Этот роман можно было бы еще назвать: «Ромео, Джульетта и Киев». Придирчивый, а возможно, и возмущенный читатель немедленно же заметит, что герои его далеко не так юны, как те, трагически влюбленные из Вероны. Что ж, с той поры и само человечество постарело на четыреста лет. А стало ли мудрее? Речь идет не о мудрости разума, который нас сегодня не только удивляет, но и пугает, а о мудрости чувств, сердец, душ, которая помогает нам оставаться людьми в самых жестоких испытаниях и должна спасти нас от самых страшных угроз.
И книга эта, собственно, является попыткой отобразить историю души, которая не всегда, к сожалению, находится в прямой зависимости от наших успехов или неуспехов в жизни, но неизменно выступает высшим судьей в вопросах добра и зла, справедливости и чести».
Среди персонажей романа – прокурорские работники. Постоянная сотрудница отца в Союзе писателей Украины Валентина Запорожец рассказала мне, что к людям этой профессии у Загребельного не было ни капли предубеждения. Просто его как должностное лицо, парламентария буквально заваливали жалобами, в том числе и на сотрудников правоохранительных органов.
Приведу только два случая. Сын одноклассника отца, заместитель гендиректора автобазы на Полтавщине, решил поступить в сельхозинститут. Без справки о занятости в сельском хозяйстве документы не берут. Не бросать же работу? Берется липовая справка в совхозе. Успешные вступительные экзамены, зачисление и… Нашлась «добрая» душа, накатала кляузу в «органы». Загребельный просит руководителя полтавских коммунистов Федора Моргуна (1924—2008) вмешаться и не ломать жизнь молодому человеку.
Второй случай достоин пера Франца Кафки. Замминистра культуры Украинской ССР в письме от 03. 02. 82 просит Первого секретаря правления Союза писателей Украины Загребельного П. А. «рассмотреть поступок Л. Костенко, дать ему надлежащую оценку и сообщить в Министерство…» К министерскому посланию прилагает цидулку руководителя – директора Киевской госфилармонии. Он жалуется на «хулиганский поступок» Лины Костенко – автора романа «Маруся Чурай», которая «нанесла мне физические (удары в лицо) и словесные оскорбления («подонок», «провокатор»)». На самом же деле бюрократы, дописав на афишах «отмена по техническим причинам», сорвали заявленное публичное исполнение романа в стихах Лины Костенко. Когда она пришла в Минкультуры объясняться, ее не принял ни один столоначальник. Дальше секретарш не пустили. Последние заученным текстом издевательски сообщали Костенко, что «все на аппаратной учебе министерства». А дома поэтессу ждал вызов к прокурору Печерского района Киева… Легко представить себе эмоции Лины Костенко при виде ухмыляющегося «провокатора».То, что происходило на страницах «Южного комфорта», советским вельможам пришлось не ко двору. В 1984 году в особняке в центре Москвы в Генеральной прокуратуре СССР была созвана конференция по поводу выхода в печать этого романа. Председательствовал самолично Генеральный прокурор Советского Союза. Не нашли более продуктивного занятия, чем в 1984 году созвать конференцию по поводу романа, который даже на русский не перевели. В командировку вызвали прокуроров из Киева и областей Украины, пригласили по специальному списку нескольких журналистов из центральных московских изданий. Будущему переводчику «Южного комфорта» на русский язык Григорию Кипнису один из участников той конференции расскажет: «Никак не мог избавиться от навязчивой мысли: вот-вот встанет и выступит с обличительной речью Вышинский». Роман «Южный комфорт» до конца 1980-х не издавали.
В 1983—1984 годах Загребельный почувствовал, что надорвался в противостоянии ветряным мельницам, в мраке заседаний и кабинетов – от ЦК до СПУ В октябре 1983 года он, пошатываясь, встал и вышел прямо посреди очередного заседания. В соседней комнате коллеги напоили его кофе.
