Петь мне не хочется. Не могу! После памятного исполнения Окуджавы меня словно вырубило: на гитару смотреть не могу, к собственному голосу испытываю отвращение.
Макс ничего слушать не желает. Пристает всё настойчивее и даже начинает хватать меня за руки: спой да спой Окуджаву. Гости, и даже Юля, на его стороне.
- Не стану, не буду петь, - говорю я и пытаюсь повернуть всё в шутку. - Граждане, пожалейте бедного жениха. Жених устал. Он не в форме. Даю честное слово спеть в следующий раз, на золотой свадьбе.
- Нашел дураков, - орет безумный Макс. - Ни каких "потом"! Хотим сейчас. Братцы мои, жених играет на гитаре и поет замечательно! Мы хотим, а он не хочет! Это неуважение к гостям. Давайте все дружно попросим жениха. Просим, просим, ну, все вместе, три-четыре:
- Просим! Просим! - орут все, и даже Юля.
Выручает Зураб. Он объявляет о полной готовности к игре в бутылочку на "желание". Гости вскакивают со своих мест и перетекают в соседнюю комнату.
Макс остается наедине со мной. Очень хочется сказать ему что-то такое, после чего он бы отстал от меня. Руки сами собой сжимаются в кулаки, но я сдерживаюсь. Выхожу молча.
Гости расположились вокруг ковра, в центре которого Зураб раскручивает пустую бутылку из-под шампанского. Правила игры просты: тот, на ком остановится бутылочное донышко, заказывает желание, а на ком горлышко - его исполняет. Первая крутка заканчивается банальным поцелуем, вторая - стихотворением А. С. Пушкина, а третья - ядовитой улыбкой вездесущего Макса, на котором остановилось бутылочное донышко, и моей жалкой улыбкой под наведенным прямо на меня зеленым бутылочным горлышком.
Макс делает характерное движение рукой, говорящее о том, что я попался, и тоном победителя произносит:
- Хочу, чтобы жениха причесали на прямой пробор!
Присутствующие смотрят на меня серьезно-выжидающе и, как мне кажется, угрожающе. Глазами ищу Юлю. И не нахожу ее. Кроме нее, встать на мою защиту некому.
- Макс, это глупо, - говорю я. - Никому это не интересно. Я готов исполнить любое другое желание. Хотите, спою? Или пойдемте к столу, выпьем, а потом продолжим игру.
- Э, нет! Хитер электромонтер! - кривляется Макс. - Сначала - прямой пробор, а потом можно выпить и закусить.
Я встречаюсь глазами с Зурабом. Тот разводит руками:
- Воля фантующего - закон.
В комнату входит Юля. Наконец-то!
- Юля, скажи Максу. Пусть отстанет от меня.
По ее рассеянному взгляду понимаю - она меня не защитит.
- Юля тут ни при чем! - говорит Макс. - Закон есть закон, сел играть - играй. Проиграл - отвечай. Правда, ребята?
Гости соглашаются с Максом. Дело принимает серьезный оборот.
- Не стану причесываться, и весь разговор! Загадывайте любое другое желание.
- А мы желаем прямой пробор! - вредничает Макс.
Я заявляю о выходе из игры и пытаюсь уйти. Макс показывает на меня пальцем и орет, как недорезаный:
- Господа, держите его! Фант отказывается выполнять волю фантующего! Хватайте жениха! Приведем приговор в исполнение! Несите расческу. Я сам сделаю ему пробор.
Слышится слабый голос Юли:
- Ребята, не нужно! Не делайте этого. Прекратите!
Подлетают два парня и начинают выкручивать мне руки, заводить их за спину. С диким воплем я вырываюсь. Бью одного в лицо, другого толкаю в грудь так, что тот падает на пол и по инерции влетает под стол, увлекая за собой еще нескольких человек. Гости дружно ахают.
Парень, которого я ударил, утирает кровь из разбитого носа. Второй, выглянув из-под стола, гундосит:
- Ты что, совсем сдурел?! Мы ведь пошутили.
Ищу глазами Юлю. Она, чужая, стоит у дверей с поникшей головой. Ко мне подходит Зураб и говорит:
- Ну, знаете ли, молодой человек, всему есть предел!
И уже обращаясь ко всем, добавляет:
- Хочу пожелать всем доброй ночи и откланяться. Устал, годы берут свое.
Уход Зураба сопровождается гробовым молчанием. Следом свадьбу покинул Макс, за ним - Света и парень с разбитым носом, а потом дружно толпой - все остальные.
