— Какой же идиот, какой дурак придумал эту глупость, чтобы мужики управляли государством? — подхватил мысль Башкиров. — Набрали в Совет безграмотных, тупых Ванек и собираются править уездом. Что они понимают, куда же они приведут государство?

— Да они и задницей-то своей управить не могут! — закатился смехом старенький, седой полковник Елагин, командир запасного полка, и хлопнул себя по тощим ляжкам.

— Веками было устроено, — перебил его Башкиров, — рабочему — станок, мужику — соха, солдату — винтовка. Править государством найдутся люди поумнее и пограмотнее.

— А по-моему, — сказал Кузнецов, рывком вставая со стула, — арестовать весь этот паршивый Совет — и дело с концом!

— Когда отправляются очередные маршевые роты на фронт? — поинтересовался Башкиров.

— Через две недели, — ответил командир полка Елагин.

— Вот и объяснить солдатам, — продолжал наставительно Башкиров, — что их посылают на фронт, а советчики здесь отсиживаются. Думаю, что солдаты сами их арестуют и заберут с собой на фронт. А вы, Андрей Спиридонович, — обратился он к Кузнецову, — останетесь в тени и с чистыми ручками.

— Мысль толковая, — согласился полковник. — А я ведь хотел солдат послать для ареста да в тюрьму их всех запереть.

— Ну, знаете, — возразил Башкиров, отметив про себя тупость полковника, — теперь не те времена, чтобы так лихо и просто поступать. Такими действиями вы бы восстановили против себя и солдат полка, и всю городскую чернь. А это, согласитесь, вовсе не то, что нам нужно.

Видимо, лишь теперь, трезво оценив обстановку, полковник понял истинную цену своей казачьей лихости и тут же заторопился отступить в тень. Был он красив и строен, несмотря на свои шестьдесят лет, крепок, высок ростом. Седина на висках и седая бородка клинышком не портили привлекательности.

Надев фуражку в передней, будто случайно локтем задел полковника Елагина, примолвил:

— Так вот и действуйте! Я думаю, офицеры справятся с такой задачей. Да поумнее с солдатами-то, потому что с нас за все спросится.

— Да уж как-нибудь с божьей помощью управимся, — проскрипел, усмехнувшись, Елагин. Прожив немалую жизнь, он, видимо, не очень боялся не только ответственности, но и самой смерти.

Через два дня в казармах запасного полка завыла и завизжала вся офицерская свора. Личный состав полка постоянно менялся, все время пополняясь. Через несколько недель отправлялись на фронт маршевые роты. Офицерам из Союза эвакуированных солдат, переодетым в солдатскую рвань, легко работалось в этой массе. Люди мало знали друг друга, потому незнакомый солдат в только что сформированной роте не вызывал никаких подозрений.

— Братья фронтовики! — орали пришельцы. — Что же вы смотрите на окопавшихся в тылу дармоедов! Вы на фронте кровь проливали, а ваши жены, сестры, матери по́ миру ходят, кусок хлеба выпрашивают у тех же дармоедов.

— Не верьте большевикам, они губят народную революцию, продают Россию немцам, а сами отсиживаются в Советах. Арестовать их и отправить на фронт с маршевыми ротами.

— Вступайте в Союз эвакуированных солдат! Только через него мы добьемся своих гражданских прав и улучшения жизни наших семей. Солдаты, вступайте в свой родной Союз!

— Братцы! — визжал очередной офицерик в драной шинели и для пущей убедительности измазавший рожу ваксой. — На днях нас отправят на фронт, а такие же солдаты, как и вы, прохлаждаются в большевистском Совете рабочих и солдатских депутатов. Сколько маршевых рот ушло с тех пор, как они там засели?!

— Казаки все до одного, покинули этот паршивый Совет, они поняли, что он губит революцию.

— А вот этого не следовало говорить, — зашептал в шуме толпы мазаный. — Вы забываете, с кем говорите! У мужиков с казаками дружбы давно нет.

