В качестве одного из примеров, доказывающих верность этого утверждения, Фрейд приводит историю молодой женщины, испытывающей желание помочиться каждый раз, когда она оказывалась в людном месте. По словам Фрейда, расспросив эту пациентку, используя метод свободных ассоциаций, он выяснил, что однажды, сидя среди публики в концертном зале, у женщины возникла эротическая фантазия, которую она оттеснила в бессознательное, объяснив свое желание потребностью помочиться.
По мнению Пола Ферриса, публикация этой амбициозной статьи была своего рода вызовом Брейеру и одновременно еще одним следствием страха смерти. «Возможно, из-за проблем с сердцем он хотел опубликовать хоть что-то на случай преждевременной смерти», — пишет Феррис.
В январе 1895 года Фрейд публикует еще одну статью, посвященную неврозу тревожности, который, как он понял на собственном опыте, может иногда проявляться в нарушениях работы сердца и в «псевдостенокардии».
Публикация статьи о неврозе тревожности почти совпала по времени с прижиганием носа, которое Флисс сделал Фрейду, чтобы вылечить его сердце. Эта процедура была самой обыкновенной профанацией, но Фрейд заявил, что именно после прижигания у него «как будто и следа от болезни не осталось». А вот дальше была крайне неприятная для них обоих история с Эммой Экштейн, семья которой дружила с родителями Фрейда.
Здесь, видимо, самое время остановиться и подробнее познакомиться с личностью Вильгельма Флисса, сыгравшего своего рода роль наперсника теории психоанализа. На протяжении ряда лет Фрейд считал Флисса своим самым близким другом и в письмах и беседах делился с ним наиболее сокровенными мыслями и замыслами, обтачивал и обсуждал с ним свои теории.
Флисса сближала с Фрейдом мечта обессмертить свое имя путем создания некой универсальной теории жизнедеятельности человеческого организма, которая связала бы между собой психику и физиологию. Будучи отоларингологом, Флисс оттолкнулся от мысли, что так как организм представляет собой единое целое, то и все его «выходные каналы» и системы жизнедеятельности связаны между собой, а значит, тот же нос самым непосредственным образом связан с половыми органами и генитальными отверстиями. То есть сексуальная жизнь человека в итоге отражается на функционировании его носоглотки и некие аномальные сексуальные склонности или та же неудовлетворенность может привести к неудержимым насморкам, носовым кровотечениям и т. д. В свою очередь, воздействуя на нос путем прижигания или неких хирургических операций, можно добиться нормализации сексуальной жизни и т. д.
Самое любопытное, что истоки этой идеи Флисса тоже следует искать в иудаизме. Дело в том, что после отправления естественных надобностей каждый религиозный еврей должен произнести следующее благословение: «Благословен Ты, Г-сподь, Б-г, Царь Вселенной, Который мудро создал человека, сотворив его тело с необходимыми отверстиями и внутренними полостями. Явно и ведомо Тебе, что если откроется одна из полостей или закроется одно из отверстий, то человек не сможет существовать и стоять перед Тобой. Благословен Ты, Г-сподь, исцеляющий всё живое, дела которого чудесны».
Флисс, как и Фрейд, был атеистом, но, будучи евреем, он не мог не быть знаком с этим благословением, а значит, и должен был задумываться над его смыслом. Кроме того, Флисс путем неких логических заключений и одному ему понятных математических вычислений пришел к выводу, что жизнь женщин подчиняется 28-дневному, а мужчин — 23-дневному биологическому ритму. При этом Флисс совершенно верно предположил, что существуют дни, когда вероятность забеременеть у женщины близка к нулю, и в эти дни она может свободно вести сексуальную жизнь, не прибегая к контрацептивам. По уже указанным выше причинам эти исследования необычайно интересовали Фрейда, но поверхностность, тяга к спекуляциям, нехватка экспериментальных данных не позволили Флиссу правильно установить, какие это дни.
Псевдонаучный, спекулятивный характер теорий Флисса был очевиден для большинства его современников, но Фрейд какое-то время в них искренне верил — возможно, потому, что чувствовал во Флиссе родственную душу, так как и сам тяготел к созданию подобного рода теорий.
