Интересно, а с моей стороны можно чегото передать? Я встала, взяла за спинку один из стульев и, поднатужившись, подняла его над головой ножками вверх. Смотрю, а ножки стулато частично исчезли, как отпиленные. Поднимаю стул выше. Ножки почти целиком исчезли. И тут чувствую, как стул чтото тянет вверх из моих рук. От неожиданности я отпускаю его и… на пол падает то, что от этого стула осталось. То есть спинка и часть сиденья. Ножек вовсе нет ни одной. Вместо них – идеально ровный срез. Так ровно даже пилой не отпилить. Похоже, здесь осталась та часть стула, которая ещё не успела пройти через окно в момент, когда я этот стул выпустила из рук. А остальная часть оказалась в мире Петьки. Очень любопытно.

Попросила Петьку съездить окном, посмотреть, что снаружи моей комнаты происходит. Куда Гитлерто делся? Уже целый час я тут одна сижу. Минут через пять получаю в ответ новую записку. Наше окно окончательно испортилось. Петька больше не может управлять им. Окно както само привязалось ко мне. Оно всё время ездит за мной. Потомуто Петька и попадает постоянно всякими вещами мне по голове. Куда бы я ни пошла, окно постоянно висит точно над моей головой.

Ещё Петька написал, что приглашал к окну Хрюшу, посмотреть, что с ней станет. Хрюша в окно вообще провалиться не может, даже с Петькиной помощью. Ходит по нему, как по полу. Петька свою руку сунуть может, а Хрюша вовсе не проваливается. Колбасу только сожрала. И шпроты тоже с окна слизала. И яйцо.

Я уныло забралась обратно на свой диван, раскатала штанины, чтобы ноги прикрыты оказались, и попыталась заснуть. Умнее ничего не придумала. Устала я. А еды всё равно нет никакой. Но только я немного задремала, как меня разбудил звук поворачивающегося в замке ключа.

Гитлер вернулся. Он вошёл ко мне, прикрыл за собой дверь, и несколько удивлённо осмотрел обстановку в комнате. На столе валяется пакет хрустящего картофеля с горсткой соли внутри и открытая банка изпод шпрот. На диване и на полу – осколки яичной скорлупы. Ещё на столе несколько мятых листов бумаги – записки от Петьки. И дополняют картину валявшиеся на полу останки убитого мною стула…

Глава 4.

– Стоп! Господин Гитлер, мы ведь договорились. Никакой конкретики. Не забывайте, я попрежнему гражданин и пионер СССР. Не забывайте, моя страна победила Германию в тяжелейшей войне и с многочисленными жертвами. Мне очень трудно не смотреть на Вас, как на смертельного врага. Да мне даже из этой тарелки есть противно.

– А тарелка чем виновата?

– Свастика. Уже несколько десятилетий в нашей стране свастика – символ зла. Я знаю, что не Вы её придумали, древний символ и так далее. Но всё равно не могу смотреть спокойно. Так и тянет плюнуть на неё. Только у вас тут везде свастики нарисованы. У меня слюны столько нет, на все плевать по очереди.

– Сколько, ты говоришь, прошло лет?

– Больше восьмидесяти.

– И до сих пор такая ненависть? Даже у детей?

– Да. Говорю же, война была страшная. Ничего подобного раньше не было. По сравнению с нашей войной, эта ваша "Великая Война" – борьба в песочнице, не более.

– Так вы там уничтожили немецкую нацию?

– С чего вы взяли?

– Но ты же сама сказала, что вы победили. И раз у вас даже через восемьдесят лет так ненавидят немцев, то…

– Стоп! Кто сказал, что ненавидят немцев? У меня есть две подругинемки. В Берлине живут, я переписываюсь с ними. А летом мы с папой летали в гости к одной из них.

– Берлин у вас – часть СССР? Или вы превратили Германию в колонию?

– С чего бы? Германия у нас – независимое государство. Называется ГДР, то есть Германская Демократическая Республика. Военный и политический союзник СССР.

– Вся ясно. Знаем мы таких союзников. Вроде как Рейх и Румыния. Марионетка, если вещи своими именами называть, верно?

– Эээ… Ну…

– Ну честно, честно. Вот скажи, если ваш СССР решит напасть, допустим, на Финляндию и "вежливо" попросит вашу Германию послать на помощь несколько дивизий, сможет Германия отказаться, а?

