Одуревший Отто уже дважды почти уцепился за клитор Луси. И оба раза соскользнул. Но он продолжает добиваться своего как прыгун в высоту который вот уже два раза сбил планку а теперь идет на последнюю решающую попытку за которой либо победа либо поражение. Вот очередной рывок. Пальцы крепко цепляются. Теперь он повис на вздрагивающем выступе. Внушительный шмат ванильного мороженого только что сбитого автоматом Луси падает прямо ему на лицо проникает во все отверстия но он и не подумает разжать пальцы!
Рука у него дрожит. Весь низ живота у Луси тоже дрожит зубы стучат как в лихорадке ее насмешки перескакивают с одного на другое неслыханными прыжками сотрясая Отто. Но он не отцепляется.
Все наливаются жиром & жиреют под этим прекрасным голубым небом и в конце концов отваливаются и падают в суп. Плюх!
Отто пьет пиво. Мы по-прежнему надеемся что это будут путевые заметки без всяких лишних глупостей. Соблюдая осторожность он старается держаться как можно крепче не обращая внимания на жидкость которая окатывает его при каждом телодвижении. И подтягиваясь ползком продвигается вверх. Его плечи достигли нижнего края шахты. Теперь их придется как-то скрючить и протолкнуть внутрь.
Корабль качало на волнах & покачивалась влево-вправо белоснежная обшивка верхней палубы она скользила под босоножками Луси синевой отливало Средиземное море под немилосердным убийственным зноем. Ты прекрасна Штирия родина моя ты прекрасна пел эрцгерцог Иоганн. В любом случае слово прекрасный должно встречаться в каждой главе этого романа воспитания. Стюард с напитками на подносе сновал между рядов неподвижно раскисших на жаре пассажиров всех национальностей рас цветов и профессий. Снизу из бара доносился гомон пьяных мужчин и был слышен безрадостный смех девочек с верхней палубы. Гермес-3 — Гермесу-2 просьба выйти на связь. Инспектор портовой полиции П. ждал ответа от Эсперансы которая выбившись из расписания затерялась где-то в Атлантике. Сообщить о прибытии в порт выгрузить пассажиров как и было намечено. Конец связи. Теперь Отто прочно удерживается у входа в отверстие. Верхняя часть тела уже вошла туда целиком. Он неимоверными усилиями продвигается вверх сантиметр за сантиметром. Он чувствует что у него все получится. Луси сладким айсбергом качается на голубых волнах. Она заслоняет Аллену солнце. Гора разрастающаяся между ее загорелых ног не дает ей сделать ни шагу. Розовый язык то и дело высовывается из юношеского рта Хельмута и лижет льдистое мороженое по имени Луси. Тысяча мельтешащих собачьих лап превращает воду в кипящий котел. Молодой метис увешанный орденами и вымпелами говорил на почти совсем непонятном сленге далеких побережий на нем бермуды цвета хаки расстегнутая из-за жары рубашка голые ноги опущены в чан с растаявшей Луси sipping martini on the rocks. На хорошем турецком с едва заметным иностранным акцентом он повторил свое требование недвусмысленно указывая при этом на свой миротворящий револьвер. Да верно это ведь должны быть путевые заметки. Полконтинента вся Штирия все затоплено Луси города & деревни эвакуируются стражи порядка в элегантных лодках плывут мимо. Как они разговаривают с сэром Бенджамином Франклином cow arse шипел по-английски Отто сквозь золотые зубы чахлые сосны отбрасывали чахлые тени высоко над ними коршун чертил в альпийском воздухе свои однообразные круги. Именно в этот момент папа римский вместе с ветреной работницей-иностранкой по имени Бранка исчез в зарослях крапивы. И все же как прекрасно (прекрасно) было вновь оказаться дома. Туарег на своем белом беговом верблюде мчался напролом через фата-моргану так что членам ангельской семьи разинувшим свои жадные пасти досталось по кусочку Луси.
Хитрецы Джон & Пол оспаривали у Джорджа & Ринго свое место под солнцем. Меня зовут Хельмут сказал Отто с несвойственной ему вежливостью я и есть те самые путевые заметки которых вы так долго ждали вместо того чтобы давно уже поджечь всю книгу слышите вы идиот. Толстая хозяйка наливает тройной энциан в качестве привязного аэростата она парит над глыбой льда которая раньше и была Штирией. Она передвигается с легкостью феи в этой непривычной для себя стихии. Напудренный до снежной белизны наемный танцор тащит глазированную американку по гладкому паркету. Луси пронзительно закричала когда ее ледник внезапно ожил. Теперь я наконец-то и вправду дома я всё узнаю. Отто это мужчина который пока еще находится в стадии развития и тем не менее он обязан отвечать за свои поступки. Луси тоже с ледяным спокойствием перерастает все спасательные круги. Ее запах опрокидывает всех кто приближается к ней. Отто занял позицию ровно под ней и светит фонарем во влагалище Люси. Просматривается длинный ход наверх. Возможно он дойдет аж до самой макушки.
