— Понятно, — проговорила Вирджиния, с трудом сдерживая закипавший в груди гнев. — Однажды вы уже намекали мне на нечто подобное, однако я тогда не поняла, что именно имелось в виду. Но те слухи, о которых вы говорите, дошли также и до меня. Итак, по вашим словам, вы осведомлены о намерениях Ингрэма добиваться моей руки. Он вам что, сам сказал об этом?

Кивок.

— Не далее, как во время нашей последней встречи — непосредственно перед вашей забавой с урожаем.

— То есть он сказал, что вот так хладнокровно женится на мне? Не пытаясь… не пытаясь даже сделать вид, что любит меня? Просто ради удовлетворения своих честолюбивых устремлений, как о том твердит молва? Я… я не верю в это. Только не Ингрэм! Он… он не сможет этого сделать.

Коротким, безжалостным жестом Ирма перебила ее.

— Можете верить во что хотите. Но если он предложит вам — точнее, когда он предложит вам — выйти за него замуж и при этом примется изображать страстные чувства, вы ведь все равно не сможете сказать наверняка, следует ему верить или нет, не так ли? Что и говорить, не самый благоприятный климат для предстоящего супружества, а?

— Да, не… самый.

Ирма встала и взяла свою сумочку.

— Можно, конечно, попытаться вообразить совсем уж немыслимое, а именно то, что, зная правду о возможных мотивах его поведения, вы все равно будете страстно мечтать о супружеской жизни с ним. Но не такая же вы дура, так ведь?

В порыве совершенно не свойственного ей безрассудства, забыв про полнейшую несуразность своего поведения, уверенная в своей готовности заплатить любую цену как за «материальную» ценность Ингрэма для «Вайнберг Рауса», так и за его потаенную ценность для ее собственного сердца, Вирджиния проговорила:

— Да, — и чуть погодя еще раз, причем совершенно отчетливо, повторила: — Да. Если Ингрэм предложит мне выйти за него замуж, я окажусь именно дурой, чтобы принять его предложение.

В полнейшем смятении и не доверяя даже звукам собственного голоса, только что произнесшего эти слова, Вирджиния почти не слышала, как Ирма вышла из комнаты, и продолжала стоять как стояла, практически недвижимая. «Неужели я и в самом деле это сказала? Могла ли я действительно иметь это в виду?»

На протяжении нескольких дней жители Кенигсграта снова вывешивали на стены и окна своих домов флаги и гирлянды из разноцветных лампочек, заготавливали пиво и сосиски, сыры и вина, проводили последние репетиции местного оркестра, извлекали из сундуков присыпанные нафталином нарядные платья и костюмы, и, разумеется, сооружали «Золотой мост императора» — понтонную конструкцию, состоявшую из небольших лодок и соединявшую стоявшую посередине реки баржу с берегом. По городу по-прежнему бродили одинокие туристы, однако какого-то особого внимания им уже не уделяли. Винный фестиваль был торжеством, принадлежащим исключительно жителям Кенигсграта.

День становился все короче, и к тому моменту, когда Ингрэм и Вирджиния приехали, чтобы встретиться с Лизель и Крисом, город уже представлял собой сплошное сияние огней, искрящимися полосками отражавшихся на поверхности воды.

Над «Золотым мостом» Карла Великого вздымались несколько арок, каждая из которых была украшена висячими золотистыми фонариками. Ровно в девять часов императору предстояло пешком пройти по мосту и тем самым официально открыть праздничную церемонию, после чего он должен был благословить собранный урожай, торжественно принять, поздравить и преподнести Виноградной принцессе за ее службу золотое украшение, а также предоставить слово королю Бахусу, чтобы тот распорядился включить винный фонтан и предложить участникам праздника начать пить и веселиться.

Когда часы на башне Ратхаус пробили девять раз, Карл Великий, облаченный в пурпурные и золотистые одежды и сопровождаемый свитой своих придворных, торжественно прошагал по понтонному мосту и сошел на берег, где его встретили и поприветствовали бургомистр и все члены городского совета. Под занавес презентации Карла Великого наконец-то был продемонстрирован гвоздь всей программы: включен фонтан, из которого и в самом деле брызнуло самое настоящее вино.

