— Давненько вас не видно было, Олег Аркадьевич. — И смысл, и тон слов Дорошиной были полны ядовитого ехидства. — С чего бы это? Или Ирина не пускает?

— Что вы имеете в виду? — прикинулся непонявшим Олег Аркадьевич. — А!.. Все это в прошлом. Было и быльем поросло. Порвал я с Ирой. Бесповоротно и на­всегда.

— С чего бы? — наигранно удивилась Полина Гав­риловна. — Столько лет... Так любили друг друга...

— А вот сейчас полюбил другую! — храбро выпалил Кругов.

— Ах вот как! — Дорошина согнала улыбку с лица. — И кого же?.. Впрочем, я все знаю! Знаю, что ты тут Тане моей названивал, приглашал в кафе, в кино. За­чем?.. Алик, ты это брось. Мой совет тебе — брось!

— Но почему? Я действительно полюбил вашу Таню. Всем сердцем! От всей души! Самозабвенно и трепетно!

— Не верю я тебе, Крутов! Ни одному твоему слову! Ты и Таню бросишь так же легко, как сейчас бросаешь Ирину.

— Ирина — роковая ошибка, мое счастье — только с Таней. Все, что было до — черновик, только сейчас я буду писать жизнь набело.

Полина Гавриловна умоляюще сложила руки.

— Алик, прошу тебя, оставь девочку в покое. Ну не­ужели это вся твоя благодарность за то, что я тебя кор­мила, поила, обстирывала? Ну, вспомни!.. А теперь ты решил за моей дочкой приударить. Только знай: пока я жива, этому не бывать!

Крутов смял недокуренную сигарету, зажал ее в ку­лаке.

— Зачем же так категорично, Полина Гавриловна? Может быть, спросим у самой Тани? Нынче вроде бы так принято. Она все-таки совершеннолетняя.

— А чего у нее спрашивать? — Голос Дорошиной вздрагивал и прерывался. — Я и так все наперед знаю. У тебя опыта много, ты умеешь с бабами обходиться. Любую можешь запросто охмурить. Только учти, Кру­тов: я про тебя все Тане расскажу!

Сальная усмешка пробежала по губам Крутова,

— Все будешь рассказывать, Поля?..

Полина Гавриловна вспыхнула, густая краска жгучего стыда разлилась по лицу. Вспомнила она, как охваченная неизъяснимой женской тоской, сама пришла к молодому, пригожему квартиранту. Пришла и юрк­нула к нему в постель... А теперь он сидит у нее в го­стиной, привольно развалясь в кресле, и глумливо ус­мехается.

Дорошина посмотрела на Крутова гневно и презри­тельно.

— Ну и сволочь же ты, Алик! Какая же ты дрянь! Все рассчитал, да? Все предусмотрел?

Крутое вскочил.

— Да пойми же, Поля, полюбил я твою дочь, по-настоящему полюбил! Может быть, первый раз в жизни!

Полина Гавриловна горько усмехнулась.

— Да не можешь ты любить по-настоящему, не мо­жешь! Ты же истаскался весь, как мартовский кот. Ты не мужик, Крутов, а так...— не нашла нужного слова,— счетовод. Сколько уже баб на твоем счету? Ну-ка, рас­скажи-похвастай! Если бы ты мог любить, ты бы Ирку не бросил, чем тебе не жена?

Крутов обессиленно опустился в кресло.

— Ну зачем ты меня обратно к Ирке толкаешь? Мне нужна настоящая любовь, я хочу жениться на чистой, порядочной девушке.

— Ишь чего захотел!

— Да, да, да! — снова вскочил Крутов. — Надоело мне жить со старыми бабами!.. — Последние слова он шваркнул прямо в лицо Дорошиной. И осекся... Понял, что хватил лишку.

Такого грубого оскорбления не смогла бы снести ни одна женщина. И без того выпуклые, базедовые глаза Дорошиной выкатились еще сильнее. Она подскочила к Олегу и вцепилась ему в волосы.

— Ах ты ж, дрянь голоштанная! Вон из моего дома, прощелыга! Чтоб духу твоего здесь не было!

— Она набросилась на меня, как разъяренная тиг­рица, — заканчивал свой рассказ Крутов. — Но не драться же в самом деле с женщиной... Я с трудом ото­рвал ее от себя. Оттолкнул...

— Что же было дальше? — бесстрастно спросила Соколова.

— Дальше?.. Ничего не было. Я встал и ушел. И даже дверью не хлопнул.

— Вы ушли, — повторила следователь, — В котором часу?

— Было без двадцати десять.

— Куда направились?