Луси триумфально миновала ледяную гору. Ее собаки в одиночестве несут караульную службу а с елей осыпается сухой легкий снег. Хельмут посмеиваясь стряхивает белую алмазную пыль с куртки с брюк и рукавиц. Невыносимая розовость вечернего неба отбрасывает отсвет и на Луси она отличается полновесным фруктовым изысканным освежающим вкусом.
Ибо свет поступающий снизу Отто заслоняет своим собственным телом. Ковбой что за штуку такую ты мне впрыснул меня от нее не прет! Я вообще ничего не чувствую.
КОВБОЙ ЧТО ЗА ШТУКУ ТАКУЮ ТЫ МНЕ ВПРЫСНУЛ МЕНЯ ОТ НЕЕ НЕ ПРЕТ! Я ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ!
8. УПИВАЯСЬ ПОЦЕЛУЯМИ ОПУСТИТЬСЯ
Упиваясь поцелуями опуститься под купол цирка или вращаясь упасть на скальный выступ библейская Дженни в арсенале черные волосы до плеч мелкие локоны завивка налобная повязка смоченная в рыбьем жире глаза исполненные ответственности кончики ресниц намазанные тушью cherry mouth подвижная удавка сияющего творога белая гладь она мягкая войлочная фигура предлагая ему свою пламенную пухлость в полете по настоящей аэродинамической трубе снизу вверх проглатывание сияющего творога в стойке на брусьях Фрэнк Заппа пустился в пляс танго в свежем виде бушующий поток шумное дыхание комедианта во время сальто легкомыслие налицо десерт из вишен на экзотической соломинке сзади проникновение гигиенических тампонов из пробки катящейся кувырком & губная помада отдыхающая трикотажная обманщица трибадка из древнего порт-саидского меда мейсенские шафрановые копи тяжелобогемский кобылий цвет лепнина из сала и ревеневого сока на желтоватом фарфоровом умывальнике. (Умывальник.) Истинно венский труп. Прекрасно.
Отто с одного взгляда оценивает циркового акробата. Он сразу видит что этот человек для него проблемы не представляет.
Лифт опускается вниз и разлетается на кусочки.
9. ВОСЬМОЙ ЭТАЖ (ВОСЬМОЙ ЭТАЖ)
Хозяин гостиницы считал что восьмой этаж может быть отчасти использован под жилье поэтому флигель был отделен и там была повешена табличка privat (privat). Там наверху свет не горел. Человека в черном особенно и не беспокоило включит ли там кто-нибудь свет потому что в данный момент у него не было никакого сомнения в том что он попал по меньшей мере в местное управление шпионской организации. Даже если его внимательность по несчастливой случайности бросится в глаза кому-нибудь из постоянных обитателей они наверняка попытаются незаметно устранить непрошеного гостя и свет им для этого не понадобится. Человек в маске как раз только что одолел деревянную лестницу когда в коридоре вспыхнул свет карманного фонарика он поспешно нащупал ручку двери у себя за спиной и она с тихим почти неслышным скрипом подалась. Все смеялись только Элизабет оставалась серьезной. Кованые сапоги грохотали по деревянной лестнице где-то открылась дверь раздался вопль который тут же перешел в безутешные рыдания. Охотничий сапог Хельмута с математической точностью попадает в детскую головку он тихо цедит сквозь зубы: я надеюсь вам не пришло в голову вообразить всерьез что в нашей отчаянной борьбе с желтой заразой мы впряжемся в одну упряжку с какими-то там революционерами (революционерами). Которые благодаря нашей системе защиты трансмиттеров сейчас находятся в безопасности в соседней галактике. Фарфоровая ваза с нарисованным на ней букетом фиалок разбилась вдребезги и лежит перед мраморным камином огонь в котором вот-вот погаснет. Шварцвальдские ходики тихо и самозабвенно тикают. Это дело рук злого Хельмута он устроил чистку во всем заведении. Его член вновь и вновь проходится по увитой виноградом и плющом стене поливая мочой огненно-красные пеларгонии и глаза у них уже не такие безнадежные. Его охватывает страх. Боже мой! На радостях он об этом и не подумал. Опять в воздухе повисла какая-то угроза.