Они обвенчались в июне 1850 года. Медовый месяц молодые провели в имении баронессы Бистром. Но как! Николай Иванович долгие часы выстаивал у походного операционного стола, оперировал, а ему ассистировала молодая жена – Александра Антоновна.
Семейная жизнь не стояла для Пирогова на первом месте, потому что это первое место на протяжении всей его жизни прочно занимала работа. Все шло по-прежнему: он разработал методику использования гипса в хирургии, создал атлас «Иллюстрированная топографическая анатомия распилов, проведенных в трех направлениях через замороженное человеческое тело», руководил кафедрой, занимался в Анатомическом институте, лечил в клинике тысячи больных, оперировал, конструировал и выпускал медицинские инструменты, писал книги и статьи. Но теперь у него был прочный тыл – семья, в которой его любили, понимали и заботились о нем.
Когда в 1853 году началась Крымская война, Пирогов счел своим гражданским долгом отправиться в Севастополь и добился назначения в действующую армию. За время обороны Севастополя им было сделано более 5000 операций.
В те трудные военные дни Николай Иванович проявил себя великолепным организатором. Он предложил делить раненых на пять категорий: «безнадежные и смертельно раненые; тяжело и опасно раненые, требующие безотлагательной помощи; тяжело раненые, требующие также неотлагательного, но более предохранительного пособия; раненые, для которых непосредственное хирургическое пособие необходимо только для того, чтобы сделать возможною транспортировку; и, наконец, легко раненые, или такие, у которых первое пособие ограничивается наложением легкой перевязки или извлечением поверхностно сидящей пули».
Сам Пирогов потом вспоминал: «Я убежден из опыта, что к достижению благих результатов в военно-полевых госпиталях необходима не столько научная хирургия и врачебное искусство, сколько дельная и хорошо учрежденная администрация. К чему служат все искусные операции, все способы лечения, если раненые и больные будут поставлены администрацией в такие условия, которые вредны и для здоровых… От администрации, а не от медицины зависит и то, чтобы всем раненым без изъятия и как можно скорее была подана первая помощь, не терпящая отлагательства…
Часто я видел, как врачи бросались помочь тем, которые более других вопили и кричали, видел, как они исследовали долее, чем нужно, больного, который их интересовал в научном отношении, видел также, как многие из них спешили делать операции, а между тем, как они оперировали нескольких, все остальные оставались без помощи, и беспорядок увеличивался все более и более… Без распорядительности и правильной администрации нет пользы и от большого числа врачей, а если их к тому еще мало, то большая часть раненых остается вовсе без помощи».
В первом письме из Севастополя 14 ноября 1854 года Пирогов писал жене: «Приехал в Севастополь 12 числа и спешу тебя уведомить, милая Саша, что, слава богу, жив и невредим. Подробное письмо начал было писать вчера, но не успел окончить; завтра едет фельдъегерь, а мне некогда; с 8 часов утра до 6 часов вечера остаюсь в госпитале, где кровь течет реками, с лишком 4000 раненых. Скоро поеду в Симферополь навстречу сестрам милосердия; устал, лежу и пью чай; погода сегодня, как в августе или в конце июля у нас, но зато вчера целый день шел дождь. …Слышится треск бомб и ядер, к вечеру, но не слишком часто. Дела столько, что некогда и подумать о семейных письмах.
Чу, еще залп; но мы в безопасности: остановились в бастионе № 4 Северной стороны.
…Целую тебя, прижимаю к сердцу. Поцелуй детей; скажи себе и им, что муж и отец думает об вас и за 2000 верст».
