В последнюю встречу я пригласил Иру на свои проводы в армию. Она отказалась, сославшись на мужа. Я попросил писать письма. Она отказала и в этом. Я расстроился. Ира меня поцеловала.

- Не сердись. Сам понимаешь, прийти на проводы не могу. Муж узнает, будет скандал. Мне это надо? А тебе это надо? Вот то-то. Сделаем так: вернешься из армии, позвони. Вот тебе мой домашний телефон.

Так в моей книжке появилась карандашная запись.

Не откладывая в долгий ящик, звоню и через секунду разговариваю с Ирой так, как будто не было двух лет разлуки. В первую очередь она сообщает, что развелась с мужем и теперь живет одна.

- Да?! - удивляюсь я.

- Ты не рад?

- Рад, конечно, но как-то неожиданно все.

Вру. На самом деле, ее развод был очень, даже, ожидаем. Не нужно было целоваться на стороне с кем ни попадя. Во-вторых, ее развод меня не радует, а даже тревожит: уж не имеет ли Ира на меня виды?

- Увидимся? - спрашивает она.

- Конечно. Ты работаешь всё в том же овощном магазине?

Ловлю себя на том, что для своего вопроса я избрал тон, каким обычно мужья спрашивают законных жен о зарплате.

- Все там же, - отвечает Ира. - Подтягивайся часикам к двадцати. Пока, солдатик. Целую тебя всего.

Последняя многообещающая и волнующая фраза заставляет выбросить из головы все лишнее и начать готовиться к встрече с девушкой. Иду в ванную. Под струей воды ору во все горло:

Поручик Голицын, тра-та-та, тра-та-та,

Корнет Оболенский, налейте ля-ля,

Зачем нам, поручик, тра-та-та, тра-та-та?

Чужая ля-ля-ка нам совсем не ля-ля.

Итак, у меня свидание с Ирой. Пройдет какой-нибудь час, и в моих объятиях будет реально живая, а не воображаемая женщина. Сколько раз в армии от этих воображений я попадал в неловкое положение: просыпаюсь, а кальсоны мокрые.

Ира разведена. Ира наверняка позволит мне всё, что захочу. Нужно ли ей платить, вот в чем вопрос?

Два года противоестественного армейского целомудрия сделали свое дело - мне страшно. Вдруг не получится? Внутренний голос успокаивает, но вместе с неуверенностью уходит желание. В этом нежелании я как в коконе. Не помогает даже ритуальное исполнение куплета о поручике Голицыне, которому "чужая ля-ля-ка совсем не ля-ля".

Усилием воли продолжаю подготовку к свиданию, но движения мои делаются все неувереннее. И замирают совсем. В чем проблема? Не знаю. В белой ли финской курточке с капюшоном и металлическими пластинами вместо пуговиц? Нет. Недавно я открыл новый способ ее ношения. Теперь застегиваюсь только на одну, нижнюю пластинку. Эффект потрясающий! Куртка теперь сидит как на том парне, которого я видел в трамвае. Может быть, дело в брюках и в обуви? Так нет. Отец сдержал слово и выделил нужную сумму. Эти деньги потрачены мною с умом. Теперь у меня немецкие брюки и итальянские ботинки.

Не хочется верить, но, наверное, все дело в Куле, точнее, в эффекте, связанном с нею, который оказался болезненнее, чем я думал.

Я остановился, когда дело дошло до надевания шапки, без которой из-за стоящих нынче холодов нельзя выйти на улицу. Шапку рано или поздно придется снять. Такие дела в шапке не делаются. Ира, естественно, обнаружит мою лысину и разочаруется. В свою очередь, я тоже расстроюсь. Мне это нужно? Еще не затянулась душевная рана, нанесенная Кулей, убежавшей от меня, как от прокаженного.

В курточке и надушенный французской туалетной водой ложусь на свою раскладушку. Ржаво тикают часы. Я все лежу. Отдаю себе отчет в том, что не пойти на свидание с Ирой - значит проявить слабость, не достойную настоящего мужчины. Напоминаю себе, что дал слово не стесняться лысины. Ничего не помогает. Продолжаю лежать, как бревно. И чем дольше лежу, тем меньше желания идти на свидание.

Шепчу сухими, слабыми губами:

Поручик Голицын, тра-та-та, тра-та-та,

Корнет Оболенский, налейте ля-ля.

Зачем нам, поручик, тра-та-та, тра-та-та?

