Англия. Конец лета 1388 года.

В покоях, где лежала роженица, было удушающе жарко.

Духота навалилась с самого утра, проникая сквозь темные занавеси, которыми были задрапированы окна замка, и смешиваясь с жаром очага, где всю ночь кипела вода.

Джейн подошла к окну и, с тоской подставив лицо лучам солнца, глотнула свежего воздуха. Может быть, позже получится улизнуть и прокатиться верхом.

— Джейн!

Она торопливо задернула занавесь.

— Да? — Сколько раз матери пришлось звать ее, прежде чем она услышала?

— Схватка прошла. Принеси Солей попить.

Джейн зачерпнула из таза, стоявшего в углу, холодной воды. Жаль, что она не умеет угадывать желания сестры так же чутко, как ее мать. Другие женщины словно обладали врожденным инстинктом, который подсказывал им, что делать, а она…

— Джейн!

Попугай сестры, взъерошив зеленые перья, затоптался на жердочке.

— Джейн! — проскрипел он снова, будто бы с укоризной.

Она повернулась к постели, где лежала сестра с животом огромным, будто гора. Схватки, накатывая волнами, терзали ее всю ночь напролет. С каждым разом промежуток между ними становился все короче, и Солей не успевала оправиться. Ее длинные черные волосы слиплись от пота, темно-лиловые глаза покраснели.

В дверях появился Джастин, ее супруг.

— Как она? Я могу чем-то помочь?

Превозмогая слабость, Солей повела рукой.

— Кыш. Не смотри на меня сейчас.

Ее мать подтолкнула его за порог.

— Ступай. Поиграй с братом в шахматы.

Он не двинулся с места.

— Оно всегда так бывает? — расслышала Джейн его встревоженный шепот.

— Первые роды всегда тяжелые, — не понижая голоса, ответила мать. — Помню, когда я рожала Солей, стояла самая короткая ночь в году, но мне она показалась вечностью.

Эта история ничуть его не утешила.

— Но она мучается столько часов.

— И промучается еще столько же, поверь. Такова женская доля. Если хочешь сделать что-то полезное, сходи разбуди повитуху. — Тронув его за рукав, она еле слышно прибавила: — И помолись Богородице.

Он вышел. Джейн невольно дернулась следом, но остановила себя. Он мужчина, а значит волен поступать по своему усмотрению. В отличие от нее. Она тоже хотела иметь право выбора — сходить ли за повитухой, поиграть в шахматы или, может, пролистать судебные бумаги Джастина, чем он иногда разрешал ей заниматься.

Она хотела быть где угодно, только не здесь.

— Джейн! Где вода?

Вздрогнув, она подошла к кровати и протянула плошку с водой. Сестра, от усталости не открывая глаз, на ощупь потянулась за ней, их руки столкнулись, и вся вода пролилась на постель. Солей тихо вскрикнула от неожиданности.

— Нет, ты погляди на нее! — рассердилась мать и обеспокоенно склонилась над старшей дочерью.

И Джейн поняла, что опять выставила себя совершенно никчемной.

— Погляди! — заверещал попугай. — Погляди!

— Утихни, — шикнула на него Джейн.

Она взялась вытирать простыни и нечаянно задела раздутый живот роженицы. Мать отобрала у нее полотенце и сама аккуратно промокнула воду.

— Лежи, Солей. Отдыхай. Все будет хорошо.

— Оно всегда так бывает? — шепотом спросила Джейн, забирая у матери мокрое полотенце.

— Нет. Ребенок торопится появиться на свет раньше времени, — шепнула она в ответ.

Не зная, чем еще заняться, чтобы опять не напортачить, Джейн направилась к двери, мечтая хоть ненадолго вырваться из тюрьмы родильных покоев.

— Я принесу свежие полотенца.

— Не уходи, — послышался голос Солей. — Спой для меня.

Метнув на младшую дочь предостерегающий взгляд, мать вышла в коридор за служанкой.

А Джейн, присев на краешек постели, запела. Увы, первые же ноты Sumer is icumen in застряли у нее в горле, и она понуро опустила голову.

— Видишь, даже петь у меня не получается.

— Ерунда. Мне приятно уже оттого, что моя маленькая сестричка рядом.

