Лишь Рындин заметил, как после этого правая рука Бориса сжалась в кулак, словно готовясь к возможным еще неожиданностям. Тем временем, незнакомец покорно вылезал из скафандра. Но, очевидно, он никак не рассчитывал или забыл, что стал невесомым. Вылезая из металлического нагрудного кольца, он слишком резко оттолкнулся от скафандра и, пролетев вдоль всей каюты, ударился о стенку.

— Ой! — вскрикнул он, будто копируя возглас Сокола, который смотрел на него сверху. Незнакомец беспомощно барахтался в воздухе, не зная, как остановиться. Наконец, железная рука Гуро схватила его за плечо и прижала к полу.

— Ну, давайте знакомиться, молодой человек. Кто вы такой и зачем очутились тут? — грозно спросил Гуро, присматриваясь своими пронзительными глазами к незваному гостю. — Где-то я уже имел честь видеть вас…

За холодными серыми глазами охотника словно был спрятан фотоаппарат. Это была своеобразная и редкостная особенность Бориса Гуро: один лишь раз увидев где-нибудь человека, путешественник запоминал его навсегда. Он мог встретить этого человека потом, через несколько лет — и моментально узнать его, вспомнить его имя, лицо, одежду. Будто кадры кинофильма пробегали и сейчас в памяти Гуро: ракетный корабль выходит на озеро… они с Соколом и Рындиным стоят на вышке… человек с фотоаппаратом… корабль легко поплыл по воде… Да, да!.. Знакомая юнгштурмовка, подпоясанная ремнем, короткие штаны…

Золотистые волосы юноши растрепались, на высоком лбу его краснела шишка — должно быть, от удара о стенку. Гуро присвистнул:

— Эге, я знаю вас, дорогой товарищ! Что ж вы — один тут или в сопровождении вашей спутницы, которая была с вами на берегу Иван-озера?

Юноша удивленно смотрел на него, не понимая, очевидно, откуда Гуро знает его. Но и путешественники были поражены не меньше.

— Каким образом, Борис? Откуда вы его знаете? — спросил удивленный Николай Петрович.

— Так, так, — снова значительно произнес Гуро, еще раз оглядывая юношу с головы до ног. Его острый взгляд заметил на рубашке юноши дырку — как раз там, где должна была находиться пуговица. Юноша внимательно следил за взглядом Гуро. Он тоже заметил дырку. Сконфузившись, юноша быстро прикрыл дырку рукой.

— Ничего, ничего, — спокойно заявил Гуро. — Этот небольшой недостаток вашего костюма можно легко ликвидировать. Вот, прошу. Не поможет ли это вам? Кажется, вы хозяин этой пуговицы?

На его протянутой ладони лежала пуговица, вырванная вместе с клочком серо-зеленой ткани, той самой ткани, из которой была сшита рубашка юноши.

— Выходит, что вам, молодой человек, недостаточно было только наблюдать, как выводили ракетный корабль на озеро? Ведь именно вы, если я не ошибаюсь, были тем экспансивным зрителем, который все время оповещал толпу о положении корабля, выкрикивая всякие там «идет», «плывет» и т. д.? Не помню только, чтобы кто-нибудь просил вас делать все эти уведомления? А потом вы, оказывается, даже пробрались в середину корабля? Гм, способный человек, способный!

Гуро обернулся к Рындину и Соколу:

— Так вот кто был у нас в ракете перед стартом, — зловеще процедил он. — Я видел этого приятного незнакомца с нашей вышки, когда ракету выводили на озеро. Он был в толпе с какой-то девушкой и привлек мое внимание тем, что все время что-то выкрикивал. Жалею, что я тогда не заинтересовался им больше, жалею… Так что ж, правду я говорю? Это были вы? — обратился он снова к юноше, который смущенно перебирал пальцами ремень на рубашке. — Вы были на берегу вместе с какой-то девушкой? Да отвечайте, наконец!

Голос Гуро зазвучал угрожающе.

— Подождите, Борис, кажется, вы совсем перепугали его, — остановил охотника Николай Петрович. — Отвечайте, юноша. Ведь теперь скрывать вам нечего. Чего вы боитесь?

Юноша вдруг смело поднял голову. Глаза его блеснули.

