— Как нам известно, Кен Гордон лично настоял, чтобы именно вы занялись проверкой их новых сотрудников. Чего мы не знаем, так это почему.

Кен Гордон был последним человеком на свете, который решил бы нанять меня! Мы расстались злейшими врагами, он не терпел меня так же, как и я его. Но в мои планы не входило сообщать об этом.

— Если именно Кен просил для меня эту работу, то я не в курсе. Мне ее поручила юридическая фирма, выступающая гарантийной по отношению к «Хай-Дате».

— Ну хорошо. Начнем сначала, со смерти Фрэнка.

Мне все еще трудно было говорить об этом.

Я сделала глубокий вдох.

— Фрэнк и я собирались пожениться через два месяца. Мы были очень счастливы. Все шло прекрасно как никогда. И вот однажды я подъезжаю к нашей квартире на Лейк-Шорт-драйв и вижу полицейские машины, скорую и толпу народа. Кто-то только что спрыгнул с балкона. Оказалось, Фрэнк.

— Значит, врачи обнаружили у Фрэнка рак простаты, — прервал меня Мортон. — И он сказал Кену, что боится стать импотентом? Он что, не слышал про «виагру»?

Я пристально посмотрела Мортону в глаза, гадая, не наслаждается ли он всем этим.

— Коронер констатировал самоубийство, — ответила я, стараясь не выдать эмоций.

— Без записки?

— Никакой записки не нашли, — кивнула я.

Вопросы, почему Фрэнк бросился из окна и почему не оставил никаких объяснений, не давали мне покоя по сей день. Для меня это загадка. Согласно статистике поступок Фрэнка не был оправдан. Копам я, естественно, сообщать это не собиралась. Процент исцеления среди заболевших раком простаты исключительно велик, девять случаев из десяти, и Фрэнк знал об этом. Кроме того, 95 процентов из 24 тысяч человек — ежегодная цифра самоубийств в Соединенных Штатах — предпочитают пулю, яд или веревку, а не сигают из окна. Но расследование смерти Фрэнка не выявило иного варианта, кроме суицида, и печальная необратимость факта загоняла меня в угол.

Детектив воззрился на меня через стол. На губах его играла улыбка, но глаза оставались холодными.

— Тогда проясните вот что, — сказал он. — Имела ли место ссора между вами и Кеном по поводу денег Фрэнка?

— Нет. Никаких ссор по поводу денег не было. Мне было наплевать на деньги.

— Но ведь верно, что Кен унаследовал все, так? Вам ничего не досталось?

— Мы с Фрэнком не успели переписать свои завещания.

— Для меня это выглядит как причина для ссоры. А заодно и как мотив. Сначала вы ничего не получаете, потом вдруг платите по долгам Фрэнка. С какой стати, скажите пожалуйста? Закон ведь не обязывает вас делать это.

В помещении участка было прохладно. Рубашка детектива Мортона выглядела чистой и отутюженной, я же чувствовала себя как выжатый лимон, и внешне, и внутренне. Говорить мне не хотелось, но выбора не было.

— Кен винил меня за смерть Фрэнка. И отказался оплачивать любые его долги. Даже на похороны не пришел, — заговорила я, тяжело вздохнув. Потом сглотнула — во рту стояла горечь этого дня. — Он рассылал гнусные письма насчет меня в газеты, университет, банки и еще бог весть куда. Как я уже говорила, Фрэнк добавил мое имя на все свои кредитные карточки. Мы выписали несколько счетов на покупку разных хороших вещей для квартиры и на подготовку к свадьбе.

— Здесь сказано, что Фрэнк оплачивал лечение кредиткой, — заметил детектив Мортон. — И это такой солидный человек. У него что, не было страховки?

— Фрэнк не желал, чтобы в университете обсуждали его простатит, поэтому не обращался за выплатами.

Я смолкла, охваченная неприятным осознанием факта, что вляпываюсь все глубже. Копы и тогда не поняли стремления Фрэнка защитить свою личную жизнь, ничто не предвещало, что теперь они станут более доверчивыми. Как и в отношении того, что я понятия не имела об идее Кена дать мне эту работу.

— Продолжайте, — нетерпеливо проговорил Мортон.

— Деньги никогда много для нас не значили. Фрэнк с радостью платил за все. В его распоряжении находились средства семьи матери, поэтому затруднений он не испытывал. А когда несколько лет тому умер его отец, Фрэнк унаследовал изрядный капитал помимо уже имеющегося.

