Примерно в три часа дня по местному времени — а оно совпадало теперь с московским — в ижевском аэропорту, почти заброшенном и принимающем хорошо, если пару рейсов в день — приземлился Як-42, относящейся к государственной авиакомпании Россия. Этим рейсом — в город прибыла группа опытных сотрудников Центрального аппарата ФСБ, специалистов по борьбе с терроризмом. Когда несколько машин — мчались по направлению к городу, начальник УФСБ по Удмуртской Республике, генерал Василий Вдовин орал на подчиненных. Он занимал этот пост уже два месяца, но при этом совершенно не владел оперативной обстановкой в республике, знания и опыт заменяя угрозами и матом. Генерал Вдовин был жертвой последних мер по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти: теперь, чтобы не обрастать коррупционными связями, чиновник не мог занимать один и тот же пост более пяти лет, а сотрудник правоохранительных органов — более трех, причем для офицеров высокого ранга предпочтительным было перемещение в другой, незнакомый регион. В результате — не стало людей, работающих на своем месте всю жизнь и знающих работу во всех ее тонкостях и аспектах, органы наполнились теми, кого во времена оные клеймили на партийных собраниях и называли «летунами». Нахождение на должности начальника ГУВД, министра внутренних дел региона, начальника УФСБ человека, который не знает, как улицы в городе называются (потому что на машине с работы — на работу возят) — стало нормой. Причем, что самое удивительное — коррупция не уменьшилась, брать стали еще лише, спеша урвать, пока есть возможность, а обещания часто не выполняли, особенно перед переводом. Вот так и жили…

Старший опер отдела по борьбе с экстремизмом и терроризмом Дмитрий Башлыков, взмыленный, уставший, совершенно не готовый к авральной работе и потерявшей за последние двадцать четыре часа все представления о происходящем — с визгом развернулся, припарковал свою КИА у высотки Удмуртгражданпроекта.

По покрошившимся ступенькам стадиона он буквально взлетел, пробежал к старым, еще с советских времен оставшимся дверям, пробежал коридорами. Толкнул массивную дверь — за ней был само стрельбище, оно почти пустовало — но двое на огневом рубеже все же были. Один — как раз тот, кто нужен. На столе — лежало оружие. Много.

Опер резко схватил одного из стрелков за рукав, дернул на себя. Тот обернулся.

— Ты что, охренел в атаке?

Опер задохнулся от возмущения.

— Это я тебя должен спросить, ты совсем охренел, или как. С Москвы комиссия прилетела, а ты тут бабахингом занимаешься! Твою мать!

— Ты мою мать не приплетай!

Стрелок выразительно посмотрел на руку, опер вынужден был отпустить его.

— Ты Галлямова помнишь? Он у вас оперативную тактику вел?

— И чо?

— Через плечо. Значит, слышал. Оперативная беспомощность — рукоблудием не лечится, курсанты. Напомнить?

Опер отвернулся.

— Проехали.

В этот момент, второй стрелок на рубеже шарахнул из короткого Вепря и так, что оба подпрыгнули.

— Э… Может, скажешь своему, пусть покурит, а?

— Ага. А бабло ты ему компенсируешь? Дерете тут по три шкуры.

Опер выразительно показал глазами.

— Да не переживай ты. Он в наушниках. И нам — пользительно.

Стрелок — в свою очередь показал глазами свое. Могли слушать — но близких выстрелов двенадцатого калибра в помещении не могли выдержать ни уши слухачей, ни сама аппаратура.

— Ладно. Короче — дело такое. Скажи всем своим — пусть залягут на дно или из города съ…тся и не отсвечивают здесь. Из Москвы комиссия, жесть будет. Как только можно будет — я скажу. Но пока — не усугубляй.

— Можно — чего?

— Ну… вернуться. Чего тупишь!?

— А… А я думал — дышать.

Опер покраснел — но стрелок стоял так же невозмутимо.

— Степаныч, ты чего? Мы все под ножом ходим, хоть ты то не усугубляй. Если твои архаровцы в городе шорох наводить будут — всем пи…ц, никто не прикроет.

— Нормально. А эти шорох навели? За тех ребят, что на теплоходе — отвечать кто будет?