— Как куда? Домой, в общежитие. У меня там ком­ната.

— Допустим. А где вы были в тот вечер с одиннад­цати до двенадцати? Где провели ночь?

— Странный вопрос. Все там же, в общежитии.

— Ложь, Крутов! Вы явились в общежитие только в семь часов утра. Вот показания вахтера! Желаете ознакомиться? Так где вы провели ту ночь?

— Мне бы не хотелось отвечать на этот вопрос.

— Придется, Крутов.

— Но это касается женщины.

— Я жду, Крутов!

— Хорошо, скажу. Я был у Иры... у Ирины Пуховой.

— Но вы ведь порвали с ней. «Навсегда и беспо­воротно!» Так, кажется, вы говорили своей будущей теще?

— Порвал, но не совсем, — цинично ухмыльнулся Крутов.

Соколова помолчала, заглушая в себе чувство гадли­вости.

— Не пытайтесь ввести нас в заблуждение, Крутов! Мы проверим все ваши передвижения. Буквально по минутам. Повторяю вопрос: куда вы направились, выйдя от Дорошиной?

Крутов потер лоб, вспоминая.

— Я был очень расстроен. Я действительно люблю Таню, и вдруг такой прием. Я пошел в ресторан «Всполье», заказал ужин, двести граммов водки. Я про­сидел там до полдвенадцатого... Ирина живет непода­леку, я завалился к ней. С горя!.. Куранты били пол­ночь...

— Значит, вы пришли к Пуховой в двенадцать? — уточнила Майя Борисовна. — К этому времени Доро­шина была уже в безнадежном состоянии.

Тут Крутова прорвало. Торопясь и захлебываясь, ои зачастил беспорядочно, на грани истерики:

— Я не хотел... я не знал... Она на меня бросилась... я оттолкнул ее.:. Она упала... затылком об угол шкафа. Я испугался и убежал. Я не хотел, не хотел ее уби­вать! Это вышло случайно!

26

Работница совхозной конторы, объяснявшая Белухину, как найти студенческий стройотряд, подробно рас­сказала, куда ехать, где свернуть направо, где налево.

— Проедете километра три — сами увидите. Плакат там юморной. — Она прыснула, прикрыв рот ладош­кой.

День выдался погожий, настроение было хорошее, все складывалось удачно. Как ни захватывала Белухина оперативная работа в городе, а все же радостно было вырваться на деревенские просторы, проехать по проселочным дорогам, и не в наряде, где всегда кто-то над тобой старший, а в одиночку, и не на милицейской дежурке, а на «Волге», которую доверил ему сам майор Лихарев. «Пустите душу на поляну!» — твердил впол­голоса Николай, всматриваясь в окружающее, узнавая приметы, названные смешливой конторщицей. Вот про­мелькнул красавец-дуб с пышной желтеющей кроной, вот уже позади школьная спортплощадка... Вроде бы пора показаться студенческой новостройке.

«Надо есть часто. Но много!» — аршинные буквы Ни­колай увидел издалека. Плакат был укреплен на двух высоких жердях, подпирающих навес. Под навесом — длинный дощатый стол, скамьи с обеих сторон. Рядом у дровяной плиты куховарят две девушки — все, как на обычном полевом стане, кроме разве что надписи.

Белухин подрулил по траве прямо к столовой-кухне, бойко поздоровался:

— Привет труженикам общепита! — Шумно втянул носом воздух. — Ух, и вкусно у вас пахнет! За кило­метр слышно.

Польщенные стряпухи заулыбались.

— Наконец-то нашелся истинный ценитель. А нашим ничем не угодишь: то недосолено, то переперчено. При­саживайтесь, скоро обедать будем.

— Спасибо, девчата, с преогромным удовольствием, но — в другой раз. Мне бы Таню Дорошину. Очень надо видеть. По делу.

— Если по делу — позовем. Валя, сходишь? Девушка с короткой челкой вприпрыжку побежала к

деревьям, за которыми вырисовывались контуры строя­щейся фермы.

— Это недалеко, — сообщила оставшаяся. — Ску­чать вам долго не придется.

И действительно — немного погодя Николай увидел невысокую стройную девушку в рабочем комбинезоне. Она быстро шла через поле, стягивая на ходу косынку и поправляя волосы.

— Здравствуйте! Это вы меня спрашивали? Простите за вид, я прямо с работы...

Девушка-березка, она еще извиняется! Распахнуто-доверчивый взгляд, прелестное лицо, готовое мгновенно расцвести улыбкой, как только она узнает что-то радо­стное. Но сейчас выражение лица у Тани тревожное, ее явно мучают дурные предчувствия.