Молодой человек между тем повернулся лицом к костру и, обращаясь к Ленке, спросил:

— Видишь ту яркую звезду? Это Альдендерия — богиня красоты и женского начала. Мне кажется, она похожа на тебя. По крайней мере, у нее точно такие же глаза.

Ленка не ответила. Она не спала — я видел, что девушка лежит с открытыми глазами — но не ответила. И правильно сделала.

Я посмотрел в небо, усыпанное яркими сочными серебряными вишнями, и вздохнул. Не знаю как там у местной богини, но у Ленки действительно точно такие же глаза. Как звезды. Особенно в темноте.

Костер горел неярко, я подбрасывал в огонь хворост, но понимал, что на всю ночь дров не хватит, придется пошарить в ближайших кустах. Не хочется сидеть посреди леса в абсолютной темноте и оглядываться на каждый шорох.

Лас заснул, я слышал, как он посапывает, и позавидовал ему. Вот ведь человек — ничего не боится. Может спокойно уснуть в чужом мире в компании незнакомцев… Я так не могу. Я поднялся и направился к ближайшим кустам.

— Тоже что ли размяться, — донесся до меня знакомый голос.

Я обернулся и замер. Над костром висел призрак полуобнаженного мужчины. Ноги его по колено находились в огне, сквозь грудь пролетали искры, но ни то, ни другое не доставляло духу неудобств. Он зевнул и двинулся прямо на меня.

— Не узнал что ли? — спросил призрак. — Это я, Цимлянский. Мы встречались в Бюро.

Точно. Мог бы и сам сообразить — не так уж и много у меня знакомых призраков.

— Откуда ты здесь?

— Здрасьте—пожалуйста. А кто, по-твоему, коня говорить заставляет?

— Ты — конь?

— Сам ты конь. Педальный. Я призрак, временно привязанный к телу несчастного животного, которое вынуждено терпеть в своей голове присутствие постороннего духа. Знаешь, как бедняге страшно? Ему ведь не объяснишь, зачем нужно, чтобы его рот периодически издавал странные звуки, называемые человеческой речью.

— Тебя послало Бюро?

— Само собой, — Цимлянский потянулся и сделал в воздухе кувырок, отчего его подштанники задрались, обнажив волосатые полупрозрачные голени. — Без Бюро эта операция обречена на провал. Я в Отделе сопровождения числюсь, потому как очень удобно устроен — могу вселиться в любое живое существо независимо от размеров. Вот и появляются у фантастов говорящие кони, собаки и драконы. А ты куда пошел? Отлить?

— За хворостом.

— Насчет этого не волнуйся.

Призрак ракетой взмыл к небу, развернулся и ринулся к земле. Затормозить дух не успел, и распластался по траве тонкой белесой лужицей.

— Сейчас вернусь.

Лужица собралась в ручеек и потекла к деревьям. Я проводил призрака взглядом и вернулся к костру.

— За хворостом ушел? — сонно спросила Ленка.

— Да. Спи, я за тебя подежурю.

— Даже не думай, пусть Цимлянский дежурит, ему сон не нужен. Завтра трудный день.

— И что в нем трудного?

— Увидишь.

Лаврентьева перевернулась на другой бок и заснула. Цимлянский вернулся минут через двадцать.

— Теперь иди за хворостом, — произнес он. — Я подсветил дорогу и нужные ветки, больше ничем помочь не могу.

— Спасибо.

Я направился в лес по светящейся белой дорожке и вернулся с целой охапкой хвороста, каждая веточка в которой была окутана волшебной молочной пленкой.

— Кидай все в костер, — подсказал Цимлянский. — В течение ночи постепенно буду снимать с них заклятье, и огонь не потухнет.

— Разбуди меня пораньше, — попросил я.

— Договорились, — дух подлетел к лошади и тонкой струйкой влился в ее голову, — на случай, если Лас проснется.

Я вытянулся около костра и закрыл глаза. Не знаю, что там Ленка имеет против призрака, но по-моему, он славный малый.

О, если бы я знал, как ошибался!

Глава 11

Тяжело в учении, легко в бою

Мне снилось, будто я тону. Меня несет огромная живая река, стискивает грудь сильными голубыми полупрозрачными руками, пытается затащить на дно. Периодически я погружался под воду, с трудом выныривал, отфыркивался и едва не задыхался. Силы иссякали, я не видел ничего, кроме воды и неба, которые смешались в странном смертельном коктейле. Я жаждал воздуха, но вдыхал жидкость.

