А еще ниже, среди скал, неподвижно лежала длинная металлическая сигара, межпланетный космический ракетный корабль аргонавтов вселенной — самое последнее достижение человеческого ума, принесшее сюда, на чужую и далекую планету, перебросившее в заросли юрского периода четырех представителей человечества, представителей наилучшей части этого человечества — советского общества.

Араукарии, цикадеи, беннетиты — и автоматическая тридцатизарядная винтовка! Доисторические чудовища, драконы, ящеры, — и ракетный межпланетный корабль! Поистине, это была благодарная тема для поэта!

Все почувствовали это — и никто не удивился, когда Сокол мечтательно сказал:

— Какая замечательная картина! Словно на фантастической машине времени Уэллса мы спустились вниз, в неведомые недра существования земной жизни — и теперь смотрим на то, чего никогда не видел ни один человек. Дикий, буйный, страшный пейзаж — и как он все-таки манит глаз! Хочется смотреть, смотреть без конца, вбирая в себя как можно больше, заполняя каждую клеточку памяти.

Шлем Гуро повернулся к Соколу. С минуту охотник присматривался к товарищу. Сквозь толстое стекло Гуро видел мечтательное лицо Сокола. Геолог был настроен лирически. И иронический голос Гуро подействовал на него, как душ холодной воды.

— Кажется, один мой знакомый еще на Земле никак не мог оторваться от земных пейзажей. Едва слезы удерживал. А когда я сказал ему, что, по-моему, перед нами развернутся еще более интересные виды, он вскипел. Не помните ли вы такого случая? И кто был прав?..

— Ну, ладно. Правы были вы. Но я все-таки опять скажу: не поэтичная у вас душа. Душа сухаря, — полусердито ответил Сокол.

— Насчет души протестую, — заметил Василий. — Это устаревшая терминология. Факт! Душа, как говорится, это — пар. И больше ничего. Даже у самого лучшего поэта.

— Тогда у Бориса это даже не пар, а какой-то черный дым! — уже шутливо отозвался Сокол.

— Ладно, пусть будет дым, — спокойно согласился Гуро. — Но пойдем дальше. Нам нужно осмотреть все вокруг. Двигайтесь за мною!

Один за другим путники поднялись между большими, мокрыми еще от недавнего дождя скалами. Сочная листва папоротников с хрустом ломалась под ногами. Сапоги время от времени погружались в гнилую листву, устилавшую почву. Гуро внимательно приглядывался: ему очень хотелось показать товарищам что-нибудь вроде того потока насекомых, какой они с Николаем Петровичем встретили в первый раз. Но, по-видимому, это было и в условиях Венеры редкостным зрелищем. Правда, насекомых они все же увидели очень много. Даже испытали нападение тех самых летучих насекомых, что нападали только в тени и боялись света. Однако эти насекомые водились лишь в скалах ущелья. Выше, ближе к ровной поверхности, их уже не было: должно быть, здесь для них был слишком сух воздух; хотя вообще-то он был, как везде на Венере, насыщен влагой, словно в оранжерее.

Теперь Гуро двигался вперед быстрыми, но мерными шагами, все время держа наготове свою винтовку и внимательно поглядывая во все стороны. Он выбирал дорогу между кустами, иногда отламывая ветки и складывая из них на дороге кресты. Василий, который точно так же держал винтовку наготове, услышал его тихий голос:

— Нужно обеспечить себе возможность быстрого возвращения домой, чтоб не блуждать потом. Я очень рад, что нам ничто не препятствует, Вадим. Но странно, почему мы не видим ничего похожего на ваших юрских чудовищ? Куда они все подевались? Насколько я помню все предположения и ваши, и ваших товарищей геологов, — этих животных тут должно бы быть немало. А вы послушайте — тут даже тихо, если не принимать во внимание жужжанья насекомых…

Все прислушались: действительно, тихо. Ничего, кроме однообразного шелеста листвы, ровного дуновения ветра, качающего верхушки деревьев, и назойливого жужжания насекомых. Сокол задумчиво ответил:

— Не знаю… Может быть, население Венеры не любит дневного света и показывается лишь по ночам?..

