— Мы бесплодны? — спросил я своего Вергилия, откусывая кусок эскимо малинового цвета, которое ломило зубы холодом.

Петр Иванович кивнул головой:

— В биологическом смысле, да. Во всяком случаи дети здесь не рождаются. И нет большинства из того нематериального, что есть у человека на Земле.

— Чего же?

— Много чего. Например, нет работы как средства существования.

— Но вы же только что были на работе, встречали субстанции с Земли?

— Это только мое хобби. В раю трудно себя занять чем-то полезным для общества.

— Вы сказали, что здесь есть интернет. Значит, можно и связаться с Землей?

— Нельзя. Можно открыть любой земной сайт, можно связаться с любым местным сайтом, но вот обратной связи с Землей нет.

— Почему?

Петр Иванович развел руками:

— Очевидно, так было задумано. Не спрашивайте — кем. Здесь много странного для землянина. Мы даже не знаем, в какой точке пространства находится наш «рай». Параллельный мир, наверное.

— А мы сами — что-то вроде привидений?

— Похоже. Поплаваем или будем пировать?

— Пировать.

— Тогда пошли в шатер.

Я уже не удивлялся, когда в шатре обнаружился все, что принято ассоциировать с попойками почтенных патрициев Древнего Рима. Несколько низких лежанок с подлокотниками, такой же низенький, но громадный по габаритам стол, весь заставленный многочисленными яствами (назвать это просто едой было бы кощунством). В центре стола бил фонтан, изображающий собой писающего мальчика. И в диссонанс к ним в углу шатра стоял …компьютерный стол, правда, тоже изящной работы, на котором небрежно валялись большой ноутбук и беспроводная мышь.

— Извините, Петр Иванович, за глупый вопрос новичка, но как все это мы станем есть и пить, если мы …нематериальны?

— Объясняю. Еда и питье, совершенно очевидно, тоже не материальны. Как и то эскимо, которым мы только полакомились. Видимый, осязательный и вкусовой фантом, создающийся нашим воображением. Но если вы хоть раз в жизни попробовали, допустим, виноград — он отщипнул виноградинку от большой грозди — то у вас в голове остались воспоминания о вкусе винограда. Что и будет воспроизведено, когда вы отправите ее в рот.

Он подкинул виноградинку и ловко поймал ее ртом.

— Черт побери, изабелла, — поморщился мой Вергилий — Я родился в селе, где каждый дом был оплетен этот изабеллой. И воображение мне подсунуло, по умолчанию, как говорят компьютерщики, именно изабеллу. Нужно было запрограммировать себя, что я хочу «Лидию».

Он отщипнул еще виноградинку:

— Ну вот, другое дело. «Лидия».

— А предположим, Петр Иванович, что я никогда в жизни не ел виноград. Тогда что?

— Тогда рай сформирует фантом за вас, только и всего.

— Ну, хорошо, с этим понятно. А как я могу, пардон, набраться градусов от этой выпивки? — я показал на большой кувшин. — Ведь это, как-никак, биологический процесс, когда кровь насыщается алкоголем.

— Э, товарищ писатель, разве вы не знаете, что патриции пили сухое вино, разбавленное водой? Не крепче современного пива.

— Но я…

— Ладно, я пошутил, — добродушно рассмеялся Иванов. — «Нажраться» можно так же, как и наесться — достаточно захотеть почувствовать себя пьяным. Но у нас здесь в раю и свое преимущество — «протрезветь» можно буквально за секунду.

— А допустим, я хочу выпить водки?

— Она уже на столе.

— Где?

— Где-то здесь. Господь или Сверхцивилизация, которые создали этот рай, все продумали. Ничто не материализуется прямо у вас в руках, если этого не требуется. Иначе бы это раздражало. Предмет появляется как бы незаметно. Наверное, ваша «Столичная» стоит вот за той аппетитной на вид бараньей тушей.

И действительно, водка стояла там. Внешне — вполне реальная бутылка «Столичной» с новомодной завинчивающейся пробкой. Я разлил ее по донышкам кубков, стоящих перед нами.

— Ну, за встречу?

— За встречу и за дружбу, — откликнулся Петр Иванович. — И давайте перейдем на ты. Согласны?

— Согласен.

