Три дня спустя я снова выбралась к нему.
- Привет. Ой, да ты стал совсем пушистый, - обрадовалась я Одуванчику, - Просто красавец!
Присела на поребрик, достала неизменную бутылочку с водой, побрызгала на листья, полила под корешок. Окунулась в волну радости, удовлетворения и "чувства воды". И... показалось мне или нет - в переданных мне ощущениях появилась новая нотка - будто цветок меня узнал. Я счастливо зажмурилась.
- А мы с Сашей снова вместе... Знаешь, он такой хороший... Мне с ним надёжнее всего на свете. Как если бы тебя оградили чем-то таким, что пропускает свет - но не изматывающую, иссушающую жару, влагу - но не холод и сырость, от которой гниют листья, свежий ветер - но не тот, который тебя больно треплет. И ещё делает всё обычное таким... ярким, удивительным... Эх, если бы я могла тебе объяснить...
Вот так вот неожиданно я с Одуванчиком и разговорилась. Сидела с ним рядом и рассказывала ему про Сашку. Про то, как мы познакомились, про то, как долго друг к другу присматривались, что вместе пережили, про наши глупые ссоры и нежные примирения, про то, как я скучаю по нему, про то, как рада, что мы снова с ним - один маленький мир... А мимо шли люди, смотрели на сумасшедшую Нюрку... или вообще не обращали внимания, погружённые в свои мысли.
- Мы с тобой в чём-то похожи, - сказала я Одуванчику, - Нас или предпочитают не замечать, или считают бредом.
Ветерок вздохнул в унисон со мной, и с одуванчиковой макушки взмыл в небо маленький парашютик.
...Так легко...
Тут меня осенило. Я цапнула валяющийся неподалёку пустой спичечный коробок и обратилась к Одуванчику:
- Послушай... Я боюсь, ты так и исчезнешь - просто улетишь с ветром... Можно мне взять немного твоих парашютиков?
Он будто сам подставил пушистую макушку под мою ладонь - доверчивый, как котёнок. Я аккуратно отделила несколько крохотных семечек, убрала их в коробок. Прислушалась к ощущениям цветка - не больно ли? Нет.
Я бы сказала, он был очень доволен.
А потом зарядили дожди. Я все вечера проводила у Саши, или приводила его к себе - только после разлуки понимаешь, какое это невероятное счастье - быть вместе. У Сашки наконец-то случился долгожданный отпуск, и мы блаженствовали: смотрели кино, готовили дома пиццу, нежились на Сашкиной старенькой тахте под пушистым пледом или сидели на широком подоконнике и смотрели с пятого этажа на размытую картинку улицы под дождём. Вечером Сашка провожал меня домой, мы весело прыгали через лужи, стараясь не высовываться из-под одного зонтика на двоих. Моя мама, встречая нас каждый вечер, улыбалась так тепло, что мы с Сашей оба смущались.
Про Одуванчик я как-то и подзабыла.
Дружище, странное это состояние: детского, безмятежного счастья. Жестокое, эгоистичное. Постфактум понимаешь: так нельзя. Так ни в коем случае нельзя... особенно когда где-то рядом - чудо. Чудо - оно же как ребёнок...
Вобщем, навестить Одуванчик мы выбрались вдвоём. Прекрасно понимая, что Саша так мне и не поверил, я вытянула его на прогулку к трамвайному депо под предлогом "там рядом обалденный компьютерный магазин, столько всего - тебе понравится", но судя по глазам милого, он прекрасно понял, зачем я его туда тащу. Вздохнул, но ничего не сказал.
Неладное я почувствовала ещё с трамвайной остановки. Перехватило дыхание, резко замутило, вспыхнула в висках боль.
- Саша...
Вцепилась в него, как утопающий в соломинку. Он испугался:
- Ты что? Тебе нездоровится?
Сглотнула слюну - в горле будто песок просыпан - сделала глубокий вдох.
- Пойдём скорее. Пожалуйста, Сашенька...
Чем ближе мы подходили, тем острее я чувствовала, что что-то случилось. Будто навис над головой огромный чёрный шар, закрывающий половину неба. Будто он касается моего затылка и вот-вот опустится, и тогда...
На обочине стояла машина. Два колеса на асфальте, два - на мокрой траве. Мне авто показалось просто огромным. Monstrum Magnum...