«Я вышел, чтобы не упасть со стула, – рассказал он Алексею Коломийцу и заведующей канцелярией СПУ Валентине Запорожец, – чувствуя, что творится что-то неладное. Накануне дома упал и разбил висок». Алексей Коломиец много лет был главным соперником отца по шахматам. В драматургию он пришел относительно поздно с сатирической комедией «Фараоны», в которой рассказывается, как колхозное начальство в один миг стало фараонами. На мой взгляд, эта комедия – гениальное предвидение будущего независимой Украины. Загребельный посоветовал Алексею Коломийцу сделать «ход конем» против украинских перестраховщиков: перевести пьесу на русский и ехать в Москву. Там Коломийца ожидал фурор. Пришлось киевским бюрократам сделать вид, что и им смешно.
В 1964 году Загребельный на свое 40-летие выбросил из памяти все телефоны, кроме домашнего. В 1984 году к своему 60-летию он собрался распрощаться с суетой канцелярских присутствий и столоначальников. Решил впервые в жизни сам распоряжаться своим временем, читать только то, что считает нужным. СПУ, подобно КПСС, и росла, и действовала от съезда к съезду. Формально Загребельный оставил пост главы писательского союза по собственному желанию на съезде 7 июня 1986 года. Гончар запишет 08.06.86: «Пішли з Драчем до Андріївської (церкви) помолитись за нове керівництво СПУ.. Дивились, чарувались, німіли від краси… Андріївським узвозом стали спускатися вниз, на Поділ. На одному з будинків таблиця: автор «Білої гвардії» здивовано дивиться на новий, український, Київ…»
«Мафия» Гончара и блогосфера (Интермедия)
«Существовали две писательские «мафии», «группировки», – полагает литератор и звезда блогосферы Мирослава Бердник, – Гончара и Загребельного. И между ними шла война – доносы, отрицательные рецензии через своих людей и т. д.».
Полно вам, достойная «variag_2007». He стоит подпитывать нечетничество, манихейство, бесплодное, как высохшая кайдашева груша, на манер украинской школьной программы. У нее и так хватает защитников. За одно только намерение улучшить преподавание литературы в школе министру образования Дмитрию Табачнику критик и фулбрайтовский стипендиант Вячеслав Брюховецкий грозится каталажкой в любой стране планеты.
Получился у Мирославы Бердник интернет-римейк, то бишь новое-старое прочтение «Кайдашевой семьи» Нечуя-Левицкого.
«Теперь нашего ученика, как и тридцать-сорок лет тому спрашивают:
– Что такое идея произведения? – недоумевал в 1976 году Загребельный по поводу примитивизма в изучении литературы на Украине.
– Это его тема.
– А что такое тема?
– Это идея».
Тридцать-сорок лет спустя украинским школьникам зашоренные схоласты талдычат о кайдашах, о том, как ближайшие родственники не могут найти общего языка, постоянно ссорятся и строят друг другу каверзы, лодырничают, желая спихнуть работу на плечи другому, упиваются собственным эгоизмом и не желают искать компромиссы, обижаются по пустякам и привычно топят обиды в алкоголе. А меня сомнение терзает: прибавится ли после этого охоты даже мельком обратить взгляд на украинскую книгу?
Рад за Мирославу, что не придумала она мафию поэта-академика Бориса Олийныка. Без того стоколос наш измучен. Ведь «працює він буйно, болісно, засукавши рукава, внуртувавшись пальцями в саме пекло живого життя». Перечитывая эту мысль Иван Драча, Павло Загребельный отметил ее гениальную точность в двух словах: «внуртувавшись пальцями». В октябре 2010 года Олийнык праздновал 75-летие. Его юбилейное интервью преисполнено кайдашевых терзаний, звучит забытой и меланхоличной мелодией. Мол, когда утверждают, что в начале 1970-х Ивана Дзюбу на заседании в СПУ единогласно исключили, то это не так. Тогда же Борис Олийнык был против. И еще некто! Тогда протокол переписали. (Читаем интернет: Загребельный не только был «за», но еще и по злому умыслу протокол подтасовал. – Авт.).
Продолжаем «в свинячий голос» толочь воду в ступе. Узнавали себя жена лидера СССР Хрущева в учительнице из романа Михаила Стельмаха, а лидер Компартии Украины Щербицкий – в партработнике Пронченко из романа «Разгон»? За какие заслуги проспект Корнейчука в Киеве переименовали, а Тычине отвели музей-квартиру из двух квартир, будто он жил на два дома?