— В городе много русы. Они говорит, я слушать.

Дымка при этих словах недовольно фыркнула, переступила с ноги на ногу и попыталась укусить раба. Тот неожиданно ловко отскочил в сторону, сохраняя при этом полусогнутое положение.

— Смотри, следи за лошадьми, — недовольным тоном приказал гридень и, не оборачиваясь, поспешил к выходу. У него не было никакого желания продолжать разговор с этим потерявшим человеческое достоинство существом. Да и в терем пора было бежать.

После недолгих поисков Рагнар обнаружил сотника Мочилу на втором этаже. В просторной светлице у открытого окна собрались оба князя с ближними боярами. Дверь в комнату была широко распахнута и никем не охранялась. Разговор при появлении Рагнара стих. Славомир скользнул по вошедшему недовольным взглядом:

— Мочила, твой гридень? — как будто и не узнал.

— Мой, — буркнул сотник, поворачиваясь к Рагнару. — Что пришел?

— Куда людей вести? — вздернув голову, ответствовал десятник, он не любил, когда с ним разговаривали в таком тоне. В походе все равны, дружина как один человек, и снисходительный тон в разговоре с воином недопустим.

— Приказ передавали?

— Получили, только, к чему готовиться, не сказали, — Рагнар за пазуху за словом не лез, при этом он спокойно выдержал тяжелый взгляд исподлобья.

— Сказано ждать — жди! И чтоб к походу все были готовы, — вступил в разговор князь.

Молча кивнув, Рагнар повернулся к выходу.

— Не раньше чем через седмицу, — донесся из-за спины голос Славера.

— А если находники из Люблина раньше соберутся? — поинтересовался Славомир.

О чем князья говорили дальше, Рагнар уже не слышал. На пути во двор гридень встретил Плоскиню. После того боя на пути в Ольшину раненое бедро у Плоскини зажило, и старый воин отправился в поход вместе с остальной дружиной. В бою за Старград он участвовал вместе с конными сотнями. Сейчас при виде Рагнара Плоскиня сразу же принялся громко возмущаться, что Славомир, дескать, запретил в городе добычу брать.

— Где это видано?! Чай, не свой город отбили. С саксов жирок снять сам Радегаст велел!

Рагнар в ответ только грустно улыбнулся, он был согласен со старым воином, но сам еще перед приступом понял, что разжиться серебром здесь не удастся. Славер — князь безземельный, а значит, постарается укрепиться в Старграде. Портить отношения с горожанами ему не с руки.

Ребята обнаружились на подворье. Люди расположились недалеко от ворот прямо на земле. Некоторые сидели на щитах. Ни на кого не обращая внимания, воины травили байки и вспоминали были и небылицы в тот момент, когда к ним подошел Рагнар Змейко и начал повествование, как у них в селе лешего отваживали.

Расшалился, значит, Хозяин, людей в лесу плутать начал, девок и жен пугать, скотину воровать принялся. Озорует лешак не на шутку. Совсем житья от него не стало. Ну в один прекрасный день огнищане собрались всем миром да порешили укорот лешаку дать. Дескать, не по Прави он поступает.

Как раз через село в тот день мудрый волхв проходил. Кудесник послушал, как люди спорят, да и надоумил огнищан взять три бочки меда крепкого ставленого и отвезти в лес на полянку, где лешего часто видели. Человек он мудрый, немало на этом и на том свете повидавший, глупо такого не послушать.

Селяне не мешкая выкатили бочки, закинули на дровни да отволокли на полянку близ старого оврага, оставили там подарок и бегом обратно в село. Ворота затворили. Предварительно вокруг ограды борозду граничную пропахали. Над воротами череп тура да боевой топор повесили. Все, как волхв да старейшина велели.

За ограду волхв строго-настрого запретил выходить. Дескать, почитайте, что за оградой вовсе ничего нет. Стена там или обрыв. Посему даже глядеть за забор не стоит. День спокойно прошел, пока солнце за лес не закатилось. Ночью же страшное началось. Из леса шум странный доносился, словно кто большой с перепою буянит. Деревья трещат, в кустах шебуршанье, топот, у ограды шаги непонятные слышали, в лесу над деревьями огоньки мелькали. Ближе к утру из чащи уже вопли ужасные стали доноситься, ни один зверь так не ревет. Уж охотники знают. Страшно ночь прошла, многие глаз не сомкнули, только волхв спокойно в доме старосты спал.