– Эээ… не знаю. Я ведь простая школьница. Но, думаю, в Москве не слишком обрадуются, если Берлин откажется помогать.

– И после Финляндии советские танки легко могут оказаться и под Берлином.

– Да они там и так есть. В ГДР довольно много советских частей стоит. Да нет же, не оккупация! То есть, изначально это была именно оккупация, а потом мы стали союзниками, и…

– Классическое марионеточное государство. Знаешь, девочка, а я действительно благодарен тебе. Такого будущего, как у вас, я для Рейха не хочу. Это очень сильно отличается от того, о чём я мечтал. Где же я ошибся?

– Знаете, я много читала о Вас. Откровенно скажу, что хорошего о Вас пишут очень мало. Но, помню, в одной из книг была фраза, что если бы Вы умерли в 38м году, то остались бы в памяти поколений не величайшим злодеем, а величайшим правителем XX века.

– Любопытно.

– Вы ведь действительно подняли Германию с колен, при Вас она буквально возродилась из пепла. А потом Вы же её и уничтожили. Ведь именно Ваши, конкретно Ваши политические решения привели Рейх к краху.

– Ты уже говорила это. Не нужно повторяться. У меня не было выбора.

– А сейчас он вдруг откудато появился, да? Да, я знаю, идёт война, Германия в блокаде, поставки морем сильно затруднены. А тут рядом такой вкусный кусочек почти бесхозных земель, населённых варварами.

– Варваров оказалось там существенно больше, чем я рассчитывал.

– Вот именно. И неожиданно оказалось, что полуголодное существование лучше смерти.

– Со мной давно никто не говорил таким тоном, девочка.

– Привыкайте. Это преимущество моего особого положения. Хотите Вы того или нет, но я сейчас с Вами в одной лодке. Не буду скрывать, удовольствия я от этого не испытываю. Очень хотела бы вернуться домой. Но, увы. Приходится терпеть вашу компанию. Господин Гиммлер, передайте мне, пожалуйста, горчицу… Спасибо. Кстати, сосиски великолепные. У нас таких вкусных не бывает.

– Ты, всётаки, не забывайся. Помни, кто ты, и кто фюрер.

– Да помню я, помню. Господин Гиммлер, я ведь уже обещала. На людях я буду изображать почтение и преданность. Ай!! Можно салфетку?

– Держи.

– Спасибо. Тем более, выбора у вас всё равно нет.

– Да, твои хозяева очень убедительно показали, что случится в случае твоей гибели.

– Почему хозяева? Просто товарищи. Осталось полчаса. А сколько обычно продолжаются такие встречи? А то я както совсем не в курсе.

– Думаю, около часа. Возможно, полтора. Ещё полчаса Риббентропу потребуется на то, чтобы вернуться в посольство. И ещё полчаса на шифрование сообщения. Плюс тут время на дешифровку. Полагаю, ответ Сталина мы узнаем не ранее семнадцати часов. По берлинскому времени, конечно.

– Понятно. Тогда я вполне успею ещё… Ай!!!

Хорошо, что я только что положила в рот последний кусочек сосиски. Вот буквально лишь только я сыто откинулась на спинку стула, как прямо мимо моего носа пролетело чтото тяжёлое. Измазанная горчицей тарелка с нарисованной свастикой брызнула в стороны осколками, а сидящие за одним столом со мной Гитлер и Гиммлер удивлённо уставились на лежащий передо мной предмет. В окружении осколков тарелки и фужера лежала, сверкая идеально ровном срезом, половинка Петькиной красной гантели…

Глава 5.

У нас тут уже среда, 25 июня. Война так и не началась. Хотя немецкие дивизии попрежнему стоят у нашей границы. В ночь на 22 июня произошло множество мелких инцидентов на советской территории. Коечто успели взорвать, погибло несколько красных командиров, были повреждены линии связи. А люфтваффе совершили налёт на город Кобрин, за что Гитлер удостоил Геринга дыней совершенно выдающихся размеров. К счастью, товарищ Сталин в последний момент успел одёрнуть советских авиаторов, которые уже собирались нанести ответный визит вежливости на немецкий аэродром.