновременно вернулись к своим мячам. Одна из женщин была очень похожа на Элен Макмагон, но ни Питер, ни Мартин не подали виду, что заметили это.

Клио рассказала Кит, что в таборе есть женщина, которая предсказывает судьбу и знает все наперед. Но если мать Бернард увидит кого-нибудь рядом с предсказательницей, то убьет на месте.

— А что сказала бы об этом сестра Мадлен? — задумчиво спросила Кит.

Действительно, для сестры Мадлен мир не был чернобелым. Девочки весело припустили по тропинке, решив посоветоваться с ней. И отшельница подтвердила, что такое вполне возможно: у некоторых действительно есть дар предвидения.

— Как вы думаете, сколько нужно, чтобы позолотить ей руку? Трех пенсов хватит? — спросила Кит.

— Мне кажется, она попросит больше. Как по-вашему, сестра Мадлен? — с жаром выпалила Клио. Через неделю у нее был день рождения, и девочка надеялась раздобыть v родителей нужную сумму еще до ухода табора. — Разве не чудесно знать будущее?

Но, к их огорчению, сестра Мадлен эту идею не одобрила. Она ничего не запрещала, не использовала слова типа «глупо» или «неумно», не говорила о грехе и заблуждении. Просто смотрела на них, и выражение ее глаз, словно светившихся на морщинистом смуглом лице, говорило само за себя.

— Знать будущее опасно, — наконец вымолвила она.

После этого наступило молчание, от которого Клио и Кит бросило в дрожь. Поэтому они обрадовались, когда Уискерс встал и ни с того ни с сего протяжно завыл.

Рита неторопливо шла по тропинке к избушке сестры Мадлен, держа в руках книжку стихов и песочное печенье, и вдруг услышала голоса. Обычно в это время отшельница была одна. Она хотела уйти, но сестра Мадден позвала:

— Входи, Рита. Выпьем чаю.

В избушке сидела предсказательница. Рита была у нее в прошлом году и, заплатив полкроны, узнала, что ее жизнь изменится и что у нее будет в семью семь раз больше земли, чем у отца. Иными словами, почти двадцать гектаров. Большую роль в жизни Риты будут играть книги, и она выйдет замуж за человека, который сейчас живет за морем. Дети от этого брака будут трудными, но с чем это связано, сложно сказать: то ли со здоровьем, то ли с поведением. И добавила, что похоронят Риту на каком-то большом кладбище, а не на погосте Лох-Гласса.

Все это женщина говорила Рите, сидя на берегу озера. Она объяснила, что не любит встречаться с людьми вблизи табора, поскольку цыгане ее занятие не одобряют. Рита поверила ее словам, сказанным спокойно, просто и уверенно. А потом началось ее увлечение книгами.

Как тогда, так и теперь Риту поразило сходство предсказательницы с миссис Макмагон. В сумерках их можно было бы принять за сестер. Интересно, что эта женщина делает у сестры Мадлен? Впрочем, вряд ли она когда-нибудь узнает ответ.

— Мы с Ритой читаем стихи. — Это был единственный намек на взаимное представление, который сделала сестра Мадлен.

Женщина кивнула с таким видом, словно ничего другого и не ждала: она не сомневалась в правдивости собственных предсказаний. Внезапно Рита ощутила легкую тревогу. Значит, она действительно выйдет замуж за человека, который сейчас живет за морем, получит двадцать гектаров земли, разбогатеет, родит детей, с которыми будет нелегко, и будет похоронена далеко отсюда? Ей представился памятник на большом городском кладбище, окруженный множеством могильных крестов.

— Итак, «Пью за здравие Мэри», — сказала сестра Мадлен, когда они остались вдвоем. — Прочитай это стихотворение медленно и с выражением. А я закрою глаза и попробую представить себе, о чем в нем говорится.