Пальцы Солей — тонкие, белые, изящные — переплелись с ее собственными, короткими и неуклюжими. Даже не верится, что эта красавица — ее родная сестра. Солей была такая женственная, такая грациозная, всегда приветливая.

Полная ее противоположность.

Джейн уныло посмотрела на свои широкие, обветренные ладони. Сегодня они не были перемазаны грязью и не пахли лошадиным потом лишь потому, что повитуха заставила ее вымыть руки, прежде чем допустить к роженице.

Она сочувственно сжала пальцы сестры.

— Тебе очень больно?

— Терпимо. — Солей слабо улыбнулась. — Но, боюсь, своего нареченного тебе придется встречать без меня.

Своего нареченного. Чужого человека, к которому ее привяжут на всю жизнь. Она и забыла, что он приезжает меньше чем через месяц. Точнее, пыталась забыть.

— Я не хочу замуж. — Она не такая, как ее сестра и мать. Быть женственной — чего, несомненно, потребует от нее муж — было для нее так же тягостно, как для других учить латынь.

— Я знаю. — Сестра ободряюще погладила ее по руке. — Но тебе уже семнадцать. Время давно пришло.

Джейн насупилась, и Солей шутливо ущипнула ее за выпяченную нижнюю губу.

— Вы только посмотрите на эти надутые губки. Хватит места, чтобы села птичка, и еще останется. — Она вздохнула. — Согласись хотя бы познакомиться с ним. Джастин предупредил его, что ты…

Не такая, как все.

— И о том, что я хочу путешествовать по миру, о том, что знаю латынь — тоже?

— Он торговец, а значит у тебя будет больше свободы, чем у дворянских жен. Кроме того, не исключено, — ее губы дрогнули в лукавой улыбке, — что после свадьбы у тебя появятся новые интересы.

— Ты уже говорила. — Можно подумать, брак волшебным образом преобразит ее.

— Обещаю, если он тебе не приглянется, мы не будем настаивать. Просто мы с Джастином так счастливы вместе. Нам хочется, чтобы и ты нашла свое счастье.

Джейн прижала ее ладонь к своей щеке.

— Я знаю. — Несбыточное желание. Сестра не понимает, что ей ни в жизнь не стать такой, как она.

Солей пригладила ее светлые волосы, короткие и растрепанные.

— Но умоляю тебя, не стригись больше так коротко. Мужчинам нравятся длинные волосы, а твои… — Ее лицо напряженно застыло. — Из меня что-то течет. Я вся… Я вся мокрая там, внизу.

На миг Джейн будто окаменела, а потом рванулась к двери.

— Мама!

Мать, сонная повитуха и служанка с полотенцами подмышкой уже поднимались по лестнице. Услышав ее вопль, они со всех ног бросились в комнату.

Повитуха тронула лоб роженицы.

— Сколько схваток прошло, пока меня не было?

Джейн виновато опустила глаза. Ее посадили здесь специально для того, чтобы она считала схватки.

— Не знаю.

Повитуха отбросила покрывало. Простыни под Солей были насквозь мокрые, и то была не пролитая вода.

То была кровь.

— Мама! — вскрикнула Джейн ошарашенно. — Гляди!

— Гляди! — проскрежетал из своего угла попугай. — Гляди! — И забился крыльями о прутья клетки, словно хотел улететь да не мог.

— Я вижу, Джейн, — с нажимом произнесла мать.

Глаза Солей округлились.

— Мама, что со мной?

— Ш-ш, тише, все будет хорошо. — Мать поцеловала ее в лоб.

Джейн в панике отшатнулась. Как они могут сохранять такое спокойствие? Откуда они знают, что нужно делать? Солей вот-вот отдаст богу душу, а она, беспомощная и бесполезная, ничем не сможет помочь.

«Я так больше не могу», — застучало у нее в голове. — «Не могу, и все».

И в момент, когда сестра пронзительно закричала от боли, Джейн не выдержала и бросилась вон. Крики преследовали ее по пятам, пока она бежала по лестнице в свою комнату, пока сбрасывала платье и, туго перевязав груди, переодевалась в шоссы, тунику и плащ.

Казалось, крики не прекратятся никогда.

Она выбежала за ворота замка и понеслась прочь, а крики все летели за нею следом, подгоняя ее вперед, наслаиваясь друг на друга, такие же страшные и отчаянные, как та неумолимость, с которой ребенок рвался наружу из чрева ее сестры.