Что имелось в виду под этим многозначительным "ай-я-яй" - не известно. Думая о завтрашнем дне, Лялин был уверен в одном - завтра он будет с позором изгнан из ИСИ.

"Что ни делается, всё к лучшему" - подумал Лялин, хотя знал, что к России эта пословица не применима.

* * *

Любите ли вы семечки? Любите ли вы семечки, поджаренные на медленном огне и слегка заправленные подсолнечным маслом и сольцой? Если да, то вы должны понять чувства Лялина, вручную обработавшего пятитысячный массив анкет социологического исследования, сделанного институтом по заказу газеты "Известия". На всё про всё ушла неделя. Несколько раз он оставался в архиве на ночь.

По-настоящему работа захватила его после того, как среди анкет ему попалась брошюра Блидмана, написанная в соавторстве с Синхроновой, по результатам какого-то давнишнего опроса. Впервые он держал в руках книжку, с авторами которой был знаком лично. Знакомство с брошюрой позволило ему понять некоторые принципы социологического анализа. Используя полученные знания, Лялин сделал попытку обобщить результаты своего исследования. Некоторые выводы получились неожиданными: так, например, оказалось, что абсолютное большинство россиян, в том числе и москвичей не любят читать и не читают ни газет, ни журналов, не говоря уже о книгах. Всем видам времяпрепровождения 90 процентов опрошенных предпочитали ничегонеделание на берегу моря и лежание на диване перед телевизором.

Среднестатистический россиянин пугал своим равнодушием ко всему, что не затрагивало его материальных интересов, своим цинизмом и практицизмом в жизни, в основе которого лежало одно, но безудержное желание разбогатеть любым путём, не брезгуя ничем: даже потерей совести, чести и унижением перед начальством. В них (россиянах) просматривалось скрытое презрение, как к своим ближним, так и к власти. Из ответов следовало, что они не упустят случай, чтобы обмануть и тех и других. При этом они в курсе того, что русских в других странах не любят и только боятся. Однако это обстоятельство их волновало меньше всего.

Лялин был потрясён. До этого он был уверен, что в мире нет людей добрее, сердечнее и отзывчивее русских.

"Так вот ты какая - социология!" - потрясённо думал Лялин.

Часть 11. Весь в Вовчике и бабах

Здраво полагая, что кому нужно, тот найдёт его в архиве, Лялин целую неделю не спускался в свой сектор. Но Марк Наумович Блидман, которого, собственно говоря, и ждал Лялин, так и не появился. Это давало надежду на то, что инцидент с Аллой остался не замеченным. На случай негативного развития событий Лялин надеялся смягчить сердце шефа результатами своей работы. По расчету Лялина, Марк Наумович, увидев гору обработанных анкет и, главное, ознакомившись с отчётом, замрёт в немом восторге и, потрясенный способностями молодого социолога, воскликнет:

- "Гениально!" - и, немного подумав, заявит. - "Егор Лялин, ты здорово провинился. Ты нарушил мой приказ, запрещающий приводить в архив посторонних людей. За это ты должен быть наказан. Однако, могу наказать кого угодно, но только не тебя. Я снимаю шляпу перед твоим талантом. Ты не только не будешь уволен, но я тебе выпишу премию в размере годового оклада".

Да, сейчас бы деньги Лялину не помешали. Он здорово поиздержался. А ведь он ещё не знал - когда и где будут выдавать зарплату?

Честно говоря, Лялин находил странным, что шеф так долго не появлялся в архиве. Тем более, что в последние дни в архиве стали раздаваться телефонные звонки - спрашивали доктора наук, профессора Блидмана. Звонки прекратились после того, как только Лялин пошутил в трубку:

- Приёмное отделение 33-ей психбольницы слушает.

Честно говоря, ему уже самому хотелось увидеть начальство. Он жаждал справедливой оценки своему труду. В последний рабочий день недели, в пятницу он не выдержал и спустился вниз.

В комнате-пенале, в которой Лялин провёл первые дни работы в институте, он застал двух девушек: яркую брюнетку с эффектно распущенными волосами, кукольно-огромными чёрными глазами и неестественно тонкой талией; и вторую - ничем не примечательную, с лунообразным лицом, небольшими карими глазами и мальчишеской фигурой.