В связи с этим становится понятным, почему Фрейд решил в начале 1895 года направить Эмму Экштейн к Флиссу. Эта тридцатилетняя женщина обратилась к Фрейду с жалобами на расстройство менструального цикла и периодически возникающие сильные кровотечения из носа. Следуя своему методу, Фрейд начал расспрашивать Эмму о ее интимной жизни, и та призналась, что в юности (а может, и не только в юности) занималась мастурбацией. Затем она рассказала, что впервые сильное кровотечение открылось у нее в 15 лет, когда она хотела, чтобы ее лечил «один молодой врач», в которого она, видимо, влюбилась. На этом основании Фрейд пришел к выводу, что кровотечения Эммы носят истерический характер (хотя, скорее всего, это было не так). Причины истерии и порожденного ею невроза он увидел в «аномальной сексуальной жизни» (то есть всё той же мастурбации) и сексуальной же неудовлетворенности.
Так как больше всего Эмму Экштейн беспокоили именно носовые кровотечения, то Фрейд решил, что пришло самое время проверить на практике теорию Флисса. 21 февраля 1895 года Флисс «занялся» Эммой, причем решил делать не свои обычные прижигания, а самую настоящую операцию на «проблемной» (как он считал) зоне носовых раковин. Фрейд, судя по всему, выступал на этой операции в роли ассистента.
После операции Эмма Экштейн вернулась в Вену, а 2 марта у нее началось кровотечение из носа. 6 марта состояние Эммы резко ухудшилось. К женщине вызвали профессионального хирурга, и тот обнаружил, что Флисс (а значит, и Фрейд) оставил в носовой полости… около полуметра марли. Когда марля была извлечена, кровотечение стало необычайно обильным, и его удалось остановить с огромным трудом.
Когда Фрейду сообщили об этом, у него начался сердечный приступ, затем он потерял сознание, и его отпаивали бренди. Но трудно сказать, чем именно была вызвана эта реакция — чувством ответственности за судьбу пациентки, страхом, что эта история нанесет сокрушительный удар по его репутации и он потеряет практику, или и тем и другим вместе. Биографы Фрейда сообщают, что Эмма начала поправляться лишь спустя два месяца, а сделанная Флиссом операция навсегда изуродовала ее лицо. Но странное дело: той весной 1895 года она еще не раз вызывала к себе Фрейда, что навело того на мысль, что молодая женщина попросту влюбилась в него и ухудшение состояния Эммы и новые кровотечения были порождены желанием встретиться с ним и, возможно, соблазнить его.
Фрейд пишет Флиссу, что у Эммы было «три неожиданных кровотечения и каждое длилось три дня, что наверняка имеет какое-то значение», а чуть выше добавляет, что Эмма использовала эти кровотечения как «безотказное средство вернуть мое расположение». Поведение Эммы Экштейн по отношению к нему лично, а также Берты Паппенгейм по отношению к Брейеру стало, вне сомнения, первым толчком к формулированию Фрейдом такого важнейшего понятия психоанализа, как перенесение (перенос, трансфер), то есть проекция пациентом на психоаналитика чувств и желаний, испытываемых им к другим людям, чаще всего к родителям.
Вместе с тем Фрейд, безусловно, ощущал некий душевный дискомфорт из-за того, что оказался причастен к столь очевидному медицинскому провалу. Не исключено, что возникшее у Эммы чувство к Фрейду было по меньшей мере отчасти взаимным и он надеялся, что Эмма скрасит ему сексуальное воздержание, которого в тот момент он еще, по его собственному признанию, придерживался в отношениях с Мартой.
«Я чувствую себя ужасно несчастным из-за нее еще и потому, что по-настоящему полюбил ее», — признаётся он Флиссу в письме от 17 марта. При этом Фрейд вроде бы ни в чем не винит друга и даже пишет, что ругает себя за то, что втянул его в эту историю. Но вместе с тем все биографы отмечают, что в письме Флиссу от 20 апреля явно слышится скрытый упрек, если не обвинение: «Я потрясен, что столь страшное несчастье произошло из-за операции, которая считалась совершенно безобидной». В этой фразе явно угадывается то, как она должна была звучать первоначально: «…которая, по твоему утверждению, считается совершенно безобидной».