— Так что, договорились? — спросил Ван.

— О, Ван, вот так просто?

— Ты хочешь еще подумать?

— Нет. — Но она сказала не всю правду, потому что на самом деле ей нужно было все взвесить, решить, как Терри может отнестись к этому и как его опасное открытие повлияет на их дальнейшую жизнь. Облегчит ли это дело или усложнит его?

Но она не могла ничего решить и колебаться тоже больше не могла.

— Это просто чудесно, Ван. Ты обо всем подумал и так хорошо все устроил!

Ван снова рассмеялся, но Гвинет почувствовала, что он очень польщен.

— Больше не о чем волноваться, милая?

— Не о чем, — твердо сказала Гвинет и поцеловала его.

Позднее, уже лежа в кровати и обдумывая события этого вечера, она решила, что волноваться действительно не о чем.

Может, человек просто привыкает жить на вулкане, а может, немедленная угроза миновала и это принесло облегчение, но, как бы то ни было, Гвинет расслабилась и спокойно лежала, прислушиваясь к мерному дыханию мужа. Ситуация уже не казалась ей столь угрожающей.

Тоби, по крайней мере, теперь останется с ней. Ван решился на это ради нее, но и малыш сыграл свою роль, как надеялась Гвинет.

Терри, без сомнения, догадался насчет ребенка, и вряд ли что-нибудь могло разубедить его. Но с другой стороны, ему придется молчать, иначе он и сам все потеряет. Гвинет полностью в его власти, и он, конечно, может навредить ей, но только в отместку, если она сама попытается нарушить его планы.

Но ей не в чем было упрекнуть себя. Паула просто не захотела ее слушать.

Гвинет уверяла себя, что сделала все, что могла. Если отказаться от намерения выложить все начистоту и тем самым разрушить счастье Вана, Тоби и свое собственное, больше ничего и нельзя поделать. Теперь Пауле придется разбираться во всем самой. Гвинет оставалось только не упускать девушку из виду, чтобы в случае крайней необходимости уберечь ее от совсем уж глупых поступков.

Гвинет припомнила слова Терри о том, что он собирается жениться на Пауле. В тот момент она не придала им особого значения, но теперь поглядела на это более серьезно.

Он сказал, что та омерзительная особа умерла. Гвинет с содроганием подумала, какой ужасный конец, должно быть, ожидал несчастную, ведь Терри был не из тех, кто мог поддержать женщину в подобных обстоятельствах.

И вот теперь он свободен, и горестная правда заключалась в том, что к Пауле его влекло не столько ее обаяние, сколько ее деньги. Может, хоть это удержит его рядом с ней и оградит девушку от его эгоизма?

Гвинет не без содрогания подумала о том, что Паула действительно может выйти замуж за Терри, но ведь иногда негодяи становятся честными только потому, что за это хорошо платят. Может, и Терри не станет исключением. Конечно, со временем Паула поймет, что он не совсем такой, каким она его представляла, но ей не придется узнать всей глубины его омерзительной натуры.

Кроме того, Терри может решить не снимать с ее глаз розовых очков, и тогда она так и не увидит его истинного лица.

«Пытаюсь убедить себя в том, что чудеса случаются, — виновато подумала Гвинет. — Но может такое произойти, может! Господи, помоги нам всем!»

С этой мыслью она провалилась в сон, абсолютно уверенная, что худшее позади.

Как ни странно, за завтраком Тоби неожиданно спросил:

— Когда мне надо будет ехать?

— Куда ехать, милый? — Гвинет как раз наливала ему молоко, а Ван был погружен в утреннюю почту.

— Отсюда. Назад туда.

Гвинет стало грустно оттого, что малыш не знает слова «дом». Но потом она подумала, что в будущем он научится этому слову и его домом станет ее дом.

— Хотелось бы тебе остаться тут на долгое-долгое время?

— С тобой?

— Да.

— И с мистером Ваном?

— Да, — засмеялась Гвинет.

Тоби уставился в тарелку с кашей, и она с тревогой наблюдала за ним. К своему ужасу, она увидела, как две большие слезинки скатились по розовым щечкам. Гвинет не могла припомнить случая, когда Тоби плакал, даже во время пожара он оставался абсолютно спокойным, и это зрелище потрясло ее. Она обняла ребенка со словами:

— Что такое, милый?