А вот как описывает события, связанные с приездом Пирогова в Севастополь, один из работавших с ним врачей: «В это критическое время явился к нам из Петербурга академик Николай Иванович Пирогов с десятком избранных им самим сведущих хирургов. Не успев познакомиться с санитарными учреждениями в самом городе, он принялся водворять порядок на Северной стороне. После сортирования раненых отправлен был огромный транспорт больных в Симферополь и прекращена была транспортировка раненых из нашего временного госпиталя, чрез что открылась возможность уложить по местам всех раненых и заняться поданием помощи страдальцам. Прибывшие хирурги вместе с военными врачами принялись деятельно за работу, и вскоре все больные были перевезены и успокоены… По приведении в порядок местного госпиталя на Северной стороне профессор Пирогов принялся за организацию санитарных учреждений в самом городе. Приняв в свое ведение от медицинского инспектора Черноморского флота первый перевязочный пункт, он первым делом стал заботиться, чтоб дать большой простор раненым и сохранить по мере возможности чистый воздух в комнатах. Для этой цели кроме дома Благородного собрания в городе заняты были все казенные здания и более удобные дома частных жителей, где прежде помещались одни только второстепенные перевязочные пункты. Теперь занята часть Николаевской батареи, дом Инженерного ведомства, Екатерининский дворец и купеческие дома – Орловского, Гущина и других, где можно было поставить от 3 0 до 50 и более коек».
С профессором Пироговым приехали в Севастополь лучшие молодые хирурги: Беккерс, Обермиллер, Каде, Реберг, Пабо, Хлебников, Тарасов, Тюрин, Сохраничев и опытный фельдшер Калашников. Прибыли в Крым и сестры милосердия – медицинские сестры Общины, присланные для оказания помощи больным и раненым воинам и самоотверженно работавшие под непосредственным руководством знаменитого хирурга.
Именно Пирогов первым в мире во время обороны Севастополя организовал женский уход за ранеными в районе боевых действий.
Никогда он не оперировал столько, сколько в Севастополе, при этом максимально используя и свое «сберегательное лечение». Он привез в Крым новую методику гипсовых повязок. Сам Николай Иванович, например, при переломах нижней трети бедра накладывал гипсовую повязку всего за пять минут.
Но и в Севастополе, как и в столице, Пирогов был обречен сражаться с циничной чиновничьей машиной. В симферопольских госпиталях оказалось втрое больше раненых, чем кроватей. В одном частном особняке четыреста солдат и матросов три дня валялись на голом полу. Их «позабыли» зачислить на довольствие, и жители соседних домов приносили им еду, как подаяние. В госпитальном супе плавали черви. Но и его есть было не из чего и нечем, потому что не хватало посуды: на тринадцать тысяч больных приходилось всего шесть тысяч ложек. Лекарств почти не было: в городе имелась одна-единственная аптека. Бинты, ветошь, компрессы присылали негодные к употреблению, да и тех недоставало, бинты снимали с умерших, стирали кое-как и еще мокрыми накладывали на раны живых людей.
При всем этом интенданты спускали в трактирах за вечер тысячи рублей, комиссариатские чиновники с годовым трехсотрублевым жалованьем проигрывали десятки тысяч в карты. А Пирогов с утра до ночи мотался по городу, размещая раненых, и в ответ на сетования соскучившейся жены писал: «…Мы живем на земле не для себя только; вспомни, что пред нами разыгрывается великая драма, которой следствия отзовутся, может быть, через целые столетия; грешно сложив руки быть одним только праздным зрителем…» И еще: «…Тому, у кого не остыло еще сердце для высокого и святого, нельзя смотреть на все, что делается вокруг нас, смотреть односторонним эгоистическим взглядом, и ты… верно, утешишься, подумав, что муж твой оставил тебя и детей не понапрасну, а с глубоким убеждением, что он не без пользы подвергается лишениям и разлуке».
На войне каждый поступал в соответствии со своими нравственными и профессиональными качествами. Но количество людей, у которых отсутствовало и то и другое, было, к сожалению, весьма велико!
Доставалось и сестрам милосердия, которых Севастополь встречал орудийным грохотом, вонью гангренозных бараков, изнурительной работой под обстрелом. Пирогов однажды сказал им, разведя руками: «Вы что ж, хотите, чтобы я вас в глаза хвалил?» В его устах это была высшая похвала.