— Я ничего не боюсь. Могу ответить на все вопросы Да, я был на берегу. Вместе с девушкой. Это моя сестра. И видел, как выводили корабль. Ну, и тогда я окончательно решил сделать то, о чем мечтал все время. Вот, когда увидел ракетный корабль, увидел, как он вышел на воду, тогда и решил окончательно и бесповоротно…

Он на минуту умолк, словно собираясь с силами. Дотронулся рукой до шишки на лбу, передернул плечами, как бы освобождая их от какой-то тяжести. Лицо его искривилось. Он побледнел и пошатнулся. Гуро подхватил его своей сильной рукой:

— Что такое?

— Это от волнений, — сказал Сокол, с сожалением глядя на бледное лицо юноши.

— Не-ет… Не поэтому, — ответил тот, через силу выговаривая слова. — Просто… меня слишком толкало там… в скафандре… Колотило… и теперь мне очень скверно…

— Вадим, дайте ему немножко вина, — сказал взволнованно Николай Петрович, — Мальчик полностью испытал на себе влияние ускорения движения ракеты. Товарищи, ведь он выдержал все это в жестком скафандре. Вы были в ваших гамаках, я в своем кресле… а он… бедняга, это ужасно, — закончил он, вспоминая свои ощущения в то время, когда корабль ускорял движение.

Сокол уже дал юноше чашку с вином и трубочку. Тот немножко отпил. На лице его появился румянец. Он взглянул сконфуженно на Сокола, на Гуро, на Рындина и, поклонившись ему, сказал:

— Разумеется, я очень виноват перед вами, Николай Петрович…

— Откуда вы меня знаете? — удивленно спросил Рындин.

— Я знаю всех вас. Вас, Николай Петрович, и вас, товарищ Сокол, и вас, товарищ Гуро, — поклонился теперь юноша всем по очереди. Что-то похожее на усмешку промелькнуло в его глазах.

— Но почему вы тут, черт возьми?.. — рявкнул Гуро. — Чего вам тут нужно? И что вы тут будете делать? Какая у вас была цель?

— Лететь вместе с вами на Венеру, — спокойно ответил юноша.

Рындин пожал плечами:

— Вполне понятно, что лететь. Не выбросим же мы вас из ракеты…

— И я надеюсь, что не выкинете, — подтвердил юноша.

— Нахальство! — снова рявкнул Гуро. — Ошибаетесь! Могу выкинуть!

И он сделал очень выразительный жест. Однако Рындин остановил его.

— Друг мой, — сказал он, обращаясь к юноше. — Очень похвально, что вы не теряете мужества. Но — неужели вы не представляете себе всех опасностей, которые ожидают и нас, и вас? Вы не представляете себе, как может отразиться на нашем общем положении ваше неожиданное появление! Ракета рассчитана только на трех пассажиров. На нас троих рассчитаны и все наши запасы. Чем, например, мы будем кормить вас?

— Я, Николай Петрович, привык есть очень мало. Весь последний месяц я привыкал есть как можно меньше и согласен теперь есть только то, что будет оставаться после всех вас. Мне хватит, — смущенно ответил юноша.

Рындин не сдержал улыбки: что-то начинало ему нравиться в подростке. Даже этот наивный ответ. «Он будет есть только то, что останется!..»

— Ну, об этом после, — сказал он. — Вас спрашивали, кто вы такой?

— Зовут меня Василий Рыжко. Мне семнадцать лет. Окончил среднюю школу. Комсомолец…

— И пошел на такой недисциплинированный поступок, как тайно забраться на корабль? Поставить под угрозу успех нашей экспедиции? — укоризненно сказал Рындин.

Рыжко замешался. Его рука невольно ухватилась за рубашку — в том месте, где обыкновенно бывает приколот значок. Лицо юноши было сконфуженное: значка на груди не оказалось. Но, быстро что-то припомнив, он пошарил в нише, где стоял скафандр, и достал свой значок.

— Оторвался, когда меня в первый раз толкнуло, — пояснил он. — Николай Петрович, честное слово, я хорошо понимаю свою вину. Но ведь иного выхода не было. Я писал вам, просил вас взять меня с собою…

— Писали?

— Да, писал. И даже ответ получил, что это невозможно. От вашего секретаря.

— И это вас не остановило?

— Сначала остановило, а потом я все рассчитал… А когда увидел корабль на воде, то и совсем решил, что… что полечу с вами на Венеру… и назад, — добавил он после паузы.

— Слышите? И назад! Ну-ну!

— И у меня не было другого пути. Мне оставалось только спрятаться в ракете перед стартом. Это было очень трудно — пробраться сюда.