Обе девушки с интересом взглянули на Лялина, будто знали его. От смущения Лялин сделал вид, что ошибся комнатой.

В коридоре он встретил Веру Сергеевну Синхронову. Они поздоровались.

- Как дела? - спросила Синхронова.

- Отлично. Вы случайно не видели Марка Наумовича Блидмана?

- Зачем он тебе?

- Ему раз двадцать звонили, - сказал Лялин и прибавил то, что, собственно говоря, пришло ему в голову в эту секунду. - Мне кажется, что он сам себе звонил.

- Так оно и есть, - обескураживающе спокойно сказала Синхронова.

- Зачем?! - воскликнул Лялин.

- Нечего удивляться. Таким макаром шеф проверяет лояльность подчинённых. На вопросы о местонахождении Блидмана советую отвечать - знать, не знаем, но ждём с нетерпением, потому как без Марка Наумовича никакие дела не делаются. Расположение шефа и премии тебе будут гарантированы.

Исповедуемые Блидманом принципы управления не могли не вызвать у Лялина подозрения об адекватности шефа. Хотя, с другой стороны, он знал, что творческие личности, тем паче таланты, просто обязаны иметь отклонения, а то и вовсе быть сумасшедшими. Лялин не стал развивать данную тему, которая могла вывести на размышления по поводу достаточности у него ненормальности, чтобы писать приличные стихи.

* * *

Вернувшись в архив, Лялин позвонил Вовчику, узнать результаты его похода в больницу к Алле.

- Ты правильно сделал, что не пошёл со мной, - заявил Вовчик.

- Это почему же?

- Она не хочет тебя видеть. Алка попросила тебе кое-что передать на словах, но я не стану этого делать.

- Нет, уж будь другом, скажи, раз начал.

- Не проси, тебе будет неприятно.

- Мне уже неприятно, так что говори, а то поссоримся.

- Хорошо, если так настаиваешь: она сказала, что ты импотент и, что тебе нужно лечиться. Не расстраивайся. Все бабы дуры. Не обращай внимания.

- Почему же? Я люблю критику. Только критика должна быть объективной. Сначала нужно выяснить, чем она себя мажет и почему у неё тело холодное, как у лягушки. И потом, я думал сначала, что она немая.

- Лягушка! Холодная! Немая! - сказал Вовчик с обидой в голосе. - Придумаешь тоже! У неё нормальное тело. Неразговорчива, это верно, но для женщины это плюс. Взять мою жену, Лариску: как начнёт болтать - хрен остановишь: прихожу домой - треплется, жру - треплется, сплю уже, а она всё треплется, треплется и ...

- Треплется, - закончил Лялин мысль приятеля.

- Вот именно. Слушай, Егор, как мужик мужику скажи: у тебя с Алкой было или не было?

Лялин сказал правду. Вовчик заметно повеселел.

- Ей не поверил, а тебе верю, - промурлыкал Вовчик. - Только ты не думай ничего такого. Алка мне нафиг не нужна. Своих баб хватает.

Лялин слишком хорошо знал своего друга и потому промолчал.

- И всё-таки, признайся, Егор, жалеешь, что с ней не вышло?

- Ни капельки. Я ведь не ты.

- Что ты имеешь в виду?

- Тебе всё равно с кем, лишь бы щель была.

- О чём с тобой говорить! В этом деле ты ничего не понимаешь, - рассердился Вовчик, но тут же спохватился и мягко поинтересовался. - Слушай, Егорушка, можно мне вечерком сегодня приземлиться в твоём архиве?

- Нельзя.

- Фьюить! - присвистнул Вовчик. - А я уже всем своим: Лариске, Светке и Розалинде объявил, что в командировку уезжаю с ночёвкой. Что же теперь делать?

- Мог бы со мной посоветоваться.

- Извини, Егорушка, на службе замотался. Будь другом, выручай, до зарезу нужно: я тут с одной познакомился, жаль упускать.

Лялин не умел отказывать, особенно Вовчику. И пришлось ему из-за собственной слабохарактерности тащиться на другой конец Москвы, чтобы передать другу ключ от архива.

* * *

"Доброта ..., доброта погубит мир" - подумал Лялин, когда утром в архиве обнаружил полупьяного Вовчика, радостно сообщившего, что ключ от "этой камеры" пропал.