После ухода императора, освятившего своим присутствием собранный урожай, центр праздничного действа стал смещаться от набережной в сторону города, где была организована небольшая ярмарка с миниатюрной каруселью, будками с игральными автоматами, продавцами жареных каштанов и пневматическим тиром — именно им суждено было стать главными аттракционами праздника, следом за которыми по популярности следовали танцы на городской площади. Пивные рестораны были заполнены до отказа; маленькие и с годами устоявшиеся группы людей приходили со своими собственными складными стульчиками, которые устанавливались прямо под открытым небом на проезжей части улиц и тротуарах, и там же их обладатели начинали бражничать.

Когда Лизель и Крис снова куда-то исчезли, Ингрэм повернулся к Вирджинии и проговорил:

— С моим ростом я нахожусь чуточку ближе к небесам, чем вы, однако и мне уже начинает недоставать свежего воздуха. А как вы себя чувствуете?

— Со мной все в порядке, — ответила Вирджиния. — Это просто какая-то фантастика. Мне очень нравится.

— Вполне допускаю, однако учтите, что все это будет продолжаться еще несколько часов, а потому рано или поздно вам неизбежно потребуется небольшой антракт, чтобы хоть немного отдышаться. А кроме того, — его крепкая ладонь обхватила снизу локоть Вирджинии, — мне надо с вами поговорить.

Она подняла на него быстрый взгляд, но он уже смотрел куда-то в направлении толпы. «О Боже, только не сегодня! Не надо портить такой праздник…» — безмолвно взмолилась она, хотя вслух проговорила:

— Поговорить со мной? О чем же?

— Давайте пройдем к машине, — вместо ответа предложил он, и когда они дошли до нее, припаркованной на одной из боковых улочек, спросил: — Вы никогда не были на вершине Зигкрейс?

— Но туда же нельзя въехать на машине.

— Большую часть пути можно, но потом действительно надо пройти пешком, если, конечно, знаешь соответствующие тропинки. Я лично их знаю. Так как, хотите попробовать?

— Ну, если вам необходимо подышать свежим воздухом, то о чем же здесь спрашивать? сухим тоном произнесла она и села в машину рядом с ним.

Машина взбиралась по извилистой дороге, и в свете фар мимо них то восставали из темноты, то снова в ней таяли контуры деревьев. На одном из крутых поворотов, где имелась маленькая, не более чем на одну машину, площадка, Ингрэм нажал на тормоз и выключил зажигание.

— Дальше пойдем пешком. Дорога здесь довольно крутая, однако, чтобы взглянуть с вершины на то место, где мы только что находились, нам не придется взбираться очень высоко. Кроме того, там, наверху, есть что-то вроде убежища. Ну так как, вы готовы к восхождению?

Ханнхен предупредила Вирджинию, чтобы на Винный фестиваль она одела прочную обувь и не забыла про теплое пальто.

— Да, конечно, — ответила она.

— Тогда давайте руку.

Мощный фонарь Ингрэма высветил впереди тропинку, достаточно широкую, чтобы можно было идти рядом.

— Кенигсграт находится как раз под нами. Бад-Хозель — чуть ниже по течению. Бонн… — рассказывал Ингрэм. Впрочем, зависавшее в небе над Бонном яркое свечение и так невозможно было не заметить. — Вон пошел последний паром, видите? Ни контуров судна, ни шелеста гребных колес, ни пенящегося хвоста за кормой — одна лишь полоска огней, скорее похожая на светящуюся многоножку, выбравшуюся на вечернюю прогулку.

Они повернули и пошли дальше; при этом Ингрэм положил руку на ее плечо, и, чувствуя ее приятное прикосновение, Вирджиния сделала вид, что ничего не заметила.

— Так, дальше не пойдем. Довольно, — проговорил Ингрэм, когда они вышли на крохотную полянку, на которой стояла маленькая хижина округлой формы с соломенной крышей и распахнутой дверью. Чем-то это сооружение походило на помост, с которого в муниципальном парке выступал оркестр, и при виде его Вирджиния невольно рассмеялась.