Рванула через дорогу, бросив Сашку, в отчаянии - перед потоком транспорта, не разбирая пути, по лужам. Чёрный шар давил на затылок, но билась где-то за гранью мысль: он живой, живой, живой... Спотыкаясь, неслась по тротуару. Налетела на какую-то женщину с маленьким ребёнком в пёстрой курточке. Не извинилась.
Десять метров. Пять. Три. Я тут, потерпи, я сейчас...
...Больно. Больно. Больно. Больно...
Прижатые колесом листья. Тонкий бледный стебелёк вздрагивает под струями дождя. А мне видится - плачет... Боль, беспомощность, помогите, помогите хоть кто-нибудь... Сколько это длится?! Сколько эта тварь тут стоит?..
- Милый, хороший... Я сейчас что-нибудь придумаю...
Толкнула машину - раз, другой, бросилась на неё всем телом. Завопила сигнализация. Монстр даже не шевельнулся. Упала на колени, принялась ногтями рыть под проклятым колесом ямку. Земля поддавалась плохо - даром, что мокрая... Я спешила, подгоняемая волнами чужого молчаливого страдания. Болели пальцы.
- Терпи, маленький, ещё немного, дружище... Сейчас я вытащу твои листочки, всё пройдёт...
Авто качнулось.
- Нюрка, руки убери.
Саша привалился к машине плечом, принялся толкать. Скользили в грязи кроссовки. Визжала сигнализация. Я встала с колен, подбежала помогать.
- На счёт "три"... Давай, милая. Раз, два... Три!..
Монстр качнулся ещё раз.
- Хорошо-хорошо. Давай ещё разок. Ну... три!
Бросок. Потом снова "...три!", и снова, и снова...
- Э, ребят! Охренели?..
К нам подбежал мужик лет сорока - судя по вытаращенным глазам - хозяин машины. Я не удержалась на ногах, грохнулась коленями на мокрый грязный асфальт. Сашка, тяжело дыша, вытирал с лица капли дождя.
Мат, угрозы...
- Мужик, надо машину чуть в строну... Отгони, прошу. Только осторожно, - Сашин голос звучал еле слышно.
- Да что там у вас, вашу мать разэтак?!
- Отгони... Покажу...
Хозяин недовольно забряцал ключами, открыл дверцу, плюхнулся на сидение. Монстр ожил, рыкнул злым басом и нехотя отполз на несколько метров вперёд.
- Ну что?.. - высунулся из машины владелец.
Сашка нагнулся, незаметно уронил и тут же поднял из грязи пластиковую банковскую карточку.
- Вот... Нашёл, - и попытался улыбнуться.
- Комедианты, - пробурчал мужик, - Вы б в жизни машину с места не сдвинули, - хлопнул дверцей и ушёл.
- Знаю, - сказал Саша в сторону.
Я посмотрела на измятые, но всё же живые одуванчиковые листья, потом на Сашку. Грязные руки и рукава, на лице потёки...
- Нюрк, у меня рубашка на спине лопнула... вот как...
Чёрный шар медленно уплывал куда-то вверх.
Ночевать я осталась у него.
Тикали на столе часы, размеренно переставляя резные стрелки. Сушились в коридоре, набитые газетами, мои мокрые насквозь кеды и Сашины кроссовки. В ванну шлёпались капли с висящих на верёвке наших выстиранных джинсов. Акриловый плед бережно обнимал нас обоих. Я дремала, с наслаждением вдыхая тонкий запах Сашиной кожи и ощущая на плече его сильную руку.
- Любимая...
- Ммм?..
- Я тебе неправду сказал тот раз.
Я чуть приподняла голову.
- О чём?
- Когда ты меня привела туда впервые... Вобщем, я тоже почувствовал. Только почему-то постеснялся даже самому себе в этом признаться.
Обняла его, поцеловала в макушку.
- Сашенька, я тебя люблю. Больше всех на свете. Честное рыжее...
На следующий день мы положили по обе стороны от Одуванчика по здоровенному булыжнику.
А после этого Сашка попросил меня больше к Одуванчику не ходить.
Я побоялась спрашивать, почему. Только кивнула и отвернулась.
Дружище, я много думала над тем, можно ли ревновать человека к цветку. И над тем, откуда берётся ревность.