— Сними шлем, — приказал примарх. Его голос был словно скрежещущие друг об друга ледники.

Кроагер кивнул и расстегнул замок на одной стороне здоровой рукой. Расстегнуть второй было непросто, но в конце концов защелка поддалась, издав шипение, с которым выравнивалось давление. Он снял шлем и заморгал, привыкая к отсутствию фильтров, что были в улучшенной оптике. Воздух здесь был теплым и пыльным, и в нем чувствовался металлический привкус от месторождений железа под землей и огромного количества крови, пролитой на камни цитадели.

Голову Пертурабо окружал нимб: пылинки и каменная взвесь попали на ионизирующие поверхности черепных устройств. У него было бледное, бесцветное лицо, утратившее живые оттенки после месяцев затворничества, но низкое солнце уже начинало вызывать выработку меланина и придавать коже грубую текстуру.

— Ты Кроагер, так? — спросил Пертурабо.

На одно страшное мгновение Кроагер забыл собственное имя, но вопрос примарха был риторическим.

— Я помню тебя с Исствана, — продолжил Пертурабо, говоря так, словно скупился на каждое слово. — Ты — один из буянов Харкора, бойцовый пес, любящий вкус крови.

Кроагер не знал, хвалят ли его или осуждают, и молчал; Пертурабо отвернулся и окинул взглядом то, что осталось от команды бастиона. Железный Круг двигался в идеальном унисоне с примархом; они держали щиты на боку, а их молоты шипели: пролитая кровь испарялась в окружавших их энергетических полях.

На каждом автоматоне был символ воина-легионера, и их холодные машинные сердца были так преданны, насколько это вообще было возможно. Пертурабо создал Железный Круг после атаки на «Железную кровь». Это был автономный отряд безжалостных убийц, преданных слуг и неподкупных стражников одновременно.

Кроагер поморщился, когда поврежденную руку пронзила боль, и сжал кулак. Со всех сторон до него доносились звуки марширующих ног, болтерного огня, железа, бьющего об камень, и воющих ракетных двигателей. Определенно, в стенах цитадели еще оставались силы сопротивления, но сердце ее было вырвано, когда неожиданно появился Пертурабо. Кроагер поднял лицо к небу и увидел кружащую «Грозовую птицу» с выпущенной из хвостовой части штурмовой аппарелью. Она сверкала серебристо-стальным, золотым и черным, ее бока были дополнительно бронированы, и на них были установлены комплекты ракет и тяжелые болтеры в рядах спонсонов.

Это было последнее транспортное средство Пертурабо, тяжелый штурмовой корабль, способный перевозить Железный Круг и одновременно заходить на атаку в неспокойной зоне высадки, при этом с высокой долей вероятности оставаясь достаточно целым для следующего полета. В то время как его братья-примархи любили разукрашивать личные летательные аппараты и давать им героические имена, Пертурабо не тратил время на подобные проявления тщеславия.

Эти корабли предназначались для битвы, и если один оказывался уничтожен, строили другой.

— Где твой кузнец войны? — спросил Пертурабо, заставив Кроагера вернуться мыслями на землю.

Кроагер сплюнул сгусток крови и пыли, прежде чем ответить:

— Триарх Харкор у орудий, повелитель. Полагаю, он уже идет сюда.

— Не сомневаюсь, — отозвался Пертурабо, внимательно смотря на него, как будто видел в первый раз. — Ты один выжил и добрался до парапетов?

— Да, — ответил Кроагер, не видя нужды упоминать о Вортраксе и Ушторе. Если уж его ждет слава, зачем делить ее с другими?

— Встань, — сказал Пертурабо.

Кроагер мгновенно подчинился, хотя тело и протестовало из-за того, что прерывались процессы заживления.

Пертурабо странно смотрел на него: словно искал что-то, сам не зная, что именно, но чувствуя его присутствие, скрытое от взгляда, как зерно в плодородной почве — взлелеянное, но еще не готовое прорасти.

— Интересно, — сказал он, и Кроагеру оставалось лишь гадать, что он имел в виду.