Со мной никто не попрощался.
Помогаю Юле убрать квартиру после свадебного застолья. Делаем все молча. Юля сердится на меня. Я сердит на нее. Почему она не помогла мне, не остановила Макса?
Юля садится на стул и начинает плакать. Забывая обиду, бросаюсь к ней и начинаю целовать, целовать.
- Юля, люблю тебя страшно! А ты?
Юля молчит. Отворачивается.
- Ты уже не любишь меня? Юля, скажи, скажи одно слово, и я уйду.
Юля произносит слова, которые я меньше всего хотел услышать.
- Ничего бы страшного не случилось, если бы Макс тебя причесал на прямой пробор.
- Как "ничего страшного"! - возмущаюсь я. - Ты забыла, о чем я тебе говорил?
- О чем забыла?
- Ты шутишь? - говорю я, потрясенный. - Как о чем? О том, что случилось со мной в армии, о том, что у меня болит голова, о том, что я прохожу курс лечения и сейчас мне больно не только расчесывать голову, но и дотрагиваться до нее. Мне нужен один год. Доктор говорит, что за это время я обязательно вылечусь. Ты забыла?!
- Ничего я не забыла!
- Не забыла? А раз так, то почему же не выручила меня, не защитила от Макса?
- Я очень устала и хочу спать, - холодно отвечает Юля.
- Как хочешь, - сдаюсь я.
Часть 21. Кровь.
Просыпаюсь среди ночи. Нестерпимо болит голова. Подобной боли я еще никогда не испытывал. Перед глазами зелено-красные круги. Мне кажется, я могу потерять сознание. Мне страшно. Стараясь не разбудить Юлю, в темноте пробираюсь в ванную. Включаю лампу. Пучки яркого света иголками вонзаются в глаза. Первые минуты ничего не вижу, только слышу чей-то стон. Не сразу доходит, что это мой стон. Всматриваюсь в зеркало. На лбу вижу следы кровоподтеков. Бордовые полосы тянутся из-под апланты, стекая по щекам. Отдираю апланту, как отдирают пластырь с волосатой груди. Мой череп - сплошная кровавая, разъеденная до кости рана.
В предсвадебной суматохе я перестал следить за аплантой. Почти неделю носил ее, не снимая. В результате кожа под аплантой сопрела и сошла лоскутами. Боль такая, будто голову жгут открытым огнем. За дверью слышу шаги и едва успеваю защелкнуть задвижку. Слышу Юлин голос:
- Что с тобой?
- Ничего страшного. Иди спать. Сейчас приду.
- У тебя болит голова?
- Нет. Иди спать.
- Подушка вся в крови. Что происходит? Мне страшно. Открой дверь.
Голос Юли срывается. Она плачет.
- Умоляю, сделай, как прошу: иди спать, - говорю я, едва сдерживая рыдания. - Через минуту я приду. Ну же...
- Я не уйду. Немедленно открой. Пожалей меня.
- Уходи, Юля. Иначе не знаю, что с собой сделаю!
- Господи! Да что же такое могло случиться! Хорошо, я жду тебя в спальне.
Смотрю на свое отражение в зеркале. Произношу вслух:
- Вот и все.
Прячу апланту под чугунной ванной. Заберу перед уходом. Заматываю голову полотенцем и выхожу. Юля бросается ко мне.
- Как ты напугал меня! Я думала, тебе плохо, - шепчет она, целуя мне лицо. - Прости, тысячу раз прости меня!
- За что?
- Макс, идиот, обидел тебя. Я, дура, до конца не верила тебе.
- А теперь веришь?
- Верю и больше никому не позволю тебя обидеть.
- Юля, я устал. Ничего не соображаю. Давай спать. Завтра поговорим и все решим.
- Да, да! Идем спать, спать, спать. Обнявшись, мы проходим в спальню. Под одеялом Юля обнимает меня. Я реагирую.
- После, все после. Ты устал. Люблю тебя, - шепчет она.
Дождавшись, пока Юля уснет, осторожно вылезаю из-под одеяла. В полной темноте одеваюсь. Подхожу к входной двери и оборачиваюсь.
В глубине коридора в полумраке замечаю Зураба. Наши глаза встречаются. На его лице нет удивления.
Часть 22. Это ...
Стою у раскрытого настежь окна на 26-м техниче-ском этаже здания Совета Федерации. В одной руке у меня апланта, другой держусь за косяк. Сильный ветер сдувает вниз. Стоит отпустить руку - и все, конец!