— Только я превращу свою водку в ракию, болгарскую фруктовую водку. Так мне привычнее.

Подмигнув мне, он жестами фокусника сделал нарочитые пассы над своим кубком, принюхался и удовлетворенно крякнул:

— Ну, будем!

— Будем вечно жить?

— Вечно.

Мы чокнулись.

Выпил я много, хоть и «заказал» сам себе среднюю стадию опьянения. В голове привычно зашумело, но вот настроение, напротив, стало падать. Я впервые стал задумываться о случившемся. Господи, Я — МЕРТВЫЙ. Где-то там, на Земле мое голое тело лежит на столе или полу, и какая-нибудь соседская бабка, давно привыкшая к подобной работе, обмывает его перед тем, как МЕНЯ оденут в лучший костюм и положат в гроб. А послезавтра отвезут на кладбище в стареньком автобусе-катафалке еще советских времен. И все будут плакать — кто искренне, а кто тайком размазывая по лицу обслюнявленный палец. Друган-писатель толкнет проникновенную речь над гробом и все с ним согласятся, терпеливо ожидая, когда закончится эта неприятная церемония и их пригласят на поминки. Еще через час они напьются и начнут рассказывать скабрезные анекдоты, убеждая друг друга, что покойный любил соленые шутки. А жена в черной косынке будет уже думать не обо мне, а о том, хватит ли водки и закуски на всю эту ораву.

Тут я вспомнил: а ведь в раю есть интернет. Хоть и односторонний, но должна ведь хоть одна сволочь написать обо мне некролог? Я пошел к столику с ноутбуком.

— Не торопись, Коля, — угадал мои мысли Петр, — некролог о тебе еще не написан. А возможно, он и не появится вовсе.

— С чего ты решил? — обиделся я.

— Если честно, то я не читал ни одной твоей книги. Может быть, Господь или Сверхцивилизация поместила тебя здесь по каким-то другим признакам?

— Это по каким же? — рассвирепел я.

— Не кипятись. Ну, по еще нераскрытым твоим талантам. Например, станешь здесь великим физиком или философом. Откуда мне знать? У тебя ведь впереди вечность.

Мне стало смешно. И, действительно, с чего я решил, что меня забрали «наверх» — лишь одного из каждой тысячи землян — из-за моих литературных «шедевров»? Средней паршивости повестушки.

— Давай еще выпьем, Петя.

— Давай. Только я хочу показать тебе еще один фокус.

— Валяй.

— Еще раз поздороваемся, — он протянул мне руку.

Я удивленно протянул свою ладонь.

— Ничего не чувствуешь?

— Ничего. Рука как рука. Горя…, — споткнулся я на полуслове — ГОРЯЧАЯ! Так ты меня обманул? Мы из плоти и крови?! Так?

Петр покачал головой:

— Нет, мы — информационно-энергетические субстанции, как я тебе объяснил сразу. Ты ведь проткнул мою ладонь насквозь?

— Проткнул. Значит, это был все-таки гипноз?!

— Ничего подобного. Увы. Просто я живу в раю полвека и умею в определенных границах управлять и своим энергетическим полем, и твоим. В первый раз я его ослабил, чтобы ты сразу убедился, что мертвый, а сейчас восстановил. В том числе, и твои дактильные ощущения.

— Чем же мы отличаемся от людей в подобном случае?

— Если одним словом, Коля, то ВСЕМ. Ты это вскоре поймешь.

Отягощенные спиртным, мы вышли подышать на берег моря. Петр, в очередной раз улыбнувшись, сказал:

— Мне кажется, Коля, что море без островов выглядит как-то тоскливо. Давай создадим здесь несколько романтичных островов.

— Давай!

Острова тут же появились. Один, громадный, со средневековым замком на горе — в двух сотнях метров от берега, еще три — у линии горизонта. На башнях замка, как в детском фильме, развевались разноцветные флаги, но не было сомнений, что он реален, по крайней мере, выглядит таковым в моих глазах.

Петр, уже не вызывая у меня удивления, оттолкнулся от песка и легко взмыл вверх на полсотни метров, видимо, чтобы критично осмотреть созданный им пейзаж. А затем чуть-чуть передвинул острова на этой волшебной картине и плавно опустился на берег.