Кроагер услышал, как загремели об стены штурмовые лестницы и завыли пневматические подъемники. Оборонительные протоколы, что бы они из себя ни представляли, явно прекратили работу при гибели Имперских Кулаков, и вскоре Железные Воины взбирались на поврежденные обстрелом стены как победители, а не как атакующие.

Несколько легких «Громовых ястребов» с шумом опустились к нижним уровням внутри цитадели, словно собираясь провести боевую высадку. Штурмовые рампы опустились на землю, и из кораблей показались многочисленные массивные фигуры, принадлежащие Железным Воинам. Кроагер отвел взгляд, увидев кузнеца войны Харкора, шагающего в его сторону рядом с лордом Форриксом.

Брат-триарх Харкора не носил шлема, только капюшон из вулканизированной резины был накинут на выбритую голову. Его череп покрывали рифленые нейроконнекторы, напоминавшие косички варвара с дикого мира. Из той же «Грозовой птицы», из которой вышел лорд Форрикс, показался возвышающийся над остальными кузнец войны Фальк. Хотя его доспех был в целом такой же, как у Форрикса, он был на полголовы выше и являлся самым массивным среди Железных Воинов.

Последним из своего транспорта вышел Торамино, командующий Стор Безашх. В то время как прочие кузнецы войны предпочитали защиту тяжелого катафракта, Торамино носил блестящий доспех типа IV «Максимус». И в то время как его собратья были грязны и покрыты слоем вездесущей в этой долине красной пыли, броня Торамино была отполирована до зеркальности, словно только вышла из-под рук своего создателя в марсианских кузнях. С его плеч спадала черная как смоль кольчужная мантия, контрастируя с белоснежными заплетенными волосами.

Кузнецы войны приблизились к примарху с некоторой осторожностью, ибо поговаривали, что его нрав в последнее время стал еще более переменчив и жесток. Еще не утихли слухи о том, как кузнец войны Беросс получил те ужасные повреждения, и у Кроагера не было оснований завидовать их высокому рангу.

Кузнецы войны встали перед примархом, каждый опустился на колено и ударил правым кулаком в левую ладонь.

— Из железа рождается сила, — сказали они.

Пертурабо опустил навершие Сокрушителя на каменный пол и, склонившись вперед, положил руки на его широкую голову. Поза должна была казаться расслабленной, но Кроагер видел едва скрытое напряжение в теле примарха — как в натянутом до предела прочности кабеле. Да, решил он, пехотинцем быть куда лучше, чем командиром.

Форрикса кажущаяся непринужденность примарха не обманывала. Хотя уже несколько недель прошло с того момента, как он в последний раз видел Пертурабо, он разглядел ярость за трещиной в демонстрируемой им оболочке. Их повелитель был не из тех воинов, что обращаются со своими подчиненными с дружественной мягкостью — как, по слухам, некоторые другие примархи. Он перевел взгляд на Харкора, чье льстивое лицо светилось от гордости.

Кадмейская цитадель пала, и, судя по всему, именно гранд-батальон Харкора наконец пробил оборону Имперских Кулаков. Должно быть, Харкор сейчас размышлял о почестях, которые непременно должны были последовать за столь важным достижением, но Форрикс смотрел на ситуацию через линзы другого цвета.

После Исствана Пертурабо стал склонен к приступам дикого гнева и внезапным проявлениям жестокости, и Харкор рискнул, полагая, что, унизив сынов Дорна, остудит эту раскаленную ярость. Но по мере того как тишина между примархом и кузнецами войны затягивалась, даже уверенность Харкора в том, что его ждет похвала, начала угасать. Молчание нарушали только скрип доспехов, вздох внезапно стихшего ветра и металлический шелест мантии примарха.

— Мои приказы были конкретны, разве нет? — наконец произнес Пертурабо, вернув Сокрушитель наковален в крепление на плечах.

Вопрос мог предназначаться только одному кузнецу войны, и Харкор поднялся, отделенный от собратьев собственной неуверенностью.