— Арестовать весь Совет и послать с нашим эшелоном на фронт! Пущай и они пороху понюхают. А заместо их можно и других в Совет посадить! — Это уже настоящий солдат, подогретый агитаторами, запел с их голоса.

Целую неделю надсадно драли глотки господа из Союза эвакуированных солдат, не давая опомниться темным, ничего не понимающим солдатам. А когда разогрели эту серую массу до нужного предела, в полку состоялся митинг, на котором все повторилось, как по нотам, и солдаты приняли решение: при очередной отправке маршевых рот арестовать солдат-членов Совета рабочих и солдатских депутатов и отправить их на позиции. Отдельно о коммунистах в том постановлении ничего не говорилось. Но и такая победа радовала офицеров и казачьих вожаков.

Отправка двух маршевых рот состоялась в воскресенье. После завтрака роты повели на Михайловскую площадь и поставили перед церковью, где отслужили молебен. Потом священник окропил солдат святою водой и сказал трогательное напутственное слово. Говорил он долго и в заключение пожелал доблестным воинам одержать победу над врагом земли русской.

А в исполкоме, ютившемся в неудобном здании пожарников, по случаю воскресенья никого не было, кроме дежурного. Сухой чернявый парень лет восемнадцати, Степка Захаров, был сыном типографского наборщика. Через отца его судьба давно была связана с подпольщиками. Правда, тогда он и не знал, для чего велят ему поступать так или этак.

Скажем, собирались они летом четырнадцатого года на рыбалку, и отец зачем-то велел ему надеть чужую студенческую куртку, лечь на телегу вниз лицом, голову прикрыть тоже форменной студенческой фуражкой и делать вид, будто спит. В дороге он и на самом деле уснул.

А вечером в тот день всему городу стало известно, что из тюрьмы сбежал опасный государственный преступник. Степке и в голову не приходило тогда, что в студенческом одеянии он играл роль Алексея Куликова. Отец рассказал ему обо всем недавно, поскольку сын уже три года работает печатником в той же типографии, немало всяких листовок, воззваний тайных напечатали они. Приходилось их расклеивать ночами.

Этот парень был своим человеком в исполкоме горсовета, выполнял мелкие поручения, часто бегал за рассыльного, потому и просили его подежурить иногда в нерабочее время.

Утром зазвонил телефон, Степка подошел к нему, и ответил, что исполком Совета рабочих и солдатских депутатов слушает.

— Кто у телефона?

— Дежурный, Степан Захаров.

— А кто из руководящих работников есть?

— Никого нету.

— Вот что, Степан Захаров, приказываю немедленно собрать в исполком всех депутатов-солдат. Быстро!

— А кто это приказывает? — не растерялся Степка.

— Союз эвакуированных солдат. Выполняй!

Союзы, советы, комитеты, комиссии множились в те дни, как грибы после дождичка, потому принял Степка приказ, как должно, и понесся по адресам. По большинству из них ему приходилось уже бывать, а квартировали они по двое, по трое, редко по одному.

Часа через два в исполкоме собралось человек тридцать солдат. С последними вернулся и посыльный. Судили, гадали, для чего собрали отдельно одних солдат?

— Кто тебе велел собрать-то нас? — спросил один из депутатов Степку, когда тот вернулся.

— Звонили из Союза эвакуированных солдат.

— И чего же им надоть от нас?

— Не знаю.

— Уж не к себе ли агитировать собираются?

А на площади тем временем закончился молебен, священник речь произнес и удалился в храм. Колонна, приняв походный строй, двинулась на вокзал. Сзади от колонны отделилась полурота солдат во главе с офицером и направилась к исполкому. Большая часть их разбежалась вокруг здания. Остальные с винтовками наперевес ринулись в помещение. Офицер с наганом наголо проскочил первым.

Продолжая держать наган на изготовку, свободной рукой он достал из кармана список и стал называть фамилии. Депутаты отвечали каждый за себя. Потом, спрятав список, офицер объявил:

— Именем Временного правительства вы арестованы. Здание оцеплено солдатами. — И, повернувшись к своим, заорал: — Отвести эту сволочь на вокзал и держать под арестом до отправки!