— Скажите, у Кена с Фрэнком были общие мать или отец?

— Отец. И в качестве ответа на следующий ваш вопрос говорю: да, наследство отца они поделили поровну.

— И в последний раз, когда вы видели Кена в офисе адвоката Фрэнка, он заявил, что не намерен платить ни цента по долгам брата из своих денег? — поинтересовался Мортон, сверившись с записями.

— А его поверенный сообщил, что раз мое имя значится на всех кредитках Фрэнка, Кен считает себя в полном праве не платить ничего.

— Вот это и сбивает меня с толку. Я до сих пор не могу уяснить, с чего вы решили платить долги.

— Потому что не хочу, чтобы имя Фрэнка полоскали во всех судах. Или мое, если на то пошло.

— И вы уверены, что не встречали Кена или не говорили с ним с того самого дня?

— Абсолютно.

Эти нейпервилльские копы стелили мягко, как все пригородные полицейские. Они всегда соревновались с большими парнями из Сити и крючкотворством занимались еще покруче их, просто чтобы продемонстрировать мускулы. Когда со всеми требуемыми бумагами было покончено, пробило уже два часа ночи. Было совершенно ясно, что желания расставаться со мной у них нет, но прямых улик не имелось, и в итоге меня выпустили. Слишком уставшая, чтобы забирать свою машину со стоянки у «Хай-Даты», и невзирая на сумасшедшую цену, я взяла такси до дома. Стоило мне открыть дверь, как на меня с мяуканьем набросился мой рэгдолл, Кавалер, попрекая хозяйку тем, что бросила его на целый день в одиночестве. Будто я виновата. Иногда мне не под силу понять, что творится в этих крошечных кошачьих мозгах.

На автоответчике было полно сообщений: одно от Фила, одно от Тома и четыре от тетушки, повелевавшей перезвонить немедленно. Не в силах общаться с кем-либо я сразу заползла в кровать. Сон навалился мгновенно, но был беспокойным. Меня преследовало видение немигающих глаз Кена и шоколадного пончика, который доброжелательный коп мне предложил, а я имела глупость проглотить.

В семь утра мы с Кавалером были уже на ногах, но отдохнувшими себя не чувствовали. Пока варился кофе, я покормила кота. Ему не нравится, когда я ем первой, что меня заботит мало, так как завтрак — не самый любимый мой прием пищи: все время забываю, какие группы продуктов надо есть и в какой последовательности. Отсюда рождается осознание факта, что я живу неправильно, причем исключительно по своей вине. Я ограничилась чашкой кофе из цикория и кроссвордом, прикончив попутно тигровые креветки, оставшиеся после нашего с Томом Джойсом ужина в ресторане «Ино» пару дней назад. Теперь казалось, что с того времени минула вечность.

Вчерашние джинсы я сменила на бежевый костюм и туфли на каблуках. Я отказываюсь носить черное, но и красное себе тоже не позволяю. Говорят, что надо уметь прощать и забывать, но тетушка утверждает, что к нам, шотландцам, это неприменимо. Не в моих силах простить Кена ни сейчас, ни, наверное, впредь. Копы убеждены, что Гордона убили током. Когда меня выпускали, они решали, было ли это результатом несчастного случая или злым умыслом. Однако в любом случае отказывались расстаться со мной как главным подозреваемым.

Сегодня канун Рождества. Несмотря на гибель Кена мне предстоит наверстывать упущенное за вчера, проверяя новых сотрудников «Хай-Дате» — если, конечно, эта работа все еще за мной. Но прежде чем убедиться в этом, надо перезвонить тете Элизабет, как бы не страшила эта идея. Я потянулась к телефону, но тот вдруг зазвонил. Похолодев, я поднесла трубку к уху, готовясь выдержать фронтальную атаку тетушки.

— Что, черт побери, произошло вчера в «Хай-Дате»? — с ходу спросил Фил.

— Спасибо, что поинтересовался, как я это пережила.

— Прости, Ди Ди, просто, зная тебя, я не сомневался, что ты в порядке. Ну ладно: что там у тебя?

— Судя по всему, я главный фигурант уголовного дела, возбужденного по факту то ли убийства, то ли несчастного случая, то ли наведения порчи или чего-то в этом роде, не знаю. Затрудняюсь сказать, почему копы подозревают меня. Скажи, Фил, может компьютер поджарить человека разрядом тока?