Опер обреченно посмотрел на стрелка.

— На рожон значит, прешь?

— Нет. Правды ищу. Помнишь еще, что это?

Департамент по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом. Это как департамент по отлову кошачьих. Кошек, тигров — неважно. Ежу понятно — что дуть дела на «русских фошиздов», искать крамолу в неосторожных высказываниях — куда проще, чем вести оперативную работу, пресекать террористические группировки, предотвращать террористические проявления c их исключительной общественной опасностью. Вахи — они того и подорваться при задержании могут и семье отомстить — случаи бывали.

Оба стрелка — и тот, который стрелял и тот, который слушал — состояли как раз на связи у Башлыкова. Были его агентами, призванными освещать радикально — националистическую среду. Башлыков писал отчеты, приглашал на беседы, выписывал предостережения, деньги, предназначенные на оперативные расходы то есть для оплаты агентов забирал себе… в общем все конкретно. Начальство тоже было довольно — никаких диких фашиков с резонансными выходками в городе не было. А то, что ребята стрелять учатся — ничего противозаконного нет, извольте убедиться. И по оперативной работе чисто — вот агентурные дела, вот данные контроля по всем группировкам, вот планы оперативной работы, вот рапорты со справками, вот даже дела возбужденные… и тихо через некоторое время закрытые… все подшито, как положено.

Дела есть, а толка нет. Это типичная картина жизни правоохранительных органов последнего времени. Правда, не всегда это в минус идет.

— Да пошел ты…

— Уже не пойду, Дима. Некуда нам идти, до Волги уже отступили. Если ты все что мог прочапить — прочапил — город нам придется защищать.

— Прочапил? — не понял опер.

— Слово есть такое. Русское, народное, степное, хороводное. Мне так бабушка говорила, когда я стакан молока на себя опрокидывал. Или тарелку с кашей. Такие слова знать надо… это корни наши. Иные — не в бровь, а в глаз. Обдал, например — знаешь, кто это? Это дурак и лентяй в одном флаконе. Как думаешь — про кого сейчас я?

Опер какое-то время пыжился что-то сказать. Но так ничего и не сказал — просто махнул рукой, как-то обреченно и тронулся на выход.

— Найдем что — тебе на трубу отзвоню. Беспредела не будет! — крикнул ему в спину стрелок.

Когда опер вышел — стрелок посмотрел на второго стрелка, того, что с коротким Вепрем. Свином — как любовно его называли, этот основной гладкоствольный карабин русских боевых стрелков.

— Ну, что думаешь?

Стрелок снял «уши», наушники. Это были специальные, активные стрелковые наушники для соревнований IPSC — они глушили звуки выстрелов, но давали возможность слышать человеческую речь и любые другие звуки до восьмидесяти децибелов. Опер этого не знал — потому что стрельбой мало интересовался. Его оружием был ноутбук, с его помощью он собирался выявлять и задерживать экстремистов и террористов.

— Обдал и есть — коротко сказал второй стрелок, выше по росту первого, лет тридцати с чем-то — идиот конченый.

— Но идиот полезный, как говорил товарищ Ленин — ладно, доставай. Раз уж приехали — опробуем.

Второй стрелок — из стрелковой сумки достал что-то, напоминающее отрезок трубы, покрашенный черной, жаропрочной краской. Размером он был поменьше автомобильного глушителя, круглый. Впереди — отрезок трубы с выемками, торчащий посередине — как на американских ультракоротких помповых ружьях для выбивания дверей.

Поморщившись — горячо! — он свернул нештатный ДТК со своего короткого Вепря, навернул на это место ту самую трубу. Передал оружие первому. С передней рукояткой, коллиматором Eotech, фонарем и этой трубой на стволе — оружие выглядело по-настоящему угрожающе.

— Что фонарем, что лазером пользоваться нельзя — сразу заметил первый стрелок.

— Ага. Хорошо, что коллиматором можно. Еще патроны нужны нормальные, с твердой дробью а не свинцом, иначе чистить зае… Ну и баланс не самый лучший, привыкнуть надо. Но ты прикинь, как стреляет.