Наутро, только рассвело и солнце выглянуло, священник взял свой посох, горшочек меда прихватил, ворота открыл да ушел в лес. Сам же велел за ограду не ступать, борозду не переходить и скот из деревни не выпускать. Ничего еще, говорит, не кончилось. Сказал так и ушел. Долго его ждали.

Только после полудня, когда солнечный Хорс уже к закату клониться начал, вернулся волхв. Все, говорит, заключил ряд с лешим. С этого дня Лесной Хозяин никому из селян вредить не будет, ни детей, ни жен, ни девок, ни скот, ни холопов не тронет. Наоборот, диких зверей от выпасов отваживать обещался. Но и людям условие: деревья без толку не рубить, дичь развлечения ради не бить, раз в год отвозить в лес бочонок меда да хлеба три каравая — Хозяину угощенье.

— А как же волхв договорился? — поинтересовался Буян. — Неужто зачаровал лешака?

— Да разве его зачаруешь?! Он сам от Матери-Земли сын. Просто попробуй-ка три бочки хмельного меда выпить. Что утром будет? Вот то-то и оно. Святой человек напоил лешего да утром похмелил его. Так вот и ряд заключить уговорил.

Так за разговорами незаметно шло время. Вскоре на подворье наметилось какое-то шевеление. К воротам Верхнего города проскакала верхами полусотня оружных гридней. Затем на высокое каменное крыльцо терема вынесли два богато украшенных высоких кресла. Явно что-то намечалось.

Наконец на крыльцо вышел боярин Прибыслав и, подняв украшенный серебряной насечкой рог князя Славера, прогудел сигнал сбора. Дружинники тут же повскакали с мест и побежали к терему. Привычка сказывалась, въевшаяся в кровь и плоть, — всегда идти на звук рога своего боярина или князя. Моментально собрались все, кто был на подворье или в Верхнем городе. Воины сразу же разбивались на десятки и сотни. Старшие только короткими окриками указывали, кому и где строиться. Получилось так, что люблинские воины встали справа от крыльца, а варяги Славомира слева.

Наконец на крыльцо вышли князья. Оба нарядились в дорогое, узорчатое, богато украшенное одеяние. Из-под алого мятля Славомира выглядывала тяжелая кольчатая бронь с кованым нагрудником. Славер же сегодня не утруждал себя доспехом, только на золоченом поясе у люблинского княжича как символ власти висел тяжелый меч.

Все было готово, люди ждали, что им скажут князья. Стоявший в первом ряду рядом с бойцами своего десятка Рагнар хорошо видел все происходившее на площадке перед теремом. Славомир первым опустился в свое кресло, Славер сначала наклонился к Прибыславу и негромко произнес пару слов. Боярин согласно кивнул, поднес к губам рог. Над Старградом проплыл низкий, хрипловатый, протяжный звук.

— Русы! Дружина верная! Воины велиградские и люблинские, товарищи боевые! — шагнул вперед Славер. — Вчера мы вступили в Старград. Взяли город честно: копьем. Мы пришли неукротимым морским прибоем и железной стеной. Подлые саксы при виде наших мечей сразу же побросали оружие, дрожа за свои никчемные жизни!

Со всех сторон зазвучал громкий смех. Воины с воинственным ревом подняли вверх копья.

— Перун!!! Слава Радегасту! — гремело над притихшим городом имя грозного бога русов.

— Дружина, мы взяли этот город, и он наш по праву меча! — прокричал Славер. — По закону мы можем взять здесь все, это наша добыча. Серебро, парча, железо, кони, женщины, послушные саксонские рабы. Здесь все наше!

Ответом послужил торжествующий рев. Каждый в душе надеялся на богатую добычу, а заодно и возможность отомстить саксам за все унижения и горести, за кровь, которую люди императора щедро лили по земле русов.

— Да, это так. Мы возьмем свое в городах саксов, пройдемся мечом и огнем по землям христиан. — Рагнар уже понял, к чему клонит люблинец. И действительно, следующие слова подтвердили его догадку.

— Но Старград наш город. Он построен нашими дедами и прадедами. Подлые саксы хитростью захватили его. Мы только вернули себе наше, свое, наш Старград, наше гнездо и твердыню. Можно ли пустить на поток и разграбление то, что построено нашими дедами? Нет! — почти выкрикнул князь, подаваясь вперед с энергичным жестом. — Мы вернули этот город. Он наш! Мы здесь хозяева, а я князь! — сказал, как отрубил.