Чужая ля-ля-ка нам совсем не ля-ля.

Часть 8. В атаку на лысину.

В эту ночь я не сомкнул глаз. Мешает жуткое ощущение полного бессилия. Начать жить по-новому, то есть так, как хочется, не получается. Время уходит, как вода между пальцев, без остатка и бесполезно. И нет ничего, что свидетельствовало бы о том, что у меня могут появиться друзья, девушка, что я устроюсь на интересную работу и стану прилично зараба-тывать.

Не могу заснуть еще и оттого, что рядом храпит отец, над моей лысеющей головой тикают настенные часы, а под окном шумными волнами одна за другой проносятся дурацкие автомобили. От всего этого можно сойти с ума! Я прячу голову под подушку.

Наверное, раз сто пожалел, что продинамил Иру. Звоню ей с извинениями и надеждой на новую встречу.

- Ничего страшного, - равнодушно отвечает Ира. - Даже хорошо, что так получилось. Я все равно не смогла бы с тобой встретиться: хозяйка решила провести очередную инвентаризацию. С работы ушла только под утро.

- Вот как! - разочарованно тяну я.

- Не расстраивайся, солдатик, в следующий раз увидимся. А сейчас извини, нужно работать. Позвони как-нибудь.

Не дождавшись моего ответа, Ира вешает трубку. Это меня задевает. Впрочем, наплевать! Я должен наплевать и забыть Иру!

Меня достал перманентный процесс облысения. Приходится взять талон к дерматологу. У врача живая очередь пациентов, не принятых еще со вчерашнего дня. Решаю ждать, знаю, что в следующий раз не приду. Очередь, кажется, совсем не двигается. В кабинет все время просачиваются люди с такими уверенно-озабоченными лицами, что не хватает духу поинтересоваться, почему они идут без очереди. В обшарпанном коридоре душно и пахнет лекарствами. Дети, попадая сюда, втягивают головы в плечи и начинают хныкать. Старики, наоборот, оживленны - они при деле. В моей очереди много пожилых людей. Между собой они ведут неспешные разговоры. Их монотонные, похожие на звук пчелиного роя, голоса убаюкивают. Я начинаю дремать. Вдруг установившийся звуковой ряд нарушается. Открываю глаза и прямо перед собой вижу женщину в белом халате. В глазах у нее страх и растерянность, в руках - толстая больничная карта.

- Лысенко! - зовет она, глядя на меня. - Кто Лысенко?

Все молчат.

- Русским языком спрашиваю, кто из вас Лысенко?

Пациенты оживленно переглядываются, сохраняя молчание. Врач обращается персонально ко мне:

- Ваша фамилия Лысенко?

- Нет.

Лицо женщины дергается, словно по нему пропускают ток.

- Почему же вы молчите?! - укоризненно вопрошает она. - Что за люди! Я зову, зову, а они молчат и молчат!

Всплеснув руками, женщина в белом халате убегает вперед по коридору. Слышится ее ослабевающий зов:

- Лысенко! Лысен...! Лыс...! Лы...

Сижу, не поднимая глаз, будто виновный в том, что я не Лысенко. Очевидно, согласно безумной логике врача, я должен быть Лысенко потому, что моя шевелюра недостаточно густа. Настроение еще более ухудшается. Я бы ушел. Останавливает то, что на меня смотрит вся очередь.

- Врачиха совсем ненормальная, - комментирует ситуацию рядом сидящий старичок-одуванчик. - Наверняка перепутала рецепт, вот и бесится.

- Разве такое бывает? - интересуюсь я.

- Ой, да сколько угодно, - словоохотливо отвечает сосед. - Человек примет не свое лекарство и готов - летит на тот свет. А врачам и горя мало. С них взятки гладки.

- Верно, верно, - одобрительно гудит очередь.

- А вы, молодой человек, простите за любопытство, по какой причине здесь? Случайно, не по поводу намечающегося облысения?

- Да, по поводу, - отвечаю я, краснея.

- Ради бога, не сердитесь на старика. Скажите, ваш батюшка, он же папа, случаем, не лысый?

Отвечаю словами Шурика:

- Как коленка. Он зимой и летом ходит в берете.

- Так я и думал! И вот что я скажу. Вы зря теряете время. Врач - это не то, что вам нужно. Есть одно средство. Моему знакомому оно помогло. И вам, думаю, тоже поможет. Главное - поверить. Слушайте, а лучше запишите. Нужно приготовить спиртовой раствор...