Я закашлялся и чуть не захлебнулся по настоящему — с неба на меня обрушилось целое ведро воды. Я вскочил, отфыркиваясь и оглядываясь, пытаясь сообразить, что случилось. Никаких ведер над головой не висело, однако с меня текло, будто я действительно тонул.

— Ты просил разбудить пораньше, — произнес Цимлянский устами коня. — Вот я и разбудил, совместив процесс с утренним душем.

— Зачем ты это сделал? И как?

— Я не могу воздействовать на объекты материального мира физически, но магия все меняет. Тут неподалеку ручей, хочешь, подсвечу тебе дорожку?

— Сам найду.

Выходит, Ленка была права, и от духа стоит ждать только неприятностей. Я направился к лесу. Нужно вымыться, раз уж тут есть ручей, и привести себя в порядок. Призрак угодливо начертил в воздухе дымчатую полосу, указывающую верное направление, но теперь его предусмотрительность выглядела как издевательство.

Ручей оказался широким и достаточно глубоким, я снял мокрую одежду и погрузился в прохладную воду. Жаль, здесь нет ничего, хоть отдаленно напоминающего мыло, но и просто смыть с себя дорожную пыль уже приятно. Штаны и рубаху я прополоскал и развесил на ближайших кустах, надеясь, что они подсохнут быстрее, чем проснутся мои спутники, а сам лег на траву. Несмотря на раннее утро, было душно, и я с удовольствием подставил лицо лучам восходящего солнца.

Приблизительно через час я понял бесполезность ожидания, с рубашки все еще капало, а вернуться в лагерь голым я не мог. Кажется, пришло время попробовать свои силы в магии, не одному же Ласу пускать в небо огненных змей.

Я сел и уставился на рубаху. Начнем с нее. Если я перестараюсь, и вместо того, чтобы высушить ее, испепелю, у меня останутся хотя бы штаны.

Закрывать глаза не стал, вместо этого сосредоточился на правой ладони, забирая тепло от солнца. Пальцы начало покалывать. Пора.

Я протянул руку к рубахе и расслабился, выпуская из себя собранную энергию. Рубаха не загорелась, она даже не нагрелась — из моей ладони вырвался слабый теплый ветер, даже фен греет лучше.

Идея!

Я подошел к кусту с одеждой и начал осторожно обдувать одежду теплым воздухом, постепенно поднимая температуру. Минут через пятнадцать мои усилия были вознаграждены: со штанов больше не капало, и, хотя до конца они не высохли, я надел их, забрал все еще влажную рубаху и пошел в лагерь.

Ленка уже проснулась и разожгла костер, Ласа не было.

— Где наш герой? — поинтересовался я, оглядываясь.

— На охоту ушел. А ты чего весь мокрый?

— У коня спроси.

— Садись к костру, — предложила Лаврентьева, — быстрее высохнешь.

Я расстелил рубаху на траве у костра и сам сел ближе.

— Думаешь, этот тип сумеет кого-нибудь подстрелить? — спросил я. — Сильно сомневаюсь. Вот увидишь, его еще искать придется — заблудится.

— Не заблудится, за ним Цимлянский присматривает, он хоть и противный, но к делу относится серьезно. Посоветовал, как лук сделать, так что завтрак будет, не переживай. Вы, мужчины, когда голодные, такие раздражительные.

— Тебя бы утром искупать, не так бы запела. Умываться будешь? Ручей в той стороне, метрах в пятидесяти.

— Буду. Заодно воды принесу, у Ласа где—то котелок был.

Лаврентьева пошарила в вещевом мешке парня, нашла котелок, в котором хватило бы место для небольшого цыпленка, и ушла к ручью. Теперь можно высушить и штаны. Я разделся и положил одежду к огню, раздумывая, не отправиться ли на охоту самому. Опыта у меня, конечно, никакого, но и у Ласа его вряд ли много. Чувствую, придется нам голодать, если Ленка своей магией не приманит пару куропаток прямо к костру.

Возле огня одежда высохла окончательно. Когда я надевал рубаху, вернулся Лас. Он насвистывал “А нам все равно”, в его руке болталась тушка жирного зайца.