— Мне совсем не хочется уезжать, — всхлипывал он. — Опять будет белое мыло, и никакого шоколадного печенья, и я больше никогда не увижу ни тебя, ни мистера Вана.

— О, Тоби, дорогой мой! — Гвинет была тронута до глубины души, несмотря на то что стояла третьей в списке. — Тебе не придется уезжать. Обещаю. Мы оставим тебя навсегда.

— Правда?

— Конечно. Ты нам нужен.

Мальчик обернулся и поглядел на Вана, который отложил свои занятия и теперь со смешанными чувствами наблюдал за этой сценой.

Вдруг Тоби слез со стула и подбежал к нему. Как ни странно, малыш всегда интуитивно чувствовал, что последнее слово за Ваном.

— Тебе я тоже нужен? — с тревогой спросил он, и Ван взял его на руки и поцеловал с той же страстью, что и Гвинет.

— Я не расстанусь с тобой даже за все зеленое мыло и шоколадное печенье на свете!

Так вопрос был улажен, и Ван решил съездить в «Грейстоунз» повидать Келлаби, но Гвинет сказала:

— Я тоже поеду, Ван. Миссис Келлаби была так мила со мной, я хочу, чтобы она узнала, как все хорошо устроилось.

Итак, они вдвоем отправились в путь, и, хотя на улице было морозно, намного холоднее, чем во время их прежних поездок в приют, Гвинет было жарко. И это тепло шло изнутри и не имело ни малейшего отношения к прекрасному меховому манто, красовавшемуся у нее на плечах.

— Я знала, что так и будет, — заявила миссис Келлаби. — И если бы у нас не было на руках еще девяноста пяти воспитанников, мне самой было бы трудно расстаться с Тоби.

— Он очень милый и хороший ребенок, — добавил доктор Келлаби. — И из хорошей семьи, по крайней мере со стороны матери — точно. Я знаю это наверняка.

— Правда? Ван не выразил слишком большого интереса.

— Правда? — словно эхо повторила Гвинет и похолодела с ног до головы.

— Абсолютно уверен. Конечно, мне не известны все обстоятельства этого дела, но история стара как мир. Насколько я понял, девушка была очень молода и неопытна и какой-то мерзавец воспользовался этим. Ее мать привезла сюда Тоби. Должен заметить, весьма необычная женщина эта леди. Как сейчас помню, она была само обаяние, но какая-то неприятная. Абсолютно бессердечная особа.

Гвинет потеряла дар речи. Она была не в силах остановить Келлаби и не могла вставить свои комментарии. И тут, как в страшном сне, от которого никак не пробудиться, она услышала продолжение:

— Боюсь, записи крайне скудны, дело-то весьма загадочное. Но, полагаю, раз уж вы собираетесь оставить Тоби, то захотите прочитать хоть это.

Он уже встал и начал было открывать сейф, но тут вмешался Ван:

— Постойте, Келлаби. Я бы предпочел не видеть их. Не знаю, как на это посмотрит моя жена, но лично я считаю, что чем меньше мы знаем о прошлом Тоби и о его родственниках, тем больше нам будет казаться, что он наш собственный. А ты как думаешь, Гвен?

Гвинет почувствовала себя человеком, которому в самый последний момент отменили смертный приговор, и с огромным усилием, может, с немного излишней страстью заговорила:

— Я полностью согласна. Я… мне кажется, что Тоби — наш. Не хотелось бы знать, что у него есть кто-то еще. Мы вырастим его как собственного. По правде говоря, мне хочется, чтобы он считал нас мамой и папой. А тебе, Ван?

Гвинет понимала, что выпалила все это слишком поспешно, но Ван, казалось, ничего не заметил.

— Да, — согласился он. — У меня те же чувства. Думаю, на этом и остановимся.

— Не многие усыновители поступают так же, — улыбнулся доктор Келлаби, — но такое и раньше случалось. Если вы спросите меня, то я скажу, что это, скорее всего, наиболее разумный подход.

— Я в этом абсолютно уверен. — Ван был тверд в своем решении. Гвинет никак не могла поверить в такую удачу и с облегчением поняла, что она счастливо миновала последний опасный рубеж.