Никто ничего не ответил ему. Ибо Гуро внезапно остановился и, сжимая винтовку, прислушался. Теперь услышали все: где-то вдали что-то гудело. Это напоминало гул самолета — мерный, ровный, на самых низких нотах. Гул постепенно усиливался, потом также постепенно начал утихать, и наконец, затих совсем. Казалось, что где-то справа пролетел и исчез большой многомоторный самолет. Гуро вопросительно, взглянул на спутников.

— Ну!

А так как все молчали, он двинулся дальше. Никто не мог дать объяснения странному звуку — первому сильному звуку природы Венеры.

Через несколько минут путешественники окончательно выбрались наверх. Среди леса поднималась высокая скала. Гуро решительно направился к ней. Василий сообразил: с этой скалы будет хорошо видно все вокруг.

Ожидания оправдались. Однако, ничего нового не увидели путники и со скалы. Те же самые необъятные леса, над которыми возносились горделивые верхушки араукарий и кипарисов. Да еще поблескивала вдали серебром река — широкая, светлая полоса среди зеленого моря зарослей. Гуро показал на нее:

— Сколько воды, а?

— И мы не можем использовать ее для безопасного обратного старта? — с сожалением сказал Сокол.

— Смотрите! — воскликнул Василий.

— Что? — перебросил винтовку к плечу Гуро.

Над рекой, далеко за лесом, что-то летело. Да, в воздухе, почти касаясь верхушек деревьев, медленно пролетало что-то странное. Казалось, можно было рассмотреть большие крылья, неподвижное длинное туловище. Но что именно — напрасно было и пытаться рассмотреть. Это одинаково мог быть и большой самолет, и чудовищный летучий дракон. Быстрым движением Гуро опустил винтовку и поднес к глазам бинокль. Но, чтобы смотреть сквозь окна шлема, нужно было хорошо приладить бинокль. Тем временем странная летучая вещь — или чудище — медленно опустилась ниже и исчезла за зарослями, — очевидно, у реки.

Гуро раздраженно кашлянул:

— Не успел. Что это было?

— Самолет, — сказал Василий.

— Летающий ящер, — возразил Сокол.

Но дискуссия, едва начавшись, внезапно оборвалась. Далеко внизу, с той стороны, откуда пришли сюда путешественники, тревожно прозвучали два коротких громких взрыва. Люди в скафандрах застыли. Неужели это… да, ничего иного не может быть. Это — взрывы. Это — сигналы опасности. Их подает Николай Петрович, который остался в ракете. Что случилось?

— Вниз, за мною, — скомандовал Гуро, перехватывая винтовку в другую руку.

Перепрыгивая через камни, ветви, ломая на своем пути жирные листья папоротников, едва замечая кресты из веток, которые положил перед этим Гуро, люди в скафандрах бежали вниз, назад, к ракете, куда их звали тревожные сигналы Николая Петровича.

Николай Петрович внимательно слушал все, о чем рассказывал ему Василий. Правда, экспансивный юноша, по-видимому, иногда просто забывал включать передатчик, собираясь рассказать о чем-нибудь Рындину. Бывало и так, что, внезапно спохватившись, Василий вспоминал про передатчик и включал его, уже начав говорить. Но Рындин понимал все. Больше того: он спокойно улыбался, отмечая такие проявления юношеской невнимательности. Возможно, Николай Петрович вспоминал, каким он сам был когда-то; может быть, что-нибудь другое припоминалось старому академику…

Так продолжалось до тех самых пор, пока путешественники в скафандрах не начали своего восхождения вверх, на скалы. Тогда Василий, окончательно увлеченный впечатлениями от необычайного путешествия, просто забыл о своем обещании аккуратно извещать Николая Петровича обо всем увиденном.

Николай Петрович еще раз усмехнулся и вздохнул. Какая это прекрасная пора жизни — юность!.. Время, когда все представляется совсем не таким, как потом, когда человек становится вполне зрелым, а особенно — когда начинает стареть. Время, когда человек мгновенно отзывается на все, что его окружает, что влияет на него…

Сильно болела голова. Резкий удар головой о пульт, когда ракетный корабль падал на Венеру, дал свои последствия. Николай Петрович уже не так молод, чтобы его организм не реагировал некоторое время на сотрясение. Беда, беда, он никак не рассчитывал столько времени оставаться в каюте…