Рита, освещенная солнцем и окруженная копошившимися у ее ног цыплятами, стояла у окошка, заставленного горшками с геранью, и читала вслух:

— Разве это не прекрасно? — сказала сестра Мадлен, когда стихотворение закончилось. Девушка рассмеялась, довольная тем, что прочитала стихи без запинки. — Замечательно, Рита. И не говори теперь, что не умеешь читать стихи.

— Сестра, знаете, о чем я подумала? Если бы к вам пришел Эммет…

— Эммет Макмагон?

— Да. Чтобы вылечить заикание, вы бы заставили его читать стихи или что-нибудь другое…

— Я не умею лечить заикание.

— Но вы бы заставили его читать вслух. Эммет стесняется делать это в школе. С друзьями он разговаривает без труда, но терпеть не может, когда брат Хили вызывает его к доске. Он еще в подготовительном классе боялся читать в присутствии других.

— Мальчик должен сам захотеть прийти ко мне, иначе это будет для него пыткой.

— Я расскажу ему, какая вы волшебница.

— Не стоит говорить о волшебстве. Сама знаешь, люди могут принять это всерьез.

Рита поняла, о чем речь. В Лох-Глассе были и те, кто относился к отшельнице с подозрением, считая, что ее дар не от Бога. Имя дьявола не упоминалось, но во время подобных разговоров незримо витало в воздухе.

Дэн О’Брайен стоял у дверей своего дома и осматривал улицу.

Дела в гостинице «Центральная» шли не очень бойко, и у него всегда была возможность выйти и поглазеть на Мэйн-стрит. Как многие ирландские городки, Лох-Гласс состоял из одной длинной улицы, в середине которой находилась церковь, в одном конце — мужской монастырь, а в другом — женский. Между ними располагались лавки, дома и мастерские соседей, и все окна выходили на ту же улицу, на которую сейчас смотрел и Дэн.

Стоя у дверей собственного дома, можно узнать многое. Дэн О’Брайен видел, что сыновья Билли Салливана вернулись из деревни сразу же, как только их отца посадили под замок. По версии семьи, они гостили у дяди и помогали ему на ферме. Однако все знали, что Кэтлин отправила их туда, чтобы мальчики не видели пьяных дебошей и избежали мрачной атмосферы, царившей в доме.

Мальчишки были хорошие — точно такие же, каким был сам Билли до того, как его лицо покрыли следы пьянства, а изо рта стали вырываться нечленораздельные ругательства. Их возвращение должно поднять настроение бедной Кэтлин. Стиви почти шестнадцать, а Майкл был Ровесником сына Дэна, Филипа.

Правда, Филип с Майклом не дружил, говоря, что тот грубиян и всегда готов драться.

— Ты бы тоже был грубияном, если бы рос у такого отца, — говорил ему Дэн О’Брайен. — Не каждому везет так, как тебе. — Но во взгляде Филипа читалось сомнение. Молодежь никогда не бывает довольна тем, что имеет.

Вторая половина дня постепенно подходила к концу. Торопиться в Лох-Глассе было некуда; здесь даже базарные дни проходили без спешки. Но в такую теплынь, как сегодня, все двигались еще медленнее.

Он видел, как Келли и Кит Макмагон, взявшись за руки, прямо на тротуаре, словно вокруг никого не было, разучивали движения какого-то танца. Надо же, от горшка два вершка, а туда же… Им по двенадцать — столько же, сколько его Филипу. Опасный возраст.

Он видел, как из монастыря степенно вышла мать Бернард в сопровождении молодой монахини, заметила девочек и посмотрела на них с крайним неодобрением. Настоятельница не забывала о своих обязанностях даже в каникулы. Улица — место общественное, а не какая-нибудь танцплощадка. Девочки тут же остановились.

Увидев постные физиономии маленьких мошенниц, Дэн невольно улыбнулся. О’Брайен мечтал о дочери, но после рождения Филипа его